Часть 1
19 сентября 2018 г. в 13:43
Чон Чонгук и не знал, что имея под боком идеальный шаблон семьи, слизанный и заложенный в мозг Гука еще в детстве, когда в голове был пышущий мечтами бутон чайной розы, так быстро прогорит. Не замечал и не хотел замечать, что тот самый бутон осыпался серым пеплом, когда он наблюдал за пластмассовой семьей своего будущего мужа. Он променял надежды и отложил в долгий ящик свои мечты. Он хотел так же — как все, стать бутафорией, лишь бы вписаться в историю примерным семьянином. И он получил стандарт, который в его случае будет включать двух замечательных дочек и идеального супруга.
Не догадывался, что имея все, о чем мечтал, он упустит парня с голосом соловья и душой ангела, который мог бы занять место пригретое солнцем прямо в сердце, а не обыденное на холодной супружеской постели, что грелось теплом двух телом по пятницам, если повезет .
— Это не то, что ты думаешь, — отчеканивает Чон, чуть уставший от рутины, гастролей, ссор с мужем — их в последнее время с этим цирком и погоней за мечтами развелось в его голове много, мучительно и до мигреней по ночам, прямо как крыс в подворотнях бедных районов, тех самых, что витиеватыми коридорами располагаются у расшитого красно—желтым и пожалуй дюжиной закладок шатра его цирка, — Тэхён, дорогой.
— Ну конечно, — протягивает Тэ, откладывая газету, в которой черным—по—белому фото на пол страницы, кричащее о том, что окольцованному Чон Чонгуку и в туре хорошо. Тэхён шмыгает носом и Гуку, который не был дома слишком долго — не понятно: то ли простуда цепкими когтями держит и без того хрупкое тело мужа, то ли больно настолько, что щеки вот вот загорят от соленых слез, что ожогами вылижут и заставят краснеть до вишневого оттенка, — ты прав, а все газеты Нью—Йорка врут?
врут врут врут ...
Чонгук старательно выкручивает мысли, вторя это слово на миллион или два, пока язык к глотке не присыхает от усталости, но Тэхёну все равно, ведь как объяснить, что уходит сверкнув худой спиной, больно ударив по их фундаменту звуком захлопывающейся двери.
А газеты Нью—Йорка, где горячие черно—белые снимки с мозолистых рук больших зевак с концерта, толстопузых мажоров и их придворных дам, что душат лебединые шеи парфюмом так, что воняет похуже, чем в загоне слона — никогда не врут. Слова тысячи очевидцев врать не могут в отличие от Чон Чонгука, которому, прикрывшись своей "неправдой", есть что скрывать.
Ему определенно есть, что запрятать в нагретом месте под тугими ребрами, вбив туда лишь одно имя нереального Чимина.
Ту самую улыбку, что мальчишка дарил по утру, когда лежа на простынях выпрашивал ленивые вереницы поцелуев до сокровенных мест в стенах отеля, которые никогда не расскажут чужим ушам историю запретной любви женатого мужчины, пускай и успешного шоумена популярного бродячего цирка и парня, что топит сердца своим голосом, разжигая костры и взрывая мириад звезд в груди.
Те самые прикосновения, взгляды и немую благодарность за то, что поверил, а главное увидел, что за всей этой расшитой золотом мишуре, бурными овациями и восторженных отзывов самых влиятельных критиков, прячется маленький и напуганный мальчик Пак Чимин, обнаживший лезвие ножа, направляя на голодную толпу тех, кому вечно мало. Что разглядел его и обнял, даря уют родного дома, которого никогда не было, того самого, что рождается в канун Рождества, когда огни и сводящий желудок запах индейки.
Чимин был благодарен и был готов сверкать для него даже тогда, когда свет софитов темнел в пустом зале большого театра.
Гук благодарность принимал как должное и был ослеплен далеко не космической любовью, что выжигает глаза своей правдивостью, а золотом, что набивало брюки молодого предпринимателя.
Они несчастные, никому ненужные влюбленные, которые так и не смогли остаться вместе, которые погорели без возможности на счастье под нескончаемый поток оваций в тот день, когда вкус горечи от слез последнего поцелуя жег чоновские губы даже в вагоне поезда.
Чон, сидящий в гостиной и опустошающий весь шотландский скотч до прозрачного дна, думает, что вернись он в тот день, он бы все исправил и знает точно, что в это раз говорит правду. Люди, которые потеряли любовь всей жизни, люди, что склеивают разбитое сердце бутылкой терпкого скотча — врать просто не умеют, в случае Гука просто не хотят.