***
— Странно, — тихо молвила Шигуре, уставившись в телефонную трубку, — Гурен-сама не отвечает. — Неужто с ним что-то случилось? — Саюри казалась очень нервной и щебетала как птичка в самое ухо подруги, а брюнетка терпеливо морщилась на каждое её громкое слово. Шигуре всё также спокойно и безэмоционально попыталась успокоить Саюри. — Не факт. Ты же знаешь Гурена-сама. Обычно его телефон стоит на беззвучке. — А вдруг… — Вдруг, — не стала противиться Шигуре, — Потому я поеду к Гурену-сама. Саюри торопливо бросила: — Я с тобой! Но Шигуре остепенила пыл подруги, решив что лучше же будет для Гурена-сама её отсутствие. — На тебе Юичиро, — она бросила взгляд на кровать, в которой лежал мальчик лет двенадцати. Его горло обнял темно-синий шарфик, а щёки пылали от жара. Юи заболел. И Шигуре не была удивлена, потому что мальчик босиком стоял на снегу всё то время, пока Гурен-сама толкал благородные речи. В любой другой ситуации она бы его укорила, но не в тот раз. Мальчику нужна была поддержка. Она это видела. Пока Шигуре одевалась, Саюри бросала жалобные взгляды да тяжко вздыхала, а затем велела ей на пути к Гурену заскочить в аптеку. Видите ли чуяло её сердце, что господин заболел, потому не смог ответить на телефонные звонки. Несмотря на занудство подруги, Шигуре последовала совету и была благодарна Саюри за это, потому что господин и правда слег в постель с жаром. Кажется, он мучился с ним ещё на собрании, так как не успел принять таблетки и даже не переоделся. Шигуре нежно вздохнула, когда увидела в каком состоянии находится её господин. Она всё понимала прекрасно и мысленно упрекала господина за такое наплевательское отношение к самому себе. Держать всё внутри, чтобы казаться сильным? Кажется, что перед ней просто обиженный когда-то ребёнок. Лицо Гурена побледнело, так что болезненный румянец, проступивший на щеках, был отчётливо виден. Прикоснувшись холодной рукой к щеке, Шигуре ощутила нестерпимый жар и быстро отдернула руку. — Гурен-сама, — тихо молвила Шигуре, пытаясь добудиться до господина, но тот ничего не слышал или же слышал, но не мог распахнуть глаза, — Гурен-сама. Прошу, очнитесь. Вы должны принять лекарство. Тогда Вам станет легче. Она тихо шептала это, аккуратно толкая парня, но тот лишь простонал сквозь сжатые зубы. Какой горячий, подумала Шигуре, расстегивая китель, после чего отправилась в ванную, там смочила кончик полотенца в холодной воде и, вернувшись в комнату, протерла лицо господина от выступившей испарины. — Гурен-сама, — уже жалобнее молвила она, — Ну проснитесь же, — но всё было напрасно. Температура забрала Гурена в свой плен. Тогда Шигуре решила поступить иначе. Она заставит Гурена-сама проглотить таблетку. Надавив на нижнюю челюсть, Шигуре добилась того, что Гурен невольно раскрыл рот и в этот решающий момент положила таблетку на язык и, массируя горло, залила теплую воду, но Гурен-сама поморщился и вытолкнул всё обратно, переворачиваясь на бок. — Гурен-сама, — чуть не плача простонала девушка. Если этот способ не помог, то ей придётся ждать, когда жар спадёт сам, но смотреть на мучения господина Шигуре хотелось меньше всего. Гурен во время болезни был беззащитным. Порой он поджимал ноги и выглядел совсем как свернувшийся в клубок котик. В эти моменты ей хотелось обнять его и почесать за ушком. И она одна понимала насколько Гурен близок к душевной гибели, потому Шигуре считала своим долгом заботиться о господине. Но помимо преданности было и то, что она отрицала. Любовь. Ей нравились его чёрные волосы. Но она никогда не имела возможности потрогать их руками. Зато сейчас Гурен находился совсем рядом, страдающий от жара, он был бессилен и навряд ли возразит или же коварно пошутит в таком состоянии. Так что она неуверенно протянула руку и также неуверенно запустила пятерню в его чёрные волосы. Мягкие и нежные. Шигуре сглотнула, когда парень вздрогнул. В любой момент она готова убрать руку. Я отвратительна. Просто омерзительна в своём эгоизме. Гурен-сама болен, а она позволяет себе пользоваться им. Как же от этой мысли ей становилось тошно! Поспешно убрав руку, словно волосы оказались чем-то колючим или горячим, Шигуре взяла новую таблетку в руку. Ей нужно позаботиться о господине. Он итак сделал для неё слишком многое и за это «многое» ей не расплатиться даже в следующей жизни. — Гурен-сама, — красная, как рак, Шигуре настойчиво перевернула господина на спину и посмотрела в его божественно-прекрасное лицо, и руки внезапно задрожали от близости, от его слабости, — Простите. Она глубоко вздохнула прежде, чем положила на язык таблетку и набрала в рот воды, после чего отбросила все сомнения к чертям. Губы Гурена были до безумия горячи и мягки. Без всяких сопротивлений, она проникла языком в рот господина и протолкнула таблетку внутрь, заставляя Гурена проглотить лекарство. Уже после в пустой голове Шигуре пульсировала одинокая мысль, обжигающая всё тело и лицо, словно она тоже оказалась больна, хотя так оно и было. Она была больна любовью к Гурену. Шигуре поцеловала своего господина. И хотя тот не узнает об этом, эта мысль согревала изнутри. Нет ничего слаще его обжигающих губ. Не успела она отстраниться, как горло крепко сжала мужская рука. И с ужасом внутри Шигуре столкнулась с затянутыми туманом аметистовыми глазами. Гурен чуть хрипло прошептал: — Как это понимать, Шигуре? В его сухом голосе слышались ноты презрения и гнева, которые она никак не могла понять. Неужели Шигуре сделала что-то не так? Но она хотела, чтобы всё было лучше. — Гурен-сама… — прохрипела девушка, цепляясь в руку парня, — Я… Но договорить ей не дали. Лишь сильнее сжали хрупкую шею, отчего Шигуре сильнее вцепилась в руку господина и отчаянно глотала маленькие порции кислорода. — Пока я слаб, ты решила меня использовать в своих эгоистичных желаниях, Шигуре? — кажется, парень до сих пор пребывал в бреду, потому не отдавал отчёта своим действиям. Ему казалось, что Шигуре пыталась удовлетворить свою потребность в сексе, хотя на самом деле всё было не так, но Шигуре не злилась. Она отчаянно пыталась ослабить хватку, чтобы всё объяснить, — Не ожидал от тебя такого. В ответ с уст девушки слетел жалобный стон. Она слабела от нехватки кислорода и это проявлялось в её вялом сопротивление. — Гурен-сама… Презрительно фыркнув, он отпустил Шигуре и перевернул, подмяв под себя хрупкое тельце, ещё не осознавшее бедственное положение. Она глотала воздух, пока Гурен с лихорадочным румянцем на щеках смотрел ей в глаза. — Гурен-сама… — вновь слабо выдохнула она, но, столкнувшись с хищным взглядом аметистовых глаз, затряслась от страха. И все слова вмиг пропали, будто их и не было. На место пришёл животный ужас. — Что такое, Шигуре? — спросил издевательским тоном Гурен, — Не ты ли недавно хотела использовать меня? Чего ты хочешь? Страстные поцелуи? Или горячий секс? — Гурен-сама! Вы всё не так поняли! Мне ничего подобного от Вас не надо! — от отчаяния Шигуре позволила себе повысить голос. По щеке скатилась слеза обиды. — Тш, — он обжег губы Шигуре указательным пальцем, — Не пытайся оправдаться, — его голос был коварно нежным. Гурен, с придыханием проговаривая каждое слово, склонялся к Шигуре, покуда не соприкоснулся с ней губами. Её холодное тело казалось для него лакомым кусочком, а губы, мягкие и нежные, отдавали дразнящей сладостью. Всё вокруг было для него бредом, как и он сам, как и его действия. Повинуясь инстинктам, он вдавил Шигуре в кровать и погрузился языком глубже. Какое-то время она сопротивлялась, но вскоре поняла, что все её действия рождают болезненные противодействия, и стала наслаждаться самым счастливым моментом в её жизни, робко отвечая на поцелуй. Такое чувство, словно Гурен ждал этого. Как только Шигуре попыталась перехватить инициативу, он с приглушенным рыком прокусил её нижнюю губу и поторопился избавиться от явно мешающего процессу кителя, доходя до рубашки. — Не смотри на меня так. Ты меня заводишь, — прошептал Гурен и бросил в сторону рубашку. Его рельефное тело вновь вдавило Шигуре в постель, и девушка могла чувствовать его жар и превосходство. Ей казалось, что они делают что-то неправильное. От одной такой мысли хотелось заплакать, запаниковать, заумолять Гурена-сама остановиться, но Шигуре вместо этого продолжала молчать и упиваться его смелыми ласками, которые ей могли только присниться. Она не хотела разрывать поцелуй, а он от перевозбуждения уже не в силах сдерживать зверя внутри себя. И Шигуре прижала к себе его мокрое, до одури соблазнительное тело, чтобы прочувствовать его каждой клеточкой даже сквозь одежду. Это сводило с ума. Очередной чмок. С тонкой нитью слюней они разорвали сладострастный поцелуй и, продолжая тяжело дышать, с похотью в глазах посмотрели друг на друга. Всё кажется бредом. Таким сладким с запахом пота. Взгляд Гурена, голодный и жадный, выражал необузданную страсть. И Шигуре не в силах ей противиться покорно позволила ему срывать с себя одежду. Во тьму полетела бледно-розовая туника затем штаны. Осталось лишь нижнее белье такое же зеленое, как и её глаза. Поцелуи Гурена обжигали кожу. Она стонала сквозь сомкнутые губы от каждого грубого укуса на своей шее и ключицах. Всё казалось бредом. Его смуглое, идеально ровное тело с капельками пота, горячие губы, страстные поцелуи, жадные укусы и грубость. Но Шигуре нравилось ощущать себя беспомощной в его руках. И понимая, что господин забудет эту ночь, как сон в бреду, жаждала продлить момент, который больше никогда не повторится. Внизу сладко заныло, когда Шигуре лишили нижнего белья и перевернули на живот. С горечью она осознала, что хочет видеть лицо своего господина, прижимать к себе, царапать спину, выгибаться дугой навстречу, но одно грубое движение — и она забыла как дышать. Шигуре где-то слышала, что та неловкая поза, в которую её поставили, называется, кажется, рак. Почему именно так? Она не знала и даже не интересовалась… До сегодняшней ночи. Однако! Шигуре поймала себя на мысли, что ей нравится быть униженной собственным господином. Горячие руки блуждали по её итак разгоряченному телу, проникая на дразнящий миг в запретные зоны. И ей было жутко стыдно, и унизительно приятно, и хотелось большего. Но пальцы лишь входили в мокрое лоно и выходили, продолжая блуждания. Я омерзительна. Кошмарно омерзительна. Шигуре покорно облизала пальцы, всунутые в рот, обильно смочив слюной. Будь она в трезвом рассудке, ни за что на такую мерзость не решилась, но сейчас из-за охватившей жажды, сравнявшей её с животными, она готова была на кое-что и попошлее. — Ай! — айкнула Шигуре и от неожиданности вцепилась рукой в деревянную спинку кровати. Она сжималась сильнее от дискомфорта внутри анального отверстия. Эта боль не была резкой или колющей, она обжигала так, что слёзы текли из глаз ручьями, а губы искусывались в кровь. Её грубо ткнули лицом в подушку, и мучения продолжились до тех пор, пока тело Шигуре не начало отзываться на толчки. Непроизвольный всхлип сорвался с губ Шигуре, когда Гурен вытащил пальцы, но тут же был поглощён громким стоном, полным боли и наслаждения. Слишком резкий толчок до упора — и крохотные пальчики впились в подушку. Смесь боли и наслаждения заставила тело мелко затрястись, и она тяжело задышала, пытаясь привыкнуть к члену внутри. Но времени на это не дали. Продолжив толкаться грубо, но медленно, Гурен одной рукой сжал талию, другой — длинные шелковистые волосы и потянул на себя, заставляя девушку принять более удобную позу. В ответ она выгнулась и издала сладостный стон, от которого разум накрыла пелена, и Гурен вновь не в силах контролировать себя погрузился в бред. Он резко вошёл в маленькую фигурку до упора, жадно вырывая стоны, медленно вышел и вновь вошёл, ускоряясь с каждым грубым толчком. Гурену её не жалко, потому что он был уверен, что Шигуре этого заслужила, она сама хотела им воспользоваться, но он провернул всё в свою пользу и теперь пользовался сам. Полустоны-полувсхлипы. Она готова плакать от наслаждения, а он, весь потный и голодный, как зверь, ощущал себя истинным хищником, когда терзал маленькое и такое беззащитное тело. И погружался всё жёстче и жёстче, только чтобы приблизить кульминационный момент. Их бросало то в жар, то в холод. И коснувшись губами острого плечика, Гурен повернул личико Шигуре и впился в полураскрытые губы поцелуем, жадно глотая каждый вырвавшийся стон. Ещё несколько финальных толчков, и пара слилась в общем экстазе. Горячая сперма заполнила Шигуре, в то время как она сама содрогнулась в сладострастии. Всё вокруг казалось нереальным бредом.***
Утром Шигуре проснулась от того, что кто-то нежно поглаживал ей щёчку. Было приятно, оттого ей не хотелось открывать глаза, но что-то напрягало её в сложившейся ситуации и это — её обнажённое тело, заключённое в мужское объятие. Открыв один глаз, она открыла и второй, изумлённо сталкиваясь с аметистами господина. От хитрой улыбки Гурена девушка залилась краской до кончиков ушей и испуганно воззрилась на парня в ожидании самого худшего. — Спасибо, Шигуре, — неожиданно отблагодарил её Гурен, продолжив одной рукой прижимать её талию к себе. За что он меня благодарит? Непристойные воспоминания всплыли один за другим, заставив Шигуре сгорать от стыда. Всё началось с того, что она просто хотела помочь Гурену-сама. Понурив голову, как нашкодивший котёнок, Шигуре не знала что делать и что ответить. Что думает о ней Гурен-сама? Как реагировать на его благодарность? Что вообще происходит? Она впервые желала провалиться сквозь землю. Гурен приподнял голову Шигуре, чтобы встретиться с ней глазами. — Что не оставила меня одного, — добавил он внезапную фразу, на что сердце Шигуре пропустило удар, но… — Это неправильно! — резко подскочила она, отстраняясь от Гурена и показывая тому свою ровную белоснежную спину. Гурен изумлённо вскинул брови и потребовал объяснений. — Все эти постельные отношения неправильны, — тихо прошептала девушка, пытаясь вернуть былое самообладание, — Я всё прекрасно знаю, что Вы, Гурен-сама, не желаете никого любить, при этом не хотите, чтобы кто-то любил Вас. Но, Гурен-сама, — она повернулась к нему, прикрывая грудь одеялом, — Разве Вам легче жить без любви? Шигуре права. Он отталкивал любовь. Он бежал от неё. И всё после случая с Махиру. После её смерти он решил больше никого к себе не подпускать, даже подчиненных, и всячески давал понять, что любовь — чуждое ему понятие. Поранившись раз, больше не захочешь идти тем же путем. Гурен вздохнул и, не удержавшись, провёл по девичьему позвоночнику указательным пальцем, отчего девушка смущенно вздрогнула, после чего прошептал ей на ухо: — Любовь не для меня. Она слишком хрупка и нежна для такого реалиста, как я. И пусть я буду жестоким разбивателем сердцем, мало кто откажется от горячего любовника хотя бы на одну ночь. — То есть… — Шигуре огорошенно посмотрела на Гурена, — Вы… — какой-то ужас читался в её глазах вперемешку с ревностью, — Готовы спать с каждой, кто Вас полюбит? В ответ Гурен пожал плечами и плюхнулся обратно. — Если она мне симпатична, — небрежно бросил он, а после почувствовал, как хрупкие ручки вдавили его в кровать, а сама Шигуре пунцовая с головы до ног нависла над ним. — Я не готова делить Вас с другими, Гурен-сама, — прокричала она, сама не понимая причин, по которым ей следовало бы повышать на господина голос, но она чувствовала внутри знакомое чувство, похожее на ревность. Какая забавная реакция, Шигуре,подумал парень, подметив как та откинула одеяло, до этого момента прикрывающее грудь. На губах у Ичиносе заиграла лукавая ухмылка. — С радостью стану твоим любовником. Он рассмеялся, когда увидел как отчаянно краснеет Шигуре, стараясь скрыться от него за хрупкими ладошками. — Вы неизменно жестокий Гурен-сама. Он сам прекрасно знал это, потому что сам воздвиг эту стену между собой и людьми, чтобы больше никогда-никогда не любить, чтобы больше никто не смог полюбить его в ответ. Но, видимо, слишком поздно. Я смогу дать лишь голый секс без любви, Шигуре. Хватит ли тебе этого?