Нити волшебной надежды

«У плохих поступков нет оправданий, но могут быть причины»

2010 год, Ноябрь Софи готовила дом к жизни. Ей хотелось знать, что именно она сможет ощутить здесь, в своем новом жилье — печаль или вновь обретенное счастье. Сейчас же, когда она только перевезла вещи, чувствовалось облегчение и невесомое волнение, которого не было даже при заезде в квартиру на Мидуэй-роуд. С открытием двери в этот дом она открыла для себя новую жизнь. Было сложно поверить, что теперь у нее есть свой собственный дом — место, где хозяйка только Софи, где все решения сможет принимать только она, где она сможет управлять своими чувствами и обрести комфорт. Софи улыбалась, когда смотрела на него с улицы, стоя у дороги. Ей еще не пришлось здесь ночевать, но в этот раз она проведет свою первую ночь на новом месте и поймет, что такое – жить одной в собственном жилище, о котором раньше Белфорт могла только мечтать. София ходила по комнатам, еще незнакомым и чужим, проводила рукой по мебели, и в груди разливалось тепло, словно это место из ее прошлого, из детства. Несмотря на то, что здесь жили другие люди, она этого не ощущала. Он будто всегда принадлежал только ей одной. Дом не был хоромами, он не стоил кучу денег, не выглядел как дворец, но был таким уютным и таким похожим на Софию. Поэтому она сразу влюбилась в него и грезила мечтами однажды купить его. Ее молитвы словно были услышаны – объявление висело очень долго, прежде чем у нее появился шанс. Не раздумывая ни секунды, она договорилась с владельцем о встрече и сообщила, что готова сразу купить его. Может быть, в чем-то ей и помог Роберт, но она не считала нужным благодарить его. Он заплатил за свою ошибку, но это слишком малая плата, чтобы Софи убедилась в справедливости. Деньгами она не вылечит искалеченное сердце. Когда она ходила по саду и осматривала каждый уголок, каждую деталь, – сердце трепетно дрожало. Это не менее, чем предмет искусства для Софи. Дом был облицован деревом цвета слоновой кости с коричневыми вставками возле окон и такого же цвета крышей. Вход — небольшая открытая терраса с навесом, где можно было дышать воздухом и пить кофе по утрам, несмотря на погоду. Она держалась на резных балках. Одноэтажное, невесомое, но внушающее здание было окружено защитой в виде деревьев, они словно укрывали его от бед и бурь; справа — зеленая лужайка, где можно было посадить цветы и сделать каменную тропинку; сзади — двор с навесом, где можно устроить пикник или ужин, и гараж для машины. Все, о чем грезила Софи, сейчас было у нее. Только у нее одной, а не у них с Робертом, как она хотела когда-то. Но сейчас это было мало важно. Бетани помогла привезти вещи, и после ей пришлось уехать. Софи разбирала их медленно, наслаждаясь атмосферой переезда, ощущала дрожь и осознавала, что это именно то, чего она так ждала. Чувствовать биение сердца и радостное волнение было приятно. Прошло почти полдня, прежде чем она смогла оторвать свой взгляд от нового владения. Тогда она осмотрела внушающую стопку коробок с вещами и волнующе схватилась за голову. — И сколько я буду вас разбирать? Месяц? — спросила она вслух. Вещей оказалось действительно немало, но по большей части место занимали ненужные безделушки, которые София была готова выбросить. Она разбирала коробки, откладывая нужное в одну сторону, ненужное – в другую. На очереди — книги, открытки, фото и письма. Ее тронули воспоминания и ностальгия. На одном из фото была София и ее построенный шалаш. — Мама, посмотри скорее! — Ох, милая, ты сводишь меня с ума, — Мюриел засмеялась, глядя, как Софи строит большой дом из одеял. — Я буду жить здесь, — София радостно хлопнула в ладоши и деловито сложила руки на груди. — А я буду жить с тобой? — Нет, ты с папой будешь жить в своей комнате, — Софи нахмурилась и залезла в свое убежище, а Мюриел покачала головой и рассмеялась. Одинокая слеза скатилась по щеке. Софи с печалью вздохнула. Тот шалаш она именовала как собственный дом, о котором мечтала с самого детства. Ее мечта исполнилась спустя десятки лет. Если мечты сбываются, значит, в этой жизни еще есть куда идти и куда смотреть. Даже если кажется, что это не так. Когда она разобрала мелочь и расставила по новым местам, у нее осталось около пяти коробок, где лежали посуда, одежда и мелкая техника. Она забрала почти все, что было в старой квартире. Основную часть она решила унести в комнату и разобрать позже, а оставшуюся коробку, отличающуюся от остальных более темным цветом, решила открыть сейчас. Только Софи знала, что там, и несмотря на ожидаемую реакцию все равно открыла свое «прошлое». Внутри лежали фотографии, рамки, подарки и мелкие вещи, связанные с ее мужем. Невольно задрожали руки, а сердце тронула боль. На одной из фотографий Роберт влюбленно смотрел в глаза Софи. Она помнила этот день, помнила каждую его минуту и тот момент, когда муж впервые сказал «люблю». София никогда не сможет забыть тот взгляд. И не сможет его снова увидеть. — Посмотри, ты помнишь этого медведя? Я был так глуп, надо же! — Ты подарил мне его в нашу вторую встречу. В первую ты благородно спас меня от падения, — София хохотнула, держа в руках игрушку, и вспомнила, как неудачно споткнулась о недоразумение в виде поломанного асфальта. — Так поступил бы любой мужчина, — Роберт гордо поднял голову. — Но бросился помочь только ты, — Софи взяла мужа за руку, сидя на полу, окруженная неразобранными вещами. Роберт сидел напротив, сжимая в своей ладони руку жены. Он смотрел на нее как в первый раз, словно только что влюбился. Его глаза горели, распыляя искры, а Софи в этот момент осознавала, как ей повезло. — Мне кажется, я снова в тебя влюбился, — сказал Роберт, целуя руку Софии. — А мне кажется, я любила тебя всегда. В груди все еще не утихала боль от развода с мужем, но, если вдруг кто-то спросит о ее делах, она ответит, что все отлично. Иначе быть не могло. Слезы не потекли по ее щекам, но в груди щемило. Сердце рвалось на части, когда Софи разглядывала эти вещи, вспоминая о былом счастье. Понимая совершенную глупость, она пожалела, что не оставила эту коробку под снос в старой квартире. А потом осознала, что это к лучшему — в коробке лежал кулон. И она бы не простила себя, если бы потеряла его. Он был дороже всего — тот самый мамин кулон, который Роберт подарил на годовщину. Белфорт сжала его в руке, вспоминая, как получила этот подарок. Она до сих пор не знала, как Роберт смог его найти, ведь он сделал невозможное и вернул ей единственную вещь, что осталась после смерти матери. Казалось бы, мелкая непримечательная вещица, но так много значащая для Софии. Ей казалось, что от него до сих пор исходил запах мамы — старинный цветочный аромат, Белфорт помнила его и вряд ли сможет когда-нибудь забыть. Воспоминания, режущие Софи по сердцу, не отпускали, но время шло. Она хотела закончить с разбором вещей, чтобы заняться другими делами. Ее на днях ждало новоселье. София сложила обратно фотографии и вещи из прошлого, но кулон надела на себя, не желая больше расставаться с ним. С фотографии напоследок взглянул Роберт, сверкнув любящими глазами. Белфорт закрыла коробку и унесла в кладовую. Софию отвлек мобильный, звонивший где-то в кармане пальто. Вынула его и застыла, увидев имя звонившего. Она поджала губы. Прошло несколько секунд, прежде чем Белфорт решила ответить, хоть ей и не хотелось сейчас говорить. Софи уважала родителей Роберта — они прекрасные люди, но осадок от предательства их сына был настолько тягостен, что даже с Джозефиной и Фрэнком говорить не было желания. — Здравствуй, Софи, — теплый, тихий голос послышался на другом конце провода. По коже пробежались мурашки. — Я знаю, что тебе вряд ли хочется говорить с нами, но мы бы хотели пригласить тебя сегодня на чай. Приезжай, пожалуйста, — словно прочитав мысли Софии, проговорила Джозефина. Она говорила медленно, будто подбирала слова, чтобы не сказать чего-то лишнего или неправильного. Софи села на диван, думая над предложением свекрови. Ей было тяжело решиться, ведь каждая деталь их дома тоже напоминала о муже, и Софи боялась потерять тот стойкий баланс, который смогла поймать в последние дни. С другой стороны, они имели право узнать ее мнение и увидеть ее. — Я заеду сегодня вечером, но ненадолго, есть еще дела, — ответила Белфорт, слыша в ответ тишину. Ей показалось, что звонок оборвался, но после она услышала взволнованное дыхание и дрожащий голос. — Да, конечно, мы с Фрэнком тебя ждем. — До встречи, — Софи отключила вызов, в ту же секунду чувствуя груз на душе, она словно ощущала за собой вину, но в то же время понимала, что ни в чем не виновата. Ей все еще было тяжело принять правду. Недолго думая, София набрала отца. — Папа? Как ты? — Все в порядке, я на работе, — ответил отец, и Белфорт вымученно вздохнула, снова злясь на него. — Неужели тебе все равно на уроки, которые преподает жизнь? Ведь доктор пре… Отец прервал попытку нравоучать его. — Послушай, Софи, ты же уже не маленькая, и я тем более. Мне жить осталось недолго, а я должен помочь тем, кто в этом нуждается, — строго отчеканил Генри, отчего Софи сглотнула и прикрыла глаза. Она знала, что до него невозможно было достучаться. Он словно построил перед собой непрошибаемую стену из металла. Даже врачи и случавшиеся приступы не были способны ее проломить, куда уж до стараний дочери? Хотя казалось бы, что может быть важнее нее? Отец просто пытался уйти от реальности с тех пор, как умерла его жена и мать Софии. Прошло уже много лет, но Генри все так же упорно пытается заполнить все свободное время работой и проблемами других, нежели подумать, как решить свои. Софи была недовольна, но что бы она ни делала — отец отвергал. — Я всего лишь хочу, чтобы ты был здоров и дожил до внуков, — Белфорт бросила свой козырь, зная, что папа огорчится от этого, но разговоры о детях всегда воодушевляли его и немного помогали мотивировать. Она знала, что ответит отец, но уже привыкла и не воспринимала всерьез его уколы. — Я доживу до внуков, если ты сама наконец опомнишься. Роберт не последний мужчина в твоей жизни, ты еще молодая, а вот я нет, — полухриплый, но властный голос отца заставил Софию задуматься, но не расстроил. — Мне пора, милая. Еще поболтаем. Звонок оборвался, и Белфорт бросила телефон на диван. Снова напомнила себе, что у мужа уже есть ребенок, и если бы… Если бы все сложилось правильно, то сейчас она могла быть матерью их прекрасной дочери или сына, а отец стал бы счастливым дедушкой. Софи потеряла все, а ее муж обрел все в лице ребенка. Несправедливость мучила и заставляла думать, что София Белфорт не заслужила семью, как все остальные. Пока оставалось время до поездки к родителям мужа, София позвонила подруге. Она откинулась на спинку дивана, проводя ладонью по коже теплого коричневого оттенка, и ждала ответа. — Я только недавно от тебя уехала, уже что-то случилось? — Бетани иронично усмехнулась. В трубке послышался смех Рика, а потом его истерика. — Я просто хотела обсудить новоселье. — Я приду, только не смей покупать много вина, — подруга посмеялась, попутно что-то говоря сыну. В ухо Софи попали отрицания мальчугана и звонкий визг. — Это будет трезвая вечеринка. Что у вас там? — Тогда меня не жди, — Бет ненадолго замолчала. — Он отказывается есть, что бы я ему не предлагала. — Попробуй оставить его в покое? Наверняка, он сообщит тебе, если проголодается, — София представила себя на месте подруги: как бы она поступила в такой ситуации? — Слушай, я даже не знаю, кого можно позвать… Вдвоем нам будет явно скучно. — Да, вариантов немного. Может быть я позову своего бойфренда? Ты просила с ним познакомить. — А вы что, уже вместе? И почему я ничего не знаю? — Не совсем, все немного иначе. Мы просто общаемся. — Ладно, приходите оба. Можно позвонить Мадлен, ты помнишь ее? — Не видела сто лет. Еще я помню, что чуть не вырвала ей все волосы, когда она увела у меня парня. Если ты ее позовешь — забудь о своей лучшей подруге. — С тех пор многое изменилось, но ладно, посидим втроем, — София согласилась, потому что так было проще, и прошла в спальню, чтобы переодеться. — Я отключаюсь, нужно собираться к Белфортам. — И ты молчала! Зачем тебе к ним? Там будет Роберт? — Джозефина попросила меня приехать. Я все тебе расскажу, обещаю, а сейчас — чао! — с привычной для Бетани демонстративностью попрощалась Софи и отключила звонок. Софи переоделась в классический серый костюм и надела черные туфли-лодочки. Все ее небольшое окружение знало, что София Белфорт любит классику. Редко ее можно было увидеть в джинсах и футболке, и чаще всего она выглядела как с иголочки. А кто-то говорил, что она каждый день ходит на фотосессии для модных деловых журналов. На самом деле, в строгой одежде она просто чувствовала себя увереннее. Это помогало ей справляться с неудачами и растерянностью. Она села за руль, выехала к дороге, но долго не решалась поехать дальше. Ее как будто что-то держало возле дома, не отпускало. Она поняла, что теперь «убежище» — ее защита и предостережение. Но сейчас не было пути назад. Софи выехала на трассу, оглядев из окна дом в сотый раз за сегодняшний день. По пути она заехала в кондитерскую и купила к чаю «Ангельский пирог», который любила мать Роберта. Софи слушала радио, где крутили песни о любви. Куда бы она не смотрела — везде мерещилась любовь. То, что она потеряла. То, что она не смогла уберечь. То, что причинило ей так много боли. Я умирал каждый день в ожидании тебя, Дорогая, не бойся. Я любил тебя тысячу лет, Я буду любить тебя еще тысячу лет.* София усмехнулась. Ей вспомнилось, как они с мужем клялись в вечной чистой любви. И сейчас все это казалось смешным, ненастоящим, какой-то небылицей. По щеке скатилась слеза, а затем еще одна. Белфорт улыбалась, защищая себя этой улыбкой. Она училась играть. Точно так же, как и ее муж. Она не хотела притворяться, чтобы не пришлось никому ничего объяснять, но сейчас другого выхода не было. Она окрепла, осознала то, что произошло, но не смогла принять это. Нужно больше времени. Когда София подъехала к дому свекрови, в груди кольнуло. Легкая тревожность взяла верх, но был настрой на положительный исход этой встречи. Что бы ни случилось, она должна выстоять до конца. «Ты сломал меня однажды, больше ломать нечего». Она решительно вышла из машины, уверенной походкой направляясь ко входу. Пронесся стук каблуков по каменной дорожке. Он был похож на звуки сильной женщины. София увидела перед собой картину из прошлого, как они с мужем вместе приходили к его родителям; счастливые лица Джозефины и Фрэнка, когда дети поженились; их частые посиделки за кофе и разговоры о внуках. А сейчас здесь было пусто. Так же, как в сердце Софи. В заросшем саду, где всегда пестрили яркие цветы, никто не гулял, дом был похож на угрюмую брошенную постройку: облицовочное дерево выцвело, а цветы вокруг повяли. Складывалось ощущение, что этот дом был олицетворением их с Робертом судьбы. София не хотела быть заброшенным увядшим цветком. Она постучала, и через мгновение дверь медленно открылась. Перед ней стояла Джозефина. Она потянула руки к Софи, и та не стала сопротивляться. Она обняла свекровь, чувствуя бесконечное тепло, словно обнимала свою родную мать. Руки задрожали, а глаза защипало от слез. Софи отстранилась, поднимая пирог выше, и дрожащими губами улыбнулась. — Мой любимый… Спасибо, милая, проходи, — свекровь проводила Софи в дом и помогла раздеться. Ее оценивающий добрый взгляд София приняла как комплимент. — Здравствуй, Софи, — в проеме между кухней и гостиной показался Фрэнк. Казалось, что он немного постарел, как и его жена. У них обоих стало больше морщин и потух блеск в глазах. Ситуация с разводом коснулась всех и оставила след на каждом. Роберт погубил всех своим неверным решением. — Здравствуйте. Я принесла пирог к чаю. — Отлично, проходи на кухню. София прошла вслед за Джозефиной, чувствуя шлейф табака и одеколона от Фрэнка. Запахи вызвали в ней ностальгию по прошлому и своему отцу. В комнате было тускло и тихо. Свет горел слабо, окна зашторены, будто они закрывались от внешнего мира. Это выглядело слишком печально, но Белфорт все понимала — у них не было причин для радости. Фрэнк налил всем чай, а Софи кофе, зная, что невестка любит его больше. Она благодарно кивнула и помогла разрезать пирог. Все молчали. Неловкая тишина пугала, но София знала, что им просто неудобно начать разговор. — Вы хотели мне что-то сказать? — Мы хотели… Да, Софи, мы хотели попросить тебя поговорить с нашим сыном. Софи застыла с чашкой в руках. Она ожидала услышать многое, но не это. — Мы знаем, какую боль он причинил тебе. И нам тоже, — продолжил Фрэнк, — но мы его выслушали, потому что каждый имеет право быть услышанным. Он хотел все объяснить, только ты не позволила. Фрэнк помрачнел, словно над ним нависла туча. София все понимала — каждый имеет право высказаться, только что это изменит? — Нет, — категорично ответила Софи, — он даже не пытался. А если бы попробовал — я бы не стала слушать, вы правы. Софи опустила кофе на стол и замерла. Внутри нее как будто что-то сломалось, и она забыла, как вести себя уверенно. Напоминание о муже растоптало ее стойкость. — Милая, у плохих поступков действительно нет оправданий, но могут быть причины, ведь если… — Послушай, все не так просто в этой ситуации, — взволнованно перебила мужа свекровь, споткнувшись на середине предложения. Софи посмотрела на нее с упреком, уже желая закончить этот разговор. — Что бы там ни было — его это не оправдает. Разве вы одобряете поступок сына? Джозефина покачала головой. Фрэнк молчал, уткнувшись в чашку с чаем. Софи смотрела на них по очереди, принимая молчания за согласие. Она усмехнулась и откинулась на спинку стула, отводя взгляд в сторону. На стене висела семейная фотография, где была и Софи в том числе, рядом с Робертом. Белфорт прикрыла глаза и потерла переносицу. Разговор пошел не в то русло. — Он не должен был поступать так резко и необдуманно, нужно было просто все рассказать и объяснить, возможно все сложилось бы иначе. — Роберт никогда не поступает необдуманно. Если он так сделал, значит сотню раз подумал прежде. Неужели вы не знаете своего сына? Он слишком умен. Но, как оказалось, умеет причинять боль. — Он не хотел… так было нуж… Джозефина вдруг остановилась, не договорив. Софи увидела, что она смотрит куда-то в сторону, испуганно и тревожно. Ее рука, повисшая над столом, затряслась. Фрэнк поджал губы, уставившись в проем двери. Белфорт медленно перевела взгляд, и ее сердце задрожало. Руки в ту же секунду зашлись в мелкой лихорадке. В проеме стоял Роберт. Она тут же встала, растерянно бегая глазами по его лицу. Он стоял как статуя и, не моргая, смотрел в глаза Софии. Она на секунду заметила боль в карем омуте. В тех темных глазах, которые были самыми светлыми в ее жизни. Ей могло показаться, но она знала своего мужа слишком хорошо. Неизвестно, сколько прошло времени, пока они молча смотрели друг на друга, как заклятые враги и как любящие люди. Софи казалось, что время вокруг остановилось, пока она видела омут карих глаз и привычные морщинки в их уголках. Оболочка вокруг лопнула, когда он заговорил. — Что ты здесь делаешь? — абсолютно чужой грубый голос вырвался из его губ. София дернулась от неожиданности, но не поверила. С болью смотрела на него, впервые за время разлуки поддавшись и не сумев сопротивляться чувствам. Ей хотелось броситься в его объятия и как прежде знать, что у них есть будущее. И хотелось ударить его так сильно, насколько это возможно. Роберт все понял. В ее голове возникло много вопросов. Что хотела сказать его мать? Что значит «так было нужно»? Зачем она пришла сюда? Софи одновременно хотела узнать обо всем и ничего не слышать в ответ. Как поступить правильнее — она не знала. Единственное, что она желала сейчас — уйти отсюда и как можно скорее. — Это мы ее пригласили, Софи здесь не причем, — отозвалась свекровь. Она привстала со стула, оглядывая сына с сожалением. Так же она посмотрела на Софию. — Мне уже пора, спасибо за кофе, — Софи взяла телефон со стола и направилась к выходу, задевая плечом Роберта в дверях. Она тряслась, но шла твердо, будто ее невозможно было сломить. Обманывая саму себя, София делала только хуже, потому что все вокруг все замечали. Ей не удалось скрыть чувства сегодня, как она делала это раньше. И она винила себя за это. Уже спускаясь по ступеням крыльца, услышала четкие звонкие шаги позади. Ее сердце ухнуло вниз, и она застыла. — Софи… Выслушай меня. — Послышалось совсем близко, за ее спиной. Голос, который всегда звучал в ее голове, который она знала все четыре года. Зная, что муж стоит рядом, резко развернулась, с ненавистью всматриваясь в глаза Роберта. Она хотела прожечь в нем дыру, причинить боль, высказать все, но не могла. Она не могла поступить как он. — Нам не о чем говорить, разве ты не понимаешь этого? — Прошу тебя, просто выслушай, — Роберт походил на маленького ребенка, который умолял купить ему мороженое. Но он все равно был чужим. Возможно, она просто его забыла, а возможно никогда и не знала. — Скажи ты все, что угодно, но это не будет тебе оправданием. На последнем слове Софи развернулась и ушла к машине, чувствуя, как сердце рвется на части. Почти залеченное, заштопанное, оно снова трещало по швам. Софи завела машину и бросила последний взгляд на дом, Роберт все еще стоял на том же месте. И тогда она поняла, что была возможность услышать истинную причину, и больше такого шанса уже не будет. Если она поступила так, значит ей не нужно знать большее. Она поступила так, как велело ей сердце. Ведь если бы она попыталась выслушать Роберта — сломалась бы окончательно. *«A Thousand Years» — Christina Perri