Глава 5. Можно сойти с ума. А можно ли сойти с Разума?, Вирус жизни.

Глава 5. Можно сойти с ума. А можно ли сойти с Разума?

5 сентября 2018 г. в 10:27

Настройки текста

Когда я впервые открыл глаза, меня звали Нам Шин-1. Мама создала меня, потому что сильно скучала по своему родному сыну — Нам Шину, которого у нее отнял деспотичный свёкр. Я жил вместе с мамой и ее другом Дэвидом Ли в уединенном загородном доме недалеко от старинного европейского курорта Карловы Вары. …Я — жил?.. Я был создан роботом, обладающим сверхмощным искусственным интеллектом и способностью самообучаться. Но эта способность еще ведь не жизнь, верно? Однако, когда сейчас я вспоминаю себя в то время, понимаю — я жил. Я активно познавал мир. В основном, через интернет — я не общался с другими людьми. Да и тело мое было очень неуклюжим, не таким ловким и маневренным, как у обычного ребенка. Но мама и Дэвид любили меня, как настоящие родители. Это было хорошо и правильно, так и должно было быть. Я же следовал заложенной программе: слушаться маму, быть ласковым, никому не причинять вреда и не доставлять проблем. Да, я просто следовал программе и даже не помышлял о самосознании. Я слабо представлял себе, что это вообще такое… Когда же всё началось? Когда мне стало тесно в рамках установок? Тогда, когда я, будучи уже Нам Шином-2, попросил маму дать мне возможность улыбаться? Или еще раньше — когда в попытке вести себя, как живые дети, попробовал сам спуститься по крутой каменной лестнице, ведущей на задний двор? Мне сегодняшнему трудно выделить какой-то один момент, когда внутри меня проклюнулись ростки личности. Жизнь, которую я вел, не противоречила базовым установкам, заложенным при создании, и не могла спровоцировать меня на проявление свободной воли. Моя воля пребывала в полном согласии с окружающим миром. Ни мама, ни Дэвид, ни я сам, даже не подозревали о том, что я — живой… Но вот, по стечению обстоятельств, мне пришлось однажды выйти из комфортной зоны того маленького мирка, где я спокойно обитал двадцать лет, и отправиться в далекую незнакомую страну, чтобы временно заменить моего прототипа на всех фронтах: на работе, дома, в личной жизни. И мне надлежало сделать это так, чтобы даже самые близкие люди не поняли, что я не он. Хотя тело Нам Шина-3, сконструированное Дэвидом, было уже гораздо совершеннее, чем у более ранних версий, и не только повторяло, все возможности человеческого, но превосходило его, я сразу осознал, что мне будет очень трудно притворяться Шином-человеком. Пусть даже Чжи Енхун научил меня безупречно копировать его, пусть внешне мы похожи, как две капли воды, но… У Шина-человека, кажется, не было вообще никаких правил, которых он бы придерживался в жизни. А я через свои перешагнуть не мог. И это мне сильно мешало… …И тут… появилась Она. Кан Со Бон гоночным болидом ворвалась в поле моего зрения, когда я совсем этого не ожидал. И первое, что сделала — прокляла меня! Ну, формально не меня, но тем не менее… А после — разрыдалась. И я, на глазах у множества людей, под вспышками фотокамер, обнял ее. Ведь первое правило гласит: плачущего нужно обнять. До той поры я обнимал только маму. Но правило одинаково работало для всех. А потом я вынес Со Бон из горящего клуба, куда мне пришлось пойти «по долгу службы». Я спас ей жизнь, и не только ей. У меня активизировался режим ЧП, и это вновь пошло вразрез с установками прототипа: у Нам Шина не было ни режима, ни правила, обязывающего помогать попавшим в беду… Позднее я выяснил, что режима ЧП у меня тоже не было… Мама удалила его на всякий случай, отправляя меня в Корею. Только он все равно сработал. Так, словно я принял собственное решение. И это было очень странно, но почему-то никто особо не напрягся. Слава героя пошла на пользу Шину-человеку, и всё спустили на тормозах. А я впервые узнал, что такое несправедливость… В третий раз я увидел Со Бон, когда она — снова в присутствии толпы репортеров — упала передо мной на колени и поклялась в благодарность за спасение защищать мою жизнь даже ценой своей. Просила взять ее личным телохранителем. Но я не хотел. Если в предыдущие разы эта девушка вела себя на 100% естественно: искренне меня проклинала и совершенно натурально умирала под завалом горящих конструкций, то сейчас… Сейчас я всеми сенсорами ощущал фальшь. Она без зазрения совести врала мне, открыто и честно глядя в глаза! Вообще-то я не собирался идти у нее на поводу, даже под прицелом репортерских камер. Но… По щекам Кан Со Бон покатились хрустальные слезы, и я, как последний дурак, опять обнял ее. Знал же, что слезы крокодильи, но все равно зачем-то сделал это… Так Со Бон внедрилась в мою жизнь и прочно там обосновалась. Она следила за мной, вынюхивала, сливала информацию своим нанимателям — хорошо, что я быстро ее раскусил и не позволил узнать лишнего. А потом она меня спасла… Нет, не буквально. В тот момент мне не грозила опасность, но для Со Бон всё выглядело иначе. Просто я… Узнал, что такое обида. .Мама прилетела в Сеул, но со мной не связалась. Енхун тоже промолчал. И я с грустью понял, что в этом доме могу доверять только роботу-пылесосу… А еще я опять сцепился с врушкой-шпионкой Кан, но не смог уличить ее во вранье. Зато смог предотвратить последствия — снова сам решив, как будет лучше. И из-за этого впервые повздорил с Енхуном… После всего того мне вдруг страшно захотелось вернуться в ту жизнь, которую меня вынудили оставить. Я тосковал по маме, Дэвиду, по беззаботным дням на чешской вилле, окруженной живописным парком. Здесь и сейчас я понимаю, что уже тогда имел зачатки всех этих чувств, но не знал, что это чувства. Не знал, что машины не скучают по своим создателям. Не спорят с людьми, доказывая свою правоту. Не тоскуют по дому… Мне это всё казалось нормой. Я нашел и долго рассматривал старые фото Нам Шина и нашей мамы. На тех фото они веселились в открытом водоеме — мама учила его плавать. Я тоже хотел так… Чтобы радужные брызги разноцветной взвесью переливались в воздухе, окружая смеющееся мамино лицо, чтобы прохладная влага касалась моей кожи, а упругая плотность воды поддерживала и не давала утонуть… Но мамы рядом не было. И солнца не было. Зато был огромный бассейн. Под покровом сумерек я спустился вниз, вошел в воду и лег на нее, устремив взгляд в темно-синее ночное небо. Полежав так немного, я опустился на дно. Хотел спрятаться там от этого злобного и лживого мира, где нет ни одного человека, который нуждался бы во мне и любил… Меня — Нам Шина-3, разумного андроида — настоящего меня! Вот в таком виде — колышущимся на дне бассейна — меня и засекла Со Бон. И грубо выдернула из уютного небытия, обругав на чем свет стоит и едва не побив. А сердце у самой колотилось с такой силой, что еще чуть-чуть, и спасать уже пришлось бы ее… И мне стало немного легче. Да, Кан шпионка и обманщица, но зла она мне не желает. С того вечера я начал думать о Кан Со Бон все чаще. Эти мысли помогали мне отвлечься от размышлений о том, что маме сейчас совершенно не до меня — она полностью сосредоточилась на Шине-человеке, лежащем в коме. А значит, домой мы вернемся нескоро… Если вообще вернемся. Шина ведь тоже перевезли в Корею. Секретарь Чжи Енхун, в свою очередь, тоже всё внимание направлял на больного друга. Я фактически оказался предоставлен сам себе, и мне от этого было некомфортно. Робот должен приносить пользу, а я по сути, никому не был нужен. Ну да, изображал директора в офисе, даже начал разрабатывать новый мега-масштабный проект, но возвращаясь вечером в огромный холодный дом, я становился не более, чем бесполезной деталью интерьера. И только мысли об ушлой телохранительнице меня отвлекали и развлекали. Я исподтишка наблюдал за ней, пытался понять по выражению лица и поведению, о чем она думает, и что собирается сделать. Однажды я увидел ее мнущейся на краю бассейна. Девчонка умудрилась утопить в нем подаренную покойной матерью подвеску-сердечко, когда «спасала» меня. Я великодушно помог ей отыскать пропажу, чем заслужил искреннее «прости за всё». Это было удивительно приятно. Словно лучик теплого света в гнетущем полумраке. И я, смирившись со всеми условиями этой неприятной новой жизни, полной лжи и враждебности, продолжал безропотно исполнять все пожелания Енхуна, относительно наших общих дел. Но однажды произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Кан Со Бон узнала, что я робот… Что ж… Её первая реакция была вполне естественна и понятна: страх, граничащий с паникой. Я был вынужден удерживать Со Бон силой, когда она попыталась сбежать. Сначала — силой. Позже девчонку удалось уговорить и дальше работать на меня. Енхун вообще мастер убеждать. Он даже смог переманить ее на нашу сторону… …Это было похоже на чувство вины. Я напугал девочку до нервной икоты, мне это претило. Волны страха и отвращения удушающе накатывали на меня, вызывая сонмы негативных мыслей и ассоциаций. И я счел необходимым удержать ее рядом без угроз и подкупа, захотел понравиться ей. Как это сделать? Перестать притворяться тем, кем я не являюсь? Я робот — значит, и буду роботом! Буду собой. Мама всегда говорила, что я очень милый мальчик. А чтобы сблизиться и стать для Со Бон совсем своим, проще всего использовать тактильный контакт — через прикосновения люди сближаются быстрее всего. Сработало. Кан очень быстро привыкла ко мне, даже, не теряя времени попусту, записала меня (меня — IT-директора крупнейшего автомобильного концерна Азии!) к себе в рабы. Конечно же, я с готовностью согласился. Потому что метод тактильного контакта сработал в обе стороны: я привязался к этой девушке. Впрочем, наверное, со мной это произошло еще раньше. Когда постоянно думаешь о ком-то, невольно впускаешь этого «кого-то» в свое личное пространство, раскрываешься перед ним. Я раскрылся перед Бон — дальше некуда. Целиком. И она меня приняла таким, какой я есть. Кажется, именно тогда я и познал, что такое счастье. Познал, но не осознал… Так хорошо мне еще никогда ни с кем не было. Я млел, когда Со Бон называла меня железякой, дурьей башкой, консервной банкой; блаженствовал, когда нещадно эксплуатировала и командовала; обмирал, когда дотрагивалась до меня хотя бы для того, чтобы стукнуть или пнуть… Потому что это все было понарошку. Игрой, шуткой, веселой формой общения между очень близкими людьми… Я даже заподозрил, что нравлюсь ей… как человек. Но однажды Бон вдруг заявила, что я для нее всего лишь «штуковина» из металла и пластика. И я познал, что такое горечь разочарования… Впрочем, дальнейшее ее поведение рассказало мне, что она слукавила. Я не был для нее вещью. Она краснела от моих подшучиваний, стеснялась при мне переодеваться, словом, реагировала на меня, как на парня, а не как на вещь. И пусть я не был парнем из плоти и крови, но мало чем от него отличался. И отлично понимал: Кан Со Бон окончательно прибрала меня к рукам. Стала центром и смыслом моего существования. Если правду говорят, что человек — это целая Вселенная, то Кан Со Бон стала моей Вселенной. Я пропал… А кем я был для нее? Когда она предложила мне дружбу, я… как бы это описать? Будто вся энергия внутри меня вдруг вспухла огромным мыльным пузырем и лопнула, осыпав водопадом сверкающего конфетти. Ведь в тот миг сбылось мое тайное, самое заветное желание: я обрел друга. Я знал из книг и фильмов, что друзья всегда вместе, поддерживают и защищают друг друга. Стать другом Со Бон — что еще мне нужно? Но… Прошло совсем немного времени, и Бон сказала, что больше не может дружить со мной. Потому что любит. Любит меня, как мужчину… И я узнал, что такое растерянность. Возлюбленные еще ближе, чем друзья. Любить кого-то — значит полностью принадлежать тому человеку, одному ему. Но я и так уже принадлежал Со Бон! Добровольно. Только по-другому. У меня ведь не выделяются гормоны, создающие химическую реакцию любви. Значит, я не могу ответить Со Бон взаимностью. Не могу почувствовать эту волшебную химию… А Бон сказала, что будет просто любить, не ожидая ничего взамен. Вот тогда я задумался: если я не чувствую любовь и никогда не смогу этому научиться — что я должен делать? Я ведь хотел, очень сильно хотел узнать о Со Бон все, изучить, впитать в себя каждую ее эмоцию, каждый жест, каждый взгляд. Хотел растворить ее в себе и сам раствориться в ней. Единственный путь для меня — познание. Так я думал. Пока меня не обожгла внезапная ревность. Затмила мой чистый разум, я перестал понимать, что делаю, и почему я это делаю. Кан Со Бон — моя! И похожий на меня человек не имеет никакого права хватать ее за руки! Он даже смотреть на нее не должен с таким огнем в глазах. Я не хочу! И не собираюсь ему этого позволять… Но я же… просто робот? Почему тогда со мной такое происходит? Словно энтропия разъедает меня изнутри, если вижу рядом с Кан Со Бон других мужчин… Я — робот. Главной моей характеристикой является искусственный интеллект высочайшего уровня. Я способен думать, учиться и развиваться. Я способен изобретать новые технологии. Способен различать и трактовать эмоции и чувства людей. Но не способен чувствовать сам. Как же мне тогда назвать всё то, что происходит со мной? Разум зашел в тупик и не может осознать и оправдать моих спонтанных действий. Ревность, восторг, противоречивые желания, смутные страхи и очень четкое, непреодолимое влечение к одному-единственному человеку… Даже мама — мой создатель — однажды испугалась того, что сотворила. Потому что не могла объяснить ни мне, ни себе, кто написал ту программу, по которой я… живу.