Сны не о прекрасном

       — Будешь ли ты моим парабатай?       Джейс замер на месте, в его взгляде появилась не присущая ранее неуверенность. Он боялся? У Алека внутри всё горело от мысли, что Джейс откажется. Они через столько прошли вместе.       — Джейс? — неуверенно позвал Алек, — ты не хочешь?       — Что? Нет! То есть, да, я хочу! Но… Ты уверен, что ты этого хочешь?       — Я мечтал об этом почти всю свою жизнь, и ты знаешь, что меня останавливало. Мы вместе тренировались и вместе шли вперёд. Да, мы разные, я не убивал, но я сражался. И…       — Я согласен, — прервал его Джейс, — Я стану твоим парабатай, Алек. Но это не просто, ты же знаешь. Мы должны будем прикрывать друг друга, сражаться друг за друга, умирать друг за друга. Я к этому готов, но, прошу, подумай ещё немного, Алек. Я не стану тебя торопить. У нас ещё слишком много проблем, с которыми нужно разобраться, ты знаешь.       Алек понимал.       — Хорошо, — он задумался над словами Джейса, — ты прав, мне нужно хорошенько обдумать всё это. Но прежде всё же нужно решить проблемы с тем, что произошло в последние дни.       Джейс кивнул и улыбнулся. Такой простой улыбкой, которая могла не значить ничего для другого, но всё для Алека. В тот момент он понял одну простую вещь: он может назвать Джейса братом, как и Джейс может назвать братом его. Вопрос, мучивший его всю жизнь имел ответ всё это время, стоило только заглянуть в глаза Джейса. Стоило только понять их отношения. Любил ли тогда Алек своего брата? Любил, по-настоящему любил. Но всё же не так, как думал раньше. Настоящая любовь к семье это именно то, что он чувствовал и чувствует к Иззи и Джейсу, но та любовь, другая, о которой он мечтал всю жизнь, оказалась иной. Взаимной, тяжёлой, но окрыляющей. Он полюбил Магнуса, как и Магнус его. А Джейс всегда был и будет братом для него. Алек не хотел ничего терять, никого.       — Знаешь, если бы не Магнус, меня бы не было в живых. Я так и не сказал ему спасибо, потому что всё это время, что я на ногах и в сознании, он был с тобой. Он действительно любит тебя, потому что я ничего для него не значу, но ты для него — весь мир. Он помог мне только из-за того, что не смог бы видеть твоих страданий, — Джейс провёл рукой по волосам, как обычно делал, когда нервничал, — Алек, ты заслужил такой любви. Но ты не заслужил всей той боли, которую перенёс. Мне очень жаль, что порой и я был её причиной. Помнишь, тогда, у бара? Ты всегда видел правду, но я был слеп. И мне действительно очень жаль, что я сказал тебе всё это тогда.       — Джейс, — Алек нахмурил брови. Он не мог понять, почему тот вдруг начал говорить обо всём этом, — я не виню тебя ни в чём.       — Зато я чувствую вину. Я много что утаивал от тебя, но больше не могу. Я не просто так хватался за семью, боясь потерять кого-то из вас. Я не просто так до последнего пытался верить в своего отца.       Теперь уже интерес разъедал изнутри. Джейс никогда бы не начал говорить что-то подобное, если бы это не было настолько серьёзным. И то, каким подавленным сейчас выглядел парень, напоминало о прошлом, когда Валентин убил сокола. Алек помнил ту историю, частью которой стал. Джейс приручил сокола, и Алек помогал ему перебороть страхи. Он был счастлив увидеть, что Джейс справился, что он подружился с птицей. Но в тот же день Алеку пришлось успокаивать брата.       Он думал, что эта история была той самой причиной, по которой Джейс — это Джейс. Тот, кто он сейчас. Но теперь становится ясно, что не только сокол был чем-то важным для парня. Было что-то ещё, о чём Алек не знает.       — У меня был брат. Джонатан Кристофер Моргенштерн.       — Это же твоё имя.       — У отца не шибко богатая фантазия, Алек. Я жил с братом шесть лет. Он был на два года старше меня, он воспитывал меня, пока отец поднимал восстания по всему Сумеречному миру, бунтовал против Нижнего мира, убивал. Но проблема была не в этом. Мы с Джонатаном не могли коснуться друг друга.       Алек вопросительно выгнул бровь.       — Каждое наше прикосновение друг к другу причиняло боль.       Джейс вытянул руку вперёд, показывая шрам, который Алек и раньше видел. Три полоски, напоминающие чьё-то прикосновение. Джейс всегда говорил, что это оставил ему оборотень, убивший его мать. И Алек с Изабель верили ему.       — Это было самое долгое прикосновение. Я не знаю, почему у нас с ним оставались ожоги, но мне всегда было больнее. Он будто питался этой болью. Я начинал бояться его, той безумной улыбки, которая появилась вскоре. Боялся этого блеска в глазах. А однажды я увидел, как он убил невинное животное, просто голыми руками. В семь лет, понимаешь?       — Что он такое?       — Я задавался этим вопросом всю свою жизнь. Он монстр, Алек. Теперь я понял это окончательно.       — Но что с ним случилось?       — Когда мне было шесть, а ему восемь, отец взял его на первую охоту. Но там произошли какие-то внеплановые обстоятельства, и дом, в котором они находились, загорелся. Маг, за которым они отправились, сгорел вместе с Джонатаном. Так сказал мне отец.       Алек вздохнул и посмотрел в глаза брату.       — Но это не всё, да?       — Джонатан оказался жив, — кивнул Джейс, — и он в замке. Это он нанёс яд, который я взял у Малькольма, чтобы убить Роберта, на кинжал. И во время нашего с ним разговора, просто протянул мне оружие лезвием вперёд. В самый последний момент он полоснул меня им по ладони и ушёл. Я бросился за ним, но внезапное головокружение и боль не дали мне ничего сделать. А дальше, думаю, что ты знаешь. Саймон по просьбе Иззи выяснил, что за яд у меня в крови, а Магнус излечил меня, потратив большую часть своих сил.       — Я не знал об этом, — прошептал Алек, — почему ты раньше не рассказал мне о нём?       — Потому что мне не хотелось вспоминать. Я жил настоящим, с тобой и Иззи. Я был счастлив, но где-то в глубине души я хотел возвращения Джонатана, просто чтобы узнать, почему с нами это происходило.       Алек вздохнул и провёл рукой по волосам. Каковы шансы, что речь не о том Джонатане, который ему симпатизировал? Который всегда был рядом?       — Алек? — осторожно окликнул его Джейс.       — Прости, мне нужно идти, — немного подумав, протараторил Алек и тут же выскочил из комнаты, — О Ангел, за что ты так со мной? — прошептал он.       Алек начал обдумывать, что делать, что сказать и как быть дальше. Но мысли путались, потому он решил просто действовать по обстоятельствам. Джонатан — враг. Это невозможно отрицать. Малькольм тоже был врагом, и это точно также отрицать нельзя. Все вокруг предают.       Алек прикрыл глаза и снова увидел всё то, что произошло три дня назад. Он буквально вновь прочувствовал все те эмоции, всю ту радость и облегчение, но в то же время беспокойство, перерастающее в страх, а затем и в ужас. Та секунда, когда он увидел яркую вспышку после ощущения полной победы, превратилась в вечность. Он буквально наблюдал, как Макс выпрыгивает вперёд, становясь между волной магии и Алеком. В тот момент сердце не билось у парня в груди, всё внутри сжалось. Он только успел выкрикнуть имя мальчика, закрывая рукой лицо, прежде чем услышал глухой удар. По началу он боялся открыть глаза, чтобы не увидеть того, чего боялся, но, преодолев страх, он всё же сделал это. Алек увидел полупрозрачную стену между Максом и магией Малькольма, которая словно вода обтекала преграду. Это было красиво, завораживающе, но чёртовски страшно. Алек повернул голову и посмотрел на Магнуса. Бедного, измученного Магнуса. Его глаза были закрыты. И в тот момент Алек боялся, что потерял его, но то, что грудь мага ещё вздымалась и опускалась, опровергало всё.       Алек тряхнул головой, отгоняя воспоминания прочь, и отнял руку от своего потайного кинжала в рукаве, даже не пытаясь вспомнить, когда схватился за него. Он не мог контролировать себя, свои инстинкты и чувства, когда думал, что тем, кого он любит, грозит какая-либо опасность. Алек боялся потерять их, боялся, что его предадут, бросят, и тогда его сны будут более реальны, чем боль и ожоги. Тогда он будет стоять один, пока все, отвернувшись, убегут прочь. Может, страх был не в огне? Что если это — страх одиночества? У Алека всегда была опора, у него всегда была сестра, позже и брат, теперь Магнус, Макс и мама. У него всегда кто-то был.       Алек потёр переносицу и, прекратив подпирать стенку, направился прямо по богато украшенному коридору дворца. На стенах пестрели изображения то самой известной Сумеречному миру картины, где ангел Разиэль восстаёт из озера Лин с орудиями смерти в руках, то были развешены гобелены с гербами, а где-то и вообще располагалось знаменитое оружие и снаряжения. В общем, семейство Лайтвуд, а вернее то, что от него осталось, жили в наилучших условиях.       На самом деле, Алек даже не понимал, что чувствовал, когда узнал правду о своём отце. Это было в первую очередь ощущения силы, а потом и страха перед неизведанным. Он не желал власти, но и отказываться от неё не хотел. Он простой человек, он не должен был узнать о своей истиной крови, но теперь внутри появилось что-то ещё. Это была жажда большего. Алек, поняв, что уметь править, что иметь власть, не так уж и плохо, успокаивал себя лишь тем оправданием, что внутри него есть человеческая сущность, которая всегда стремиться к подобному.       Какая ошибка.       И главная, что осознанная.       Алек с медленного шага, перешёл на бег, через какое-то время оказавшись внизу, под дворцом. Здесь было не менее светло, чем наверху, потому что колдовские камни прекрасно озаряли это место, пускай и свет их был чуть более приглушённым. Алек помнил, когда увидел это место в первый раз. Тогда он был потерян и разбит, опустошён и испуган.       Алек остановился около стены с дверью, которую почти не было видно, но о которой он уже знал. Он колебался. Он боялся, что когда снова увидит это лицо, все его страхи того дня вернутся, что он снова не сможет ничего сделать, если всё выйдет из-под контроля. Хотя, если хорошенько подумать, то что может пойти не так?       Алек вытащил из кармашка медальон, который раньше принадлежал Малькольму: что-то похожее на маленькую монетку, но с фиолетовым камушком посередине и резными узорами по всей плоскости. Алек нащупал в одном из камней маленькую выбоину и вставил в неё амулет. Тихий скрип, а затем дверь приоткрылась. Парень вошёл внутрь.       Малькольм сидел на полу, его руки были закованы в антимагические цепи, с вырезанными в металле рунами, которые блокировали любое проявление магии, но тем не менее маг поигрывал своей «счастливой» монеткой, как тот сам её называл, подкидывая и ловя её. Малькольм даже не посмотрел на то, кто вошёл, продолжая как безумец вертеть и подкидывать монетку.       — Полагаю, ты пришёл ко мне с вопросами, — произнёс, улыбаясь, маг, а затем поднял голову.       Его безумные глаза смотрели прямо на Алека, внутрь него, словно видя все колебания, все сомнения и страхи.       — Ты ведь знаешь, кто такой Джонатан, да? — спросил Алек, пытаясь сделать как можно более уверенный вид, чтобы не выдавать своё истинное состояние.       — Более того, я знаю о его планах и планах его отца, — усмехнулся Малькольм, — Это единственное, почему я ещё здесь.       — Ты скажешь мне о них?       Малькольм чуть склонил голову набок, прищурив глаза. Алек сталкивался с этим поведением не раз, он помнит, что обычно после этого не происходит ничего хорошего. Маг смотрел на него меньше минуты, но казалось, будто прошла целая вечность, прежде чем на лице этого безумца снова появилась улыбка. Алеку стало противно.       — Ты боишься, — усмехнулся Малькольм, подкидывая и ловя монетку.       Алек не заметил, когда он сжал кулаки. Это было что-то неконтролируемое, неосознанное, как будто таким образом он пытался удержаться за какую-то ниточку своего здравого рассудка. Боялся ли он? Очень сложно ответить.       — Просто пытаюсь не врезать тебе, — кинул Алек, не подумав.       — Ты не умеешь врать, — монетка скользила между пальцев мага, и это начинало раздражать, — Это могло бы тебя погубить. Твои страхи и твои слабости.       — У каждого из нас своя слабость.       — И у тебя их слишком много, потому что ты ничего не знаешь о жизни.       Малькольм, казалось, смотрел прямо в душу, которая от этого готова была сжаться в комочек и покинуть тело. Противно.       — Так ты расскажешь мне о планах Валентина, и каким образом они связаны с Джонатаном? — мгновенно перевёл тему Алек.       — Я ничего не делаю за даром, — Малькольм сжал кулак с монеткой, а затем, когда раскрыл руку, её уже там не было. Только в глазах мага появился задорный огонёк.       — Я твой король, не забывай этого, — выдохнул Алек, признавая свою власть.       — Ты ещё не король. Ты им и не сможешь стать, потому что не хочешь, — Малькольм снова опустил свой взгляд на монетку в руке, — И потому что мертвецы не правят этим миром.       — О чём ты говоришь? — прошептал Алек.       — Скоро ты это поймёшь, — Малькольм снова уставился на него, а в фиолетовых глазах мага блестело то же безумие, что и несколько дней назад, та же жажда и та же улыбка на губах.       — Какова цена? — спросил Алек, просто чтобы знать, чем придётся пожертвовать.       — Моя свобода, — ответил Малькольм, смотря парню в глаза, от чего по коже пробежали мурашки, — Это довольно дёшево, не находишь?       Алек вдохнул воздух в лёгкие и потёр переносицу. Он не мог отпустить того, кто так поступал с Магнусом. Если не хватает сил на убийство, приходится платить существованием своего врага. Но, как ни крути, Малькольма отпускать было нельзя, потому что тогда прибавиться ещё больше проблем. И, судя по всему, маг слишком многое знал.       — Нет, — выдохнул Алек и поднял голову, решившись первым посмотреть в глаза Малькольма.       В которых не удавалось ничего прочесть. Это было не огорчение, не даже хоть какого-то намёка на то, что ничего не получилось. Напротив, его глаза сияли, словно он выиграл. Малькольм всегда улыбался и всегда смотрел так, словно знает всё, словно он только выигрывает, словно всё идёт так, как он хочет.       Вот, что пугало. Алек не знал, можно ли вообще выиграть.       — Знаешь, а я ведь по-любому выйду отсюда. Просто хотелось сделать всё по-хорошему.       — У тебя нет ни шанса, — отрицательно покачал головой Алек, хотя у него не осталось никакой уверенности в собственных убеждениях и мыслях.       — Правда? — Малькольм поднял руки, раскрыв ладони, — А где же тогда монетка?       Алек не успел ничего понять, только в голове мелькнула мысль о том, что он упустил. Ногу пронзила острая боль. Он буквально почувствовал, как сквозь неё что-то проходит, как оно скребёт о кость и рвёт все преграды.       Алек закричал, падая на одно колено. Руки сами метнулись к ране, зажимая её, будто это могло хоть как-то помочь. Кровь сочилась сквозь пальцы и капала на пол. Алек сжал зубы и поднял голову вверх, столкнувшись с фигурой Малькольма. Маг возвышался перед ним в полный рост, и смотрел так же, как дикий зверь на свою добычу. У него в руке, зажатая между пальцами, красовалась окровавленная монетка.       Алек попытался встать, но пробитая насквозь нога не слушалась, будто была повреждена какая-то важная часть, без которой ходить не представлялось возможным.       — Тебе стоит быть внимательней, — произнёс Малькольм, — Тебя так просто обмануть. Ты такой уязвимый и слабый.       Рука Алека метнулась к поясу, где было закреплено оружие, но тут же застыла, словно её парализовало. Он попытался ею пошевелить, но ничего не вышло. Алек сжал зубы так, что, казалось, они вот-вот сломаются. Как он смог это упустить?       Малькольм присел на корточки так, что их глаза оказались на одном уровне, затем протянул свою руку, вынимая из ножен на бедре Алека кинжал из чистого адаманта. Лезвие сверкнуло из-за попавших на него лучей, прежде чем парень почувствовал, как холодный метал чуть касается кожи на его шее. Не режет, а лишь касается самым кончиком.       — Чего ты ждёшь? — прошептал Алек, смотря Малькольму прямо в глаза.       — Не я должен буду тебя убить, как бы мне этого не хотелось. Я бы мог мучить тебя, разрезая на кусочки, но вот досада: тебе уготована смерть куда более мучительная. Просто чувствовать боль — одно, а видеть, как все твои кошмары стали реальностью, как страдает тот, кто тебе дорог, и понимать, что ты проиграл ту битву… — Малькольм прикусил губу, сделав задумчивый вид, а затем снова улыбнулся, — Ох, Александр, ты и понятия не имеешь, как больно тебе будет.       Алек чувствовал кипящую в венах злость, но в то же время он знал, что боится. Нет, не умереть. Боится проиграть.       — Я человек слова. И раз уж я договаривался с тобой, что моя свобода стоит ответов на парочку твоих вопросов, так оно и будет, — пожал плечами Малькольм, убирая нож от горла Алека, — Что ж, о планах Валентина: сегодня из города Костей пропадёт меч Смерти, завтра Валентин узнает, что есть ещё одно Орудие Смерти, нужное для призыва вашего Ангела. Собрав все орудия, он призовёт его и попросит выполнить одно желание, как и положено.       — Почему ты говоришь мне об этом обо всём? — спросил Алек, всё ещё пытаясь пошевелиться.       — Потому что ты знаешь, чего он желает. Это угроза и для меня.       — Я не верю тебе, — сквозь зубы, пытаясь забыть о боли в ноге, выдохнул Алек.       — Ты и не обязан. Но когда произойдёт всё это, вина будет лежать на тебе. У тебя есть шанс его остановить.       — Чтобы тебе жизнь спасти?       — Речь идёт не только о моей жизни, Александр. Ты же любишь Магнуса, Макса? Ты спасаешь не только мою жизнь. Они тоже часть Нижнего мира! И Валентин пытается изничтожить всех нас. Так что подумай дважды, прежде чем отказаться от моей помощи.       Малькольм махнул рукой. Алек тут же почувствовал, что его тело полностью свободно. Он бы схватил нож, он бы убил Малькольма, но… Он слишком слаб, чтобы лишить кого-то жизни. И он колебался. Он верил магу, и это не было хорошим знаком. Поэтому Алек даже не шелохнулся.       — Я предлагаю тебе возможную победу. Я знаю все его действия, я знаю всё.       — Как? — только и спросил Алек.       — Не могу тебе сказать всего, но у Макса очень большие возможности, просто он ребёнок и пока не раскрыл их все. Только его настоящий отец сможет помочь ему в этом.       Малькольм развернулся и пошёл в сторону выхода, но он на мгновение остановился, оборачиваясь к всё ещё неподвижно сидящему Алеку.       — Советую не доверять Благой, — бросил маг и ушёл.