video games

Тони мог бы быть нормальным. Абсолютно обычным, среднестатистическим миллиардером. Соревноваться с друзьями, у кого в гараже помещается больше спортивных тачек; играть в гольф на крышах домов, снюхивать кокаиновые дорожки с груди девушек по вызову. Жертвовать на благотворительность миллионы, очищая карму, чтобы в тот же вечер нажраться до беспамятства и приставать к официанткам на борту теплохода-ресторана. Тони мог бы так жить до старости, затем найти себе молоденькую глупышку. Полюбить ее, покупать ей шмотки, возить по лучшим отелям мира. Трахаться с ней, пока таблетки для потенции не перестанут действовать на уже отжившую свой век мужскую функцию. Он бы вжимал ее во все поверхности своего пентхауса на берегу океана, наслаждаясь иллюзией, будто ему тоже снова девятнадцать, и впереди – годы и годы разгульной жизни. Но у Старка всегда все шло как-то не по плану, не по накатанной. И поэтому сейчас, на сорок пятом году жизни, он сидит в полутемноте, ногой ощущая тепло бедра сидящего рядом мальчишки, ест пиццу и играет в видеоигры. Кому расскажешь – не поверят. Не в продвинутые, современные, с виртуальной реальностью и прочей херней для подростков в вечном поиске острых ощущений. Они играют в уже почти забытые, первые видеоигры на притащенной Паркером древней приставке. Потому что Питеру хватает острых ощущений и в жизни. Напяливать очки и вышагивать по горам в виртуальной реальности, когда и без этого спокойно можешь висеть вниз головой на крыше небоскреба – глупо, не правда ли? Вот и Тони так считает. А Питер ничего не считает – Питер любит двойную пепперони, огромные старые джойстики и Тони. Поэтому последний сидит рядом с ним, слушая вскрики парня и ухмыляясь тому, как пацан ловко вуалирует грязные ругательства. Прыгающие Марио сменяются космическими кораблями и астероидами, пиксельные машинки на гоночной трассе – летающими разноцветными пузырями. И так до бесконечности, ведь у Питера целая спортивная сумка с дисками. Тони разве что не физически больно от качества графики и геймплея, поэтому он почти не обращает внимания на игру. В комнате сплошная темень, и только синеватый свет от экрана дает Тони возможность смотреть на такого Питера. Возбужденного, сосредоточенного, негодующего. На его точеный профиль, взлохмаченные волосы и тонкие пальцы, которыми он умудряется нажимать кнопки с невероятной скоростью. На его голые ноги, торчащие из-под безразмерной футболки, пока тот сидит в позе лотоса на ворсистом ковре. На его глаза, в которых отражаются блики экранных вспышек и взрывов. Кажется, в такие моменты окружающий мир перестает для него существовать – Питер весь, от кудрявой макушки и до поджатых пальцев ног, в игре. Старк может поклясться, что если бы кому-то взбрело в голову вломиться сюда с оружием, парень бы просто поднял палец с просьбой подождать пару минут. — Черт! После обидного, но ожидаемого проигрыша Пит отбрасывает джойстик на ковер и возмущенно смотрит на Старка, будто тот лично виноват в появлении этого идиотского гриба, опять убившего Марио. — Снова неудача, паучок? Паркер вновь кидает на него обиженный взгляд, но лицо быстро смягчается. Он не умеет злиться долго. — Почему ты не играешь? — Не хочу расстраивать тебя еще больше. — Ты постоянно проигрываешь! — Я поддаюсь. — А вот и нет, — Паркер категорично заявляет, шустро забираясь к мужчине на колени. — Я видел, как ты пыхтишь и стараешься. — И не только над видеоиграми, заметь, — Тони совершенно по-дурацки двигает бровями, но этого хватает, чтобы Питер смутился и нахмурился, а затем хихикнул: — Не перенапрягись, старичок, — и прежде, чем Старк успевает вставить хоть слово: — надеюсь, в стритфайтер ты играешь лучше, чем шутишь. — Тебя настолько радуют мои поражения? — Приятно, что хоть в чем-то я умудрился обогнать Тони Старка. Ну, знаешь. Гения, миллиардера и все такое. На самом деле, мальчишка обгоняет его во множестве вещей. В основном, в человечности. И в умении проявлять чувства. И способности заткнуться, когда понимаешь, что и так сказал слишком много. Тони смотрит на парня и думает: как же так вышло? Еще в самом начале Старк поинтересовался, откуда у паучка этот странный фетиш на престарелых алкоголиков, на что тот пожал плечами и ответил, что уж точно не из-за чувства юмора Тони. А тем же вечером в темноте спальни божился, комкал простыни и бесконечно говорил что-то про сильные руки, темные глаза, запах его кожи, колючую бороду и все в этом роде. И сейчас Старк сидит в окружении коробок с заказной едой, бутылок газировки и неонового света от экрана и думает, что он и сам как эта доисторическая приставка: поцарапанная, еле работающая. Нормальный человек и не заметит ее среди навороченных гаджетов, но Питер отчего-то любит. И на самого Тони смотрит так, как не смотрел никто. И мужчина уже заведомо согласен играть в это старье, терпеть подколы Пита и вдыхать аромат его волос, когда тот сонно уткнется ему в плечо. Потому что еще ни один человек в жизни Тони не отдавал столько, не требуя ничего взамен. Потому что еще ни один человек не называл его одеколон за три с половиной штуки баксов пахучкой для машины. Потому что здесь ему спокойно. Парень будто сам состоит из тепла – Тони хочется нырнуть, погрузиться в него с головой, насовсем. Питер целует его: импульсивно, а затем мягко. Как в их первый раз. И у губ его привкус чертовой сладкой шипучки, и Старк ухмыляется: мальчишка. И Старк не может оторваться, потому что глаза у пацана такие большие, и кожа в этом свете кажется идеальной, и смеется он так же: искренне, идеально. Потому что в недавние времена, когда Тони сидел в собственной золотой клетке озлобленным зверем и крушил все, что попадалось под руку, Питер всегда был рядом, чтобы успеть эту самую руку накрыть своей. Чтобы выхватить и спрятать бутылки, чтобы не дать ему упасть на пол, когда ноги уже не держат. Чтобы увидеть его отчаяние и уверить, что быть иногда слабым – нормально. И чтобы сказать, что те, кто говорит о нем все это дерьмо, – что они не правы. И что Тони пора бы перестать винить себя за любую катастрофу, от маленькой до большой, происходящую в мире. А потом Питеру надоело что-либо говорить, и он просто притащил эту рухлядь, названную приставкой, в гостиную к Старку и стал чаще оставаться у него на ночь. А затем в порыве радости от очередной победы поцеловал его, обнимая руками за шею. Взгляд у него после этого был такой запуганный, а голос с этими бесконечными «простите» настолько смущенный, что Тони рассмеялся. И совершенно случайно подумал, что хочет, чтобы Питер стал единственным, кто теперь будет вот так целовать его. И что Старк будет единственным, кого так целует Питер. И с кем играет в старые видеоигры, с кем серьезно спорит по поводу ананасов в пицце и кому рассказывает свои безумные идеи по поводу возрождения эпохи пикселей. И Тони случайно понял, что ему не нужны никакие тусовки с денежными мешками и модели в спальне, чтобы почувствовать себя на девятнадцать. Поэтому сейчас Старк с наигранно-обреченным видом все же берет в руки джойстик, и обрадованный Пит запускает игру на двоих, чтобы снова «взгреть старика» в стритфайтере, и придвигается ближе, вытягивая ноги перед собой. И Тони совсем не чувствует себя молодым, ощущая под боком юного Пита – Тони совершенно случайно чувствует себя живым.