20 лет назад
Несмотря на отвратное лето, на протяжении которого едва ли нашлись пару дней без проливных дождей, раскатов грома, гроз, молний, которые уже причинили достаточно бед, устроив незначительные пожары, десятое августа выдалось на редкость приятное. В воздухе витал запах свежести, после ночной бури, солнце, пробивающееся через кроны деревьев, ласково грело тех, кто вышел на улицу в это утро, решив устроить завтрак на заднем дворе своего дома, или прочесть воскресную газету на зеленой, ухоженной лужайке. Всю свою жизнь я прожил здесь, в небольшом, благополучном районе крупного города Куинса, штат Нью-Йорк. Преимущественно здесь проживало белое население среднего и высших классов, из-за чего создавалось впечатление, будто это небольшой отдельный уютный городок, где все соседи друг друга знают и при любой встрече ведут великосветские беседы, не забывая лучезарно улыбаться. Несмотря на то, что Куинс — крупный город, полный иностранцев, в нашем районе существовал маленький процент преступности, поскольку из знакомой местности, где практически все друг друга знают, очень сложно затесаться незнакомцу. Да даже любая невзрачная машина, которую никто не видел ранее, вызывала подозрение. Потому люди, проживающие здесь, ощущали себя в безопасности. Пусть, как оказалось позже, это был жалкий самообман. Во всяком случае, их обвинять сложно, я и сам этим страдал, хотя странно было бы ждать чего-то иного от мальчика десяти лет. — Все-таки хорошо, что ты уговорила меня не идти на работу, — улыбнулся матери отец, лениво потягагивая апельсиновый фреш, тем же моментом перевернув страницу «Нью-Йорк Таймс» на биржевую сводку. Сколько себя помню, папа всегда пропадал на работе, занимаясь своей судостроительной компанией. Но я не мог винить его, да и мама тоже, ведь, как только у него выпадала минутка, он сразу же возвращался к семье. Порой он даже отказывался от завтрака, лишь бы успеть самому довести меня до школы, справившись о моих делах, делах моих друзей, да и вообще о всем на свете. Это было в диковинку, для людей нашего класса, где детей, подобных мне, возят личные водители, а проводят и встречают со школы целые армии нянек-поварих. Моя мать, опять же не смотря на положение, была эталонной хранительницей очага. Она делала со мной уроки, забирала со школы, учила двум языкам, сама готовила еду, хоть иногда ей и помогала наша домработница Лора. Короче говоря, мама была настоящей домохозяйкой, не пропадая целыми днями в СПА и торговых центрах, наперекор тому, что финансы это ей позволяли. Я чувствовал зависть ко мне со стороны друзей, видевших своих родителей два раза в день — до и после школы, а то и позже. Хоть прошло долгих двадцать лет, я до сих пор помню тёплые руки, как её светлые волосы пахли фиалками. Помню её чудесный запах. Помню мамину искреннюю улыбку, отдававшую только любовь. Помню отца, его морщины в уголках глаз, на лбу, на переносице, его низкий суровый голос, который приобретал нотки нежности в повседневных аккордах, только речь заходила обо мне или маме. Помню, пусть и хотел забыть, как бы странно это не звучало. — Конечно, за один день ты банкротом не станешь, — улыбнулась моя мама, поцеловав отца в макушку. — А вдруг стану? — Тогда придется искать другого мужа, — вздохнула она. — Да, папин партнер — Питер, он же года два уже вдовствует? — Вмешался в разговор я, отложив прочитанный комикс в сторону. — Я вам сейчас дам Питера! — Возмутился папа, на что мы все дружно рассмеялись. — Но раз мы все дома, то чем займемся? — Можно пойти в кино, — предложил я, вспоминая, что прокручивают в кинотеатрах. — Кажется, там новый Джеймс Бонд вышел? — О, это я люблю, — ответила мама. Пожалуй именно она и привила мне любовь к шпионам, занимательным детективам и прочим фильмам и книгам данных жанров. — Ну хорошо, а затем можно будет погулять. И сходить куда-нибудь поесть. — Согласился отец, снимая очки. — Я позвоню Лоре, предупрежу, чтобы она сегодня не приходила, а вы пока собирайтесь.***
Наш дом находился в самом конце улицы, можно даже сказать в лесу, ближайшие соседи находились в метрах двухстах от нас. Потому, казалось, что жили мы уединённо, в тишине, хоть сам по себе район был тихим, мимо нас машины вообще не проезжали, это всегда казалось мне преимуществом. А на самом деле обернулось по-другому. На часах было около десяти вечера, я сильно устал, как родители, после такой насыщенной программы, вскоре мы подъехали к дому. — Бонд или Супермен? — Весело спросил папа. — Супермен, это глупо, — сухо произнес я. — Считается, что все мальчики ходят быть Джеймсами Бондами, а девочки их подружками. — Отлично, жаль, что его подружки как мухи мрут, — отметила мама. — Вы голодны? — Я бы выпил молока, — с улыбкой последовал мой ответ, а отец отрицательно покачал головой. Зевнув, я устало поднялся к себе в комнату, для принятия душа и переодевания, глаза просто-напросто закрывались, а ноги всячески отказывались держать, ставшие словно вата, и немного дрожали. Что я помню далее, весьма размыто и прерывисто, будто несвязанные сцены из фильма, мгновения. Вроде, выходя из ванной в новой пижаме, я услышал громкий хлопок. Чуть оробев, мгновенно спустился вниз. Глаза мамы отражали несказанный ужас, а губы застыли. Физически ничего не произнося, не сумев, она что есть мочи толкнула меня в кладовую, закрыв дверь. Темнота. Помню, что сильно ударился головой о кирпичную стену, в глазах потемнело, руки пробила дрожь. И тут меня ударило по затылку. Боль. Кажется, это был отцовский кубок по плаванью, упавший со стеллажа. Чёрная пелена мерно окутала меня, далее как во сне, какие-то вспышки воспоминаний. Крики. Мольбы. Мерзкий запах крови. Рука невольно касается чего-то теплого, неприятного. Хотел поскорее отдёрнуть. Хотел что-то сделать, что-то сказать. Но тело не слушалось. Будто парализовало. Неважно. По позвоночнику бегал лёгкий холодок, соединяясь в невидимую паутину. В голове лишь слышался пресловутый стук: «Тук. Тук. Тук.», заевшая плёнка. Ещё и ещё. Этот звук раздражает и сводит с ума. Я начал считать секунды, не знаю зачем, казалось, что так все скорее закончиться. Я снова отключаюсь. Позже мне ни раз говорили: «Всё это к лучшему». Но я до сих пор себя виню и сомневаюсь. Хоть рационально и понимаю, что ничего бы сделать не смог.