Тревожные мысли

— Мне правда очень жаль, что я вас подвела, — Риша, ссутулившись, замерла в дверях своей квартиры. Стоя на лестничной площадке, Данте продолжал сверлить её недовольным взглядом, а Ванитас только вздохнул и махнул рукой. — Ничего, мы справимся. Риша благодарно улыбнулась. — И как ты собираешься забраться на грёбаный дирижабль силой только одного дампира?! — Данте, вспыливший ещё на словах Ришы о том, что она не сможет пойти с ними на дело сегодня, взорвался руганью, как только они вышли на улицу. Ванитас пожал плечами. — На месте разберёмся. Данте фыркнул и сцепил кисти за затылком. — Если у нас не получится, деньги за помощь я с тебя всё равно сдеру, жулик. Ванитас кивнул и улыбнулся уголком рта. Кто-кто, а Данте знал, что денег у Ванитаса почти никогда не водилось. — И всё же, с чего ты такой добрый вдруг стал? — спросил Данте после недолгого молчания. Ванитас едва заметно вздрогнул: именно этот вопрос он надеялся не услышать. — Её родственной душе нужно уехать на целый год, а они встретились только сегодня. Я думал, у тебя первым сердце дрогнет от такой драмы, — Ванитас старался говорить как можно беззаботнее, лишь бы даже намёком не обнажить настоящую причину своего решения. Данте чуть смутился и промямлил: — Ну, я ещё не встретил своего соулмейта, так что мне не понять. Ванитас грустно усмехнулся, надеясь, что в сумерках не разглядеть толком его лица. Родственные души, наверное, единственная тема, при разговоре о которой ему было сложно сдерживать свои эмоции. Данте «ещё не встретил» своего соулмейта, а Ванитас, наверное, никогда и не встретит, от чего сердце болезненно сжималось, мешало дышать каждый раз, когда разговор заходил о родственных душах. Потому что соулмейты приглядывают друг за другом, а Ванитас с трудом заботился даже о себе. Потому что для людей он — человек, связанный с вампирами, для вампиров — обладатель мемуаров: опасное существо и для тех, и для других. Потому что Ванитас постоянно лез, куда не просят, и влипал в неприятности. Каждый из этих пунктов — аргумент за то, чтобы не связываться с ним. А всё вместе… Даже если в мире существовала его родственная душа, Ванитасу было её заранее жаль: человек или вампир, любая или любой заслуживал кого-то получше, чем он. Ванитаса начинало мелко трясти каждый раз, когда он задумывался об этом слишком долго. В частности от того, что всё же ему очень хотелось. Чтобы кто-то беспокоился о нём. Чтобы кто-то дарил чувство безопасности. Ванитас просто не мог заставить Ришу пойти с ними, когда она, пусть пока что только на день, обрела всё то, о чём он мечтал, укутавшись в тонкое одеяло в продуваемой всеми ветрами дешёвой съёмной комнате. Ванитас всегда думал, что соулмейту будет плохо рядом с ним, но никак не мог предположить, что ему самому станет непросто, если его родственная душа окажется рядом. То, что Ной — его соулмейт, Ванитас понял с первого взгляда. Потому что тот держал на руках мадемуазель Амелию, и эта картина показалась Ванитасу настолько неправильной, настолько иррациональной, хотя он видел впервые в жизни их обоих, что всё сразу встало на свои места. Они подрались и выпали из дирижабля. Так себе встреча соулмейтов. Падая, Ванитас уже решил, что вполне заслуживает такой смерти, но Ной догадался своим телом защитить его от травм при пробивании крыши какой-то старой церкви. Лёжа в груде хлама, Ванитас пытался убедить себя, что всё вышло случайно и Ной поступил так просто потому, что не хотел чьей-либо смерти, однако как только они снова оказались лицом к лицу, мысли спутались. Ванитас ещё несколько дней корил себя за опрометчивость, с которой, потеряв самообладание, он попросил Ноя стать его щитом, а затем сказал, что он обычный человек. Надо было ещё там, пытаясь остановить кровь из разбитого носа, сказать ему, чтобы держался подальше. Доминик бы позаботилась о Ное, а жизнь Ванитаса не усложнилась бы. Потому что Ной действительно оказался его соулмейтом, но, выросши вдали от общества, не понимал этого, а Ванитас был вынужден сидеть на ступеньках кареты, слушать едва различимое мурлыканье, с которым Ной пил кровь своей богатой подруги, и, прикусывая губу, бороться с желанием открыть Ною глаза на их связь. И всё же пока что он держался. Потому что Ной неплохой, и как бы Ванитасу не хотелось оказаться ближе к нему, он не мог испортить ему жизнь своим в ней присутствием. Спутавшись с Ванитасом, Ной забыл бы, что такое спокойствие: его жизнь состояла бы из проклятых вампиров, драк и сомнительных планов. Ванитас спровоцировал Жанну на укус, надеясь, что отвлечётся от мыслей о Ное, но всё стало только хуже: короткие волосы девушки побелели перед поплывшим от боли взглядом. Ванитас никогда не позволил бы Ною себя укусить, потому что некоторые вещи он с трудом доверил бы даже соулмейту, и всё же в тот момент он представил, что не Жанна впилась в него клыками. Ванитас осознал, что не сможет долго сопротивляться притяжению к Ною, когда тот заслонил его сначала от ледяных кинжалов Вероники, а затем встал между ним и Рутвеном. Ноя ранили, за что Ванитас тут же почувствовал болезненный укол совести. Почти всю ночь Ванитас сидел у кровати Ноя, думая, что же теперь делать. Отталкивать Ноя не хотелось, а потому не получалось. И в то же время Ной уже успел пострадать, находясь рядом. Заметив, что Ной заворочался, Ванитас поспешно покинул комнату. Впрочем, это не помогло: не прошло и получаса, как Ной нашёл его на колокольне. Ной мог не знать много о родственных душах, но всё же умудрялся бить по самым больным местам. «Ты ничего не хочешь мне сказать?» «Ты мне не нравишься, но интересен, как личность». «Ты будто поставил на чём-то крест». Не выдержав, Ванитас попытался замахнуться на него ножом, но размяк так же быстро, как разозлился. Тем более, он точно не хотел ранить Ноя ещё больше. Ной продолжал говорить, и с каждым словом Ванитас всё больше терял контроль над эмоциями. «Я решил остаться с тобой, Ванитас», — закончил Ной свою длинную речь, и Ванитас стиснул зубы, чувствуя, как подкашиваются ноги. Рассветное солнце играло в волосах Ноя, будто сплетая из своих лучей нимб над головой вампира. Ванитас же, глядя на это волшебство света, только сжал крепче губы, в его голову определенно лезли совершенно глупые аналогии. С каждым вдохом сопротивляться очарованию Ноя становилось всё сложнее. Захотелось перестать думать о проблемах, одиночестве и пустить всё на самотёк, разрешить судьбе, что свела их вместе, самой придумать конец их истории. Впервые за долгое время искренне улыбнувшись кому-то, Ванитас позволил себе этот кусочек счастья.