Одна пятая

Ко всему можно привыкнуть. Доминик смирилась с тем, что приходится много учиться и лишь иногда навещать дедушку. Луи никак не показывает, что ему сложно жить в отдалении от людей. Ной же привык к постоянной боли. Утро часто начинается с того, что его как будто бьют под дых. Ной переворачивается на бок и сворачивается клубочком — так легче перетерпеть. Минута, две, три. Острая вспышка боли постепенно угасает, оставляя после себя лишь неприятное тянущее чувство. Ной уже научился почти не замечать его. Он умывается, одевается. Пуговицы на рубашке не получается застегнуть сразу — пальцы сводит судорогой. Ной терпеливо ждёт, пока руку немного отпустит, затем поспешно приводит себя в порядок и спускается к завтраку. На столе ароматный бекон, тёплый хлеб, свежевыжатый сок, хрустящие овощи. Ной с удовольствием жуёт всё, до чего может дотянуться, пока горло резко не сдавливает. Сначала он думает, что подавился, но нет. Доминик обеспокоенно смотрит на него, Ной не может выдавить и звука, но жестом показывает: всё в порядке. Со мной. С моим соулмейтом — нет. Доминик хмурится, и её глаза темнеют. Доминик не очень любит соулмейта Ноя. Вот так, заранее. — Ему нужно быть аккуратнее! Он совсем о тебе не думает! — раздражённо восклицает она. Ной только пожимает плечами. На самом деле, он старается не размышлять о том, что происходит с его родственной душой. Нельзя почувствовать больше одной пятой боли своего соулмейта. Ною хочется верить, что он какое-то исключение и ощущает её всю. Ной ничего не знает о своей родственной душе, но не может представить, чтобы живое существо само ранило себя столь часто и так сильно. А значит… А о том, что это значит, Ною было страшно даже просто думать. — Его что, вообще не заботит, что ты страдаешь?! Ной ничего не отвечает Доминик, как и всегда. Только думает: «Зато я о нём забочусь», — и после завтрака отказывается от предложения полазать по деревьям. Ной может упасть, сильно удариться, а причинять своей родственной душе дополнительную боль он не хочет. К обеду Ной идёт в библиотеку, читать очередную книгу о родственных душах. — Там написано, как можно разорвать эту калечащую связь? — спрашивает Доминик, заглядывая в текст через плечо Ноя. Ной изучает книги не для того, чтобы «освободиться», а наоборот, чтобы узнать своего соулмейта сразу. И избавить его от мучений. Ной надеется, что ему хватит на это сил. Ной отрицательно качает головой в ответ на вопрос, а вечером просит Доминик погладить его по голове или по плечам: он прочитал, что в редких случаях могут передаваться приятные ощущения, и Ною хочется верить, что его соулмейт сможет ощутить хоть немного ласки в море своей боли. Ночью он с криком просыпается и падает с кровати. Ему кажется: в левую руку вонзают нож, затем вынимают, снова вонзают и медленно проводят им от локтя до кисти. По венам разливается лава, и жар оплавляет каждую косточку. Из тела вытягивают нервы и по каждому, оголённому, с силой топчутся. Вскрывают живот, грубо перемешивают органы, повреждают половину из них, заталкивают обратно. Ной чувствует свои слёзы. Они скатываются по щекам, и на секунду в темноте ему мерещится, что из глаз течёт не вода — кровь. Ной забивается в угол комнаты и теряет сознание. Утром, открыв глаза, Ной не сразу понимает, где он, кто он. Ной не может даже пошевелиться, и всё равно все его мысли лишь о соулмейте. Что с ним сделали? С ужасом прислушивается к себе: нет, чужая боль никуда не делась от него. Родственная душа ещё жива. Вздох облегчения вырывается сам собой. Ной твёрдо решает, что, как только он встретит свою родственную душу, больше никому не позволит её обидеть. На глаза Ноя наворачиваются слёзы от мысли, что он чувствует лишь одну пятую.