Личная клетка

Едва рассвело, а я уже шла по незнакомому району, сжимая в руках очередной стаканчик кофе. По обе стороны пустого безмолвного шоссе возвышались спящие многоэтажки. По окнам верхних этажей уже скользили робкие лучи поднимающегося над горизонтом солнца, но воздух был по-прежнему холодным, что заставляло меня отчаяннее кутаться в тонкую куртку и крепче сжимать полупустой стакан едва тёплого кофе. В мыслях творился полный кавардак. Вопросы сменяли друг друга бесконечной чередой, и, конечно, главным среди них должен быть вопрос "Какого чёрта я вообще здесь делаю в такую рань?!", вот только ответ на него до неприличия очевидный. Мимо проехал первый за всё утро автомобиль и улица, вновь опустев, затихла. Солнечные лучи, немного осмелев, гуляли по окнам верхних этажей местных высоток. Утренняя прохлада постоянно вырывала меня из цепких лап бушевавших во мне мыслей, но я успевала нырнуть в них достаточно глубоко для того, чтобы реальность на какое-то мгновение расплылась, уступая место воспоминаниям. *** Раньше он казался всесильным, всемогущим... Одно только упоминание о нём в одних вселяло страх, других заставляло склониться в почтении. Его почитали, его боготворили, ему молились. Теперь же он пал и почти ничем не отличался от людей, пропитанных пороками и грехами. И, если бы они только знали, что сам архангел Габриэль живёт в одном из самых обычных домов в этом огромном городе, знали, как ежедневно, привычно смешиваясь с толпой, он легко остаётся незамеченным, прогуливается по улицам, разглядывая невзрачные здания из стекла и бетона, как он подолгу смотрит на небо, лёжа на одном из газонов ближайшего к его дому парка, а по вечерам возвращается в свой огромный пустой пентхаус, где снова чувствует себя ближе к дому, к оставшимся на небесах братьям, к отцу-ведь он всё ещё надеется, что его отец где-то там, дома. И никто, никто не смог бы понять насколько пустота его квартиры ничтожна по сравнению с пустотой в душе павшего архангела... *** Я подняла глаза к небу и замерла. Огромные рваные серые облака со снежно-белыми краями, сияющие в тусклых лучах утреннего солнца, так отчётливо напоминали что-то до боли знакомое... Мало кому пришло бы в голову, что эти облака, края которых так похожи на оборванное тряпьё, сейчас были почти точной копией тех самых серых лохмотьев, с едва заметными вкраплениями белого по краям, изредка излучающих тусклый свет... Лохмотьев, которые остались на память об огромных мощных белоснежных крыльях одному архангелу, слишком сильно любящему людей. Солнце всё настойчивее пробивалось сквозь облака, его лучи уже уверенно скользили по окнам, не доставая лишь до нижних этажей, отчаянно пытаясь разбудить спящих в своих уютных "раковинах" людей. Но безуспешно. Их звуконепроницаемые окна закрыты плотными шторами, в их квартирах тихо и темно, не зависимо от того, что происходит за окном. Так и живут, не желая ничего слышать, видеть, чувствовать... Даже едва не случившийся апокалипсис прошёл мимо них незамеченным, будто их и не касался... *** Зато коснулся его. Благодаря ему и не случился. Ему, двум бесстрашным братьям, старому пьянице, воспитавшему героев, и ангелу. Простому голубоглазому ангелу, слишком проникшемуся любовью и доверием к этим ребятам, так сильно поверившему в них... так сильно, что не смог их бросить, даже зная, что все они идут на верную смерть ради спасения человечества, которое даже не узнает о их подвиге. И у каждого были свои причины, будь то любовь к людям, чувство долга, отцовская забота или вера, но никто из них не остался тогда в стороне, каждый пожертвовал собой ради того, во что верил, ради тех, в кого верил. Их намерения были чисты и бескорыстны, и именно по этой причине все они остались живы, а падший ангел даже получил обратно свои ангельские силы. Архангелу же повезло меньше. Он сделал всё, что было в его силах, и, кажется, даже больше. Он выжил, но был разбит, опустошён. Вырвать брата из чужого тела, опуститься с ним в самое сердце ада, и, глядя ему в глаза, захлопнуть клетку, оставляя его гореть, бесконечно гореть от обиды и ненависти бок о бок со вторым, не менее любимым, старшим братом. А крылья... Тогда же он лишился и крыльев. Огромных белоснежных крыльев, так красиво и мучительно горевших там же, возле клетки, в языках адского пламени. Тогда он надолго пропал. Винчестеры считали, что он просто не выбрался, но Кастиэль, не слушая их, продолжал его искать. Долго, бесконечно долго, упрямо веря, что найдёт. Но архангел вернулся сам, как раз тогда, когда нерушимая вера Каса дала едва заметную трещину, как раз тогда, когда Габриэль был ему как никогда нужен. Всем им. Как раз в тот момент, когда огромные армии демонов неконтролируемым потоком хлынули изо всех щелей, наводя на земле свой, извращённый вариант порядка. Но Габриэль нужен был охотникам не столько как ещё одна пара рук в их войне, а, скорее,как символ веры. Им до дрожи, до самой глубины их душ нужно, необходимо было знать, верить, что то, что они делают, правильно. И он стал им. Утративший свои ангельские силы и лишившийся крыльев архангел стал для Винчестеров и голубоглазого ангела источником беспрекословной нерушимой веры. И, вроде бы, с того момента всё вернулось на круги своя, и с ними бок о бок сражался всё тот же Габриэль: те же шуточки, те же замашки Трикстера, но его прикосновения к демонским оболочкам теперь не сулили ничего, кроме боли и разочарования в глазах архангела. Ему пришлось вооружиться клинком и сражаться с нами, спина к спине, так по-человечески уворачиваясь от нападений, не надеясь на сиюминутное исцеление и ангельское моджо. *** Давно опустевший стакан из-под кофе только теперь оказался в урной. Я чуть замедлила шаг, оглядываясь по сторонам в поисках нужной многоэтажки. Верхние этажи высотки возвышались над остальными всего в квартале отсюда. *** Терпеть замашки Габриэля было намного проще, чем пошловатые шуточки неугомонного старшего Винчестера, поэтому я всё чаще предпочитала компанию архангела и наслаждалась спокойствием под истории времён сотворения мира, вприкуску с бесконечно обожаемыми Гейбом сладостями. Темы разговора всегда сменялись стремительно, не успевая наскучить: щелчок пальцев-и интригующий рассказ феерически заканчивается авторской экранизацией Габриэля, ещё щелчок-и история сменяется фокусами и шутками по мановению одних лишь пальцев некогда всесильного архангела. И он улыбается, словно сила Трикстера вдруг всё-таки смогла восполнить архангельские, потерянные в адском пламени... Тем он и спасался... Лишь рваные крылья изредка тенью появлялись во вспышке света во время изгнания очередного демона, напоминая о том сражении, после которого Габриэлю осталась лишь сила шутника Трикстера, кучка перьев за спиной в напоминание о былом могуществе, да четыре пары глаз, с тех пор полных лишь признательности и уважения. С тех пор он для них не враг больше, они за него и в огонь, и в воду. Сразу бы так. Лишь взгляд небесно-голубых ангельских глаз остался прежним, полным уважения и преданности старшему брату.Кажется, что вся их ненависть и жажда мести оказалась заперта там же, в клетке, вместе с угрозой апокалипсиса, обгоревшими перьями архангела и его воинственными братьями. Видимо, по этой причине наше общение с Габриэлем оставалось без колких комментариев и возражений со стороны Винчестеров, а он всё чаще оставался с нами после очередного сражения. Мы подолгу сидели под звёздным небом, залечивая свои раны в обществе друг друга. Душевные затягивались сразу же, но и его раны заживали всё быстрее... Всё чаще я видела, как в очередном всполохе горящей демонской души его крылья дёргались, словно он пытался взлететь, но лишь его, с силой всаженный в демона, нож мог в красках показать как архангелу в действительности не хватает его силы, его крыльев, его благодати... Кастиэль часто ловил мой взгляд и на его лице появлялось то самое нечитаемое выражение, которое для себя я переводила как попытку понять что-то, до этого момента неизвестное, и некоторую степень удивления. Хотя, что уж скрывать, разобрать эмоции на лице этого ангела было задачей повышенной сложности. *** Я сжала руки в карманах куртки в кулаки и сильнее втянула шею, пытаясь спрятаться от утреннего холода и избавиться от лёгкой дрожи, навеянной нахлынувшими мыслями о Габриэле... *** Всю прошедшую неделю Гэйб оставался со мной допоздна, и, лишь когда я засыпала, он тихо исчезал, возвращаясь в невыносимое одиночество своего огромного пентхауса. А на утро снова появлялся в нашем номере, ослепительно улыбаясь и отпуская шуточки по каждому удобному поводу, будто для него и не существовало прошлой ночи, наполненной болью воспоминаний и одиночества, в его собственной просторной "клетке". И снова всё повторялось: приветствия, тёплый взгляд озорных фисташковых глаз, смотрящих на меня, вглубь меня, в самую душу... За такой короткий промежуток времени это стало настолько привычным, как чашка кофе и горячий душ по утрам, но, вместе с тем, это стало чем-то бОльшим, чем-то необходимым, как глоток воздуха... Его появление в один миг поднимало настроение, стоило только первым ноткам его сладковато-пряного аромата расползтись по нашему гостиничному номеру... А когда он смотрел на меня, в самый первый миг, когда наши взгляды встречались, у меня замирало дыхание, я ни о чём не думала, просто смотрела в его потрясающие глаза самого прекрасного оттенка зелёного и вдыхала его тонкий сладковатый аромат... И так день за днём. Но не вчера. Вчера Габриэль не появился. Кастиэль молча пожимал плечами, братья, кажется, и вовсе жили в своём мирке, где им было достаточно пары суховатых фраз: -Кас, он в порядке? И тихого задумчивого: -Да... я думаю... Но ни суета и привычные шутки охотников, ни пронзительный, чересчур внимательный взгляд небесно-голубых глаз, не могли отвлечь от мыслей, в которых в этот день хозяйничал Габриэль. *** Едва прикрыв глаза, сквозь лёгкий чуткий сон, я слышала, как в полумраке комнаты прошелестел плащ голубоглазого ангела, почувствовала его лёгкое прикосновение к своей руке, что-то мягкое, похожее на клочок бумаги, оказалось в моей ладони, а потом тёплые пальцы Каса коснулись моего лба и я проснулась, ощущая дуновение лёгкого ветерка на лице и едва уловимый запах озона в комнате. Я разжала ладонь. На небольшом клочке бумаги знакомым ровным почерком был выведен адрес и всего три слова, от которых всё внутри моментально сжалось, и, в следующую секунду, по всему телу разлилось приятное тепло... Всего три слова "Жду тебя. Габриэль". *** В пустом, сквозящем холодом, белоснежном пентхаусе, царил идеальный, пожалуй, даже стерильный порядок. Габриэль стоял у огромной стеклянной стены, отделявшей его личный мирок от остального мира. Конечно, сначала он пробовал мерить огромную гостиную размеренными шагами, но этот, столь привычный для людей способ успокоиться и привести мысли в порядок, видимо, не годился для архангела. Он пытался расслабиться, удобно устроившись на мягком белом диване напротив стеклянного кофейного столика, но мысли, захлёстывающие его, накрывали с головой, и, устало вздохнув, он вновь отправился к стеклянной стене. *** Даже удивительно, как некоторые люди, едва появившись в нашей жизни, уверенно заявляют свои права на место в нашем сердце. Со временем они обживаются, заполняя "свой уголок" совместными общими воспоминаниями, чувствами... Порой, мы даже не замечаем как, собрав свои чемоданы, они переезжают в обжитую "собственность" и селятся там, не спрашивая разрешения... да ты уже в общем-то и не против, это словно что-то само собой разумеющееся. И чем больше таких жильцов, чем они ближе и роднее, тем теплее в душе, тем меньше остаётся места для одиночества. А бывает и так, что всего один человек занимает почти всё свободное место в твоём сердце, в мыслях, в душе. Габриэль, начав с крохотного уголка в моём сердце, сейчас перебрался в апартаменты попросторнее... Теперь он занял в моём сердце целый "пентхаус", тёплый и уютный... И сейчас я, до сих пор не до конца это осознавая, спешу к нему, чтобы собственноручно вручить ему ключи. *** Он по-прежнему молча стоял у стеклянной стены, внимательно изучая каждый сантиметр простирающейся у его ног улицы, когда его взгляд вдруг замер, а в тёплых фисташковых глазах зажглись огоньки. Огромный жилой комплекс со стеклянными стенами и окрашенными в белый бетонными перекрытиями был уже совсем рядом. Я крепче сжала в руке записку с адресом. Вот так просто: недалеко от центра этого погрязшего во грехах города, напоминающего в середине дня огромный муравейник, находится чистый воздушный небесный мирок когда-то всесильного архангела Габриэля, расположенный на 42 этаже просторного жилого комплекса с таким подходящим названием "Seventh Sky" и соответствующим видом. Сквозь огромную стеклянную стену его пентхауса видно только небо, и, находясь там, ему кажется, словно весь остальной мир, простирающийся у подножия высотки, существует в какой-то другой реальности, и его это устраивает. Но сейчас его абсолютно не волнует остальной мир. Только он, она и бескрайнее небо за его окном. Только их тихое "люблю" и нежный, едва ощутимый поцелуй тёплых мягких губ. Только его сильные руки, сжимающие её талию. Только страсть, которую они оба с таким трудом сдерживают... они обязательно окажутся в её власти чуть позже... не сейчас. Он глубоко вздыхает: ему слишком многое нужно ей рассказать, а пока... Пока полёт к самым небесам на вновь обретённых архангелом невероятных, фантастических белоснежных крыльях...