Наше время

Зак Три часа ночи. Просыпаюсь от того, что мочевой пузырь переполнен, в третий раз за ночь бреду в туалет и больше не могу заснуть. Три утра, гнилое время. Ещё слишком темно, уже слишком ярко, уже слишком поздно, ещё слишком рано. Время вопросов, которые набиваются в голову и жужжат там, как пчелиный рой. Что дальше? Каковы прогнозы? Сколько ещё? Когда это закончится? 3:04 — самое время задуматься, как жить дальше. Мозг настойчиво подбрасывает мысли, заставляя думать о моей лейкемии, о рецидиве, о повторной трансплантации костного мозга и о статистике, с неутешительным прогнозом. На этот раз от меня скрыли от кого поступил костный мозг — видимо, слухи про Хельгу дошли до доктора Анеты, а ей не нравятся шутки про доноров. Но это и неважно. На размышлениях о моим шансах, мысли обрываются — ко мне перебирается Мия из своего кресла. — Три часа ночи. Наше время, — шепчет она, укладывая свою голову мне на плечо. Она намеренно шепчет так, чтобы её губы касались моей шеи — знает, что мне от этого щекотно. А потом ждёт моей улыбки. Я подстраиваю своё дыхание под её ритм. Её руки обвивают мои плечи. У неё маленькие, тёплые руки. Почти невесомые. Она до сих пор смущается и продолжает носить носки даже ночью. Наши ступни переплетены, и кожей я чувствую лишь ткань её носков. Её коленки упираются в мои, а она лежит с открытыми глазами и улыбается в темноту. Вот уже двадцать дней я лежу в кровати, налаживая работу кишечника и теряя волосы с распухшей до ужаса головы. Если верить тестам, три дня назад мой организм начал понемногу сам вырабатывать лейкоциты после трансплантации. Ничего сверхъестественного, но Мия радуется каждому событию. Я улыбаюсь, вспоминая, как она взбунтовалась, узнав о желании моей матери остаться со мной на эти пять недель. Упёрлась, и в никакую не хотела уступать. «Я сама буду с Заком. Только я!» Мама если и расстроилась, то только для вида. Ей нравится Мия. Мне тоже. Я знаю, что ей, как и мне, хочется наружу, подышать свежим воздухом. Но, в отличие от меня, она себе это может позволить. Но не позволяет. Точнее, позволяет очень редко. Думаю, это всё из-за той девчонки — новой соседки, — заглянувшей в оконце моего иллюминатора. Мия лишь раз сверкнула взглядом, вышла из палаты, сказав, что идёт за мороженым, и вернулась через полчаса. Без мороженого, разумеется. Надеюсь, с той девчонкой всё в порядке. Но спросить мне об этом не у кого. Она продолжает учиться, а я для неё — случай из практики. Она щедро делится своими планами, но, как ни странно, это никак не связано с врачебным делом. Мия почему-то уверена, что никто не откажет ей жить у нас на ферме. После того, как меня выпишут. — В прошлый раз меня едва хватило на четыре месяца, — напоминаю я, наполняя тучами её безоблачное небо. — В этот раз всё будет иначе. Иначе, Зак, — настойчиво повторяет она. — В этот раз мы не будем есть тот ролл с курицей. Интересно, она сама-то понимает, как глупо и наивно это звучит?.. Я чувствую, как пульс бьётся в моих ступнях. Почему тело себя так ведёт? Почему какая-нибудь его часть иногда решает напомнить, что кровь пульсирует не только в твоём сердце?.. Но тут до меня доходит, что это пульс не мой, а существа в носках, прижавшегося ко мне. — Мия? — Я не отпущу тебя, — шепчет она, не поднимая головы, чтобы я не видел её слёзы. Не ей ли знать, что болезнь окутывает тебя, как саван, и раздавит тебя, если не сопротивляться?

***

Мия Я делаю разминку у окна и любуюсь безоблачным небом, под которое мы скоро выйдем. Где-то за горизонтом за нами уже едут. Часов через пять мы будем мчать в обратную сторону, на юг, оставив город позади себя. У кровати Зака будет только одно положение, и никакой кнопки вызова медсестры, и никаких больше мертвенно голубых одеял. В палату заходит Нина, чтобы заранее попрощаться с нами. Она видит мой тёмный волос на подушке Зака, но молчит. Впрочем, молчала всё это время. Она обнимает нас и говорит, чтобы мы больше не возвращались. Сегодня у неё на заколке коала. Я вспоминаю рассказ Зака о первой их встрече и о заколке в волосах Нины, в форме божьей коровки с шестью пятнышками. Его жизнь летела в тартарары, а его внимание привлекла какая-то ерунда. Божья коровка была совершенно нелепой, но он зацепился за неё, как тонущий цепляется за случайный обломок посреди океана. Мне важно, чтобы он улыбался. Важно слышать, как он смеётся. Важно спорить с ним, но не ссориться. Как-то так выходит, что когда мы вместе, то никто не валится в пропасть и не падает с ног. Понятно, что гарантий нет. Но есть удивительный Зак, десять из десяти. И есть я, самая везучая на свете. Чего я хочу? Чтобы Зак никогда не пожалел, что обменял свой чан с Эммами Уотсон на меня.