Сигареты и дождь

      Гокудера курит нервно, вдыхает резко и глубоко. Ещё чуть-чуть и дымом обожжёт не только горло, но и все внутренности.       Дождь липкий, холодный, противный. Прямо как первые неудачные попытки Бьянки готовить. Она тогда ещё не знала, что у неё талант к ядам. Тогда она могла своей едой всего лишь довести до самоубийства. Хорошее было время.       Пальцы у Гокудеры тонкие, красивые, пропахшие сигаретным дымом и порохом. Такие пальцы должны быть у пианиста, какого-нибудь известного музыканта, которого слушают вечерами одинокие старушки по домам или же светские пары. Такие пальцы не должны быть у убийцы.       Гокудера не может забыть первый заказ. Почему-то те немногие взрослые, что его тогда окружали, предпочитали не замечать как сильно он изменился после первого дела. Они свои проблемы глушат алкоголем да женщинами. Гокудера делает это сигаретами и дождём.       Смотреть в глаза тех, кто его принял, погано. Так и хочется закричать, что пригрели распоследнюю тварь на груди, что не достоин он тёплых слов и мягких улыбок, но он молчит. Скорее всего всегда будет молчать. Как бы эгоистично это не было, но лишать себя шанса иметь семью, самую настоящую семью, не хочется. Легче пустить себе пулю в голову или съесть деликатес от Бьянки.       Гокудера до панического ужаса где-то у сердца боится смотреть в глаза Ямамото Такеши, этого чёртового бейсбольного придурка. У того глаза, как у правильного убийцы, хорошего киллера, не то что сам Хаято. Ямамото одним лишь взглядом выворачивает его наизнанку, залезает под кожу и скребётся там, добираясь до сути.       У Ямамото есть дурацкая привычка видеть больше других. Это и раздражает, и пугает одновременно. Он не такой, как Десятый. Десятый принимает его всего и сразу, а Ямамото распотрошит, разберёт на кровавые детали и только потом примет.       Ямамото пугает тем, что от рождения идеален в профессии, которую выбрали на деле Гокудере. Хаято не сомневается, что бейсболист выпотрошит его вполне реально, а не метафорически, если потребуется.       Хаято страшно, но ему нравится этот страх. Он разливается по венам, наполняет лёгкие вместе с сигаретным дымом, отравляет всё его существо, но так пьяняще смотрят карие глаза, так сладостно нереальна тёплая улыбка на чужих губах. Гокудера будто принимает наркотик имени Ямамото Такеши.       Вонгольский Дождь стоит на крыше. Ветер яростно толкает в спину, ночь словно подчинена этому безумию, этому урагану.       Ямамото умеет закрываться от людей так, что не достать правду. Бейся хоть сотню лет в закрытые двери, не откроет. Он сам решает кому разрешено увидеть его настоящего. И в жизни не узнать критерии отбора достойных. Может показаться, что одного взгляда достаточно. Так, по крайней мере, Ямамото выбирает друзей.       В движениях Такеши есть какая-то своя особая магия. Мягкий, практически кошачий, бесшумный шаг. Быстрые, но от того не менее завораживающие удары. Наблюдать за тренировкой мечника сплошное удовольствие. Катана давно стала неотъемлемой его частью, её не видно, но от чего же тогда враги семьи падают один за другим?       Ямамото знает, что тех, кто может понять его не так много. Он правда ценит свою Семью, но знает, что взгляд его расшифровали лишь двое. Босс, который просто не может не знать всего о своём хранителе, и Ураган. Тсуна всегда готов его принять, он вообще принимает всех. Маньячное Облако, громкое Солнце, маниакальный Туман... Даже такого, как он. Насквозь лживый Дождь.       А Хаято пугается. Он злобно кричит, обзывается и абсолютно не знает что делать с сумасшедшим желанием прикоснуться к нему. Ямамото многое видит, ещё больше понимает. Гокудеру тянет к нему уже очень давно. Это практически невозможное притяжение, но оно есть. Сам Такеши его чувствует. Его самого тянет к этому прокуренному голосу, колдовским зелёным глазам да скверному, по-щенячьи преданному характеру.       Губы у Хаято горькие, под стать сигаретам, что въелись в само его существо. Зубы острые, кусается он больно. Ямамото с каким-то мазохистским удовольствием позволяет ещё больше ранить себя.       Гокудера весь хрупкий, кажется, сожми чуть сильнее и сломается, но тот, кто так думает скорее всего будет сломлен сам. Ямамото знает, видит, чувствует, что обманутые тонкостью Хаято могут бронировать себе места на кладбище. Ураган не может долго скрывать свою природу, не такая он натура. Его нельзя подчинить или покорить. Убьёт, только попытайся, а если убить не сможет, то скорее сдохнет сам, чем предаст самого себя. Такеши до сумасшествия, до кровавого безумия перед глазами желает ощутить какого это быть в самом центре бури, какого это ощущать себя в самом безопасном месте урагана, понять каково быть в центре шторма, в его оке.       В глазах Хаято отныне только Ямамото. Только Дождь допущен в душу Урагана. Их ярость стала песней жизни. Их страсть стала смыслом всего. Их пустота стала бесконечностью.       Это не любовь. Это с самого начала не было любовью. Это что-то глубже, сильнее, необъяснимей и нужнее. Его поцелуи важнее воздуха. Его взгляд нужнее солнца. Его касания огнём расходятся по телу, оставляют видимые только им ожоги. Раствориться в друг друге было бы величайшим счастьем, но пока им хватает собственных комнат, совместных заданий и всего мира в целом, чтобы уединиться только друг с другом, только друг в друге. И никакие слова не нужны, чтобы сказать об этой невероятной нелюбви, об этом фантастическом единении душ.       Гокудера курит, оставляя горечь на губах, окутывая себя ядовитым флёром дыма. Ямамото вторгается в это царство отравы ледяным поцелуем. Дождь плотной стеной скрывает живущие в едином ритме души, прячет в ураганном ветре пылающие неопознанным никому доселе чувством.       Они рядом, и это прекрасно.