До рассвета

Все повторялось вновь и вновь – пустыня, руины, треск винтовок и хруст костей. Люди – как воздушные шарики, наполненные кровью, разрывающиеся пулями, их хриплые крики и палящее солнце. Хотя, сейчас почему-то стояла ночь, и бледное пятно луны выглядывало из-за облаков. Основное правило этой ночи - да и всех бывших и будущих: не думать. Не позволять себе даже попыток к мыслям – просто двигаться, чтобы выжить, не погрязнув в горечи. Эмоции остались в лагере. Она действовала на автомате, перезаряжая браунинг, за спиной Мустанг разминал руки, похрустывая суставами. Элизабет обернулась – спросить что-то, и в ту же секунду по стенам укрытия забарабанил свинцовый дождь. Девушка выругалась про себя, перекатом уходя из комнаты в коридор, привычно обернулась, ожидая увидеть озлобленного от постоянных перестрелок Роя, и… И проснулась, хватая ртом воздух. Это время давно ушло. Черный Хаяте скулит во сне, растянувшись у кровати – он не был там, но прекрасно чувствует настроение хозяйки. Лиза вздыхает, покачав головой – она никак не может прийти в себя с начала зимы. Мустанг вчера уехал, оставив майора в штабе – затевалось что-то крупное, и ему нужен был верный человек здесь: «кому же еще я могу так доверять свою жизнь?» - и как всегда, ни капли серьезности в голосе. Если бы не его глаза, Лиза ни за что не поверила бы. Девушка осторожно перешагнула через спящего пса – она не первый раз просыпалась от кошмаров и всегда тянулась за водой, но сейчас на прикроватной тумбочке стакан отсутствовал. -Как и тот, кто мог бы его поставить, – вслух усмехнулась майор, бросая взгляд на опустевшую кровать. Шаги гулко отдавались в темноте – девушка не стала включать свет или одевать тапки. После бредовых кошмаров, полных кровавых ошметков и выжженных пустынным климатом тел, трупов в пятнах извести, часто хотелось промерзнуть до самых костей и как можно меньше видеть солнце - хотя во снах чаще всего и царила лунная ночь. Нос Хаяте влажно коснулся коленки – пес услышал, как хозяйка ходит по кухне, и решил составить компанию. Лиза улыбнулась, потрепав сонного питомца за ухом, наполнила миску чистой водой. Плеснула молока себе в стакан, прислоняясь боком к столу и любуясь видом за окном. - Вчера утром началась зима, – она говорила скорей для себя, но Черный так понимающе смотрел, что Хоукай даже усмехнулась, впервые оценив шутку про домашних животных-психологов, – помнишь, повалил такой густой снег? Мы с тобой как раз собирались на прогулку. А он проснулся, и, как всегда – разворчался, что все хорошее в его жизни всегда рушилось под натиском мелкоты вроде тебя. Рою явно не хватает младшего брата или сестры, не находишь? Он так гонял Эдварда, будто ненавидел его больше всех на свете, но я видела, как лукаво блестят его глаза, когда генерал читал донесения об успехах братьев. Когда мы были маленькие, я так надменно себя вела – для меня он был всего лишь учеником отца, а всех людей, и тем более мальчишек, отец учил всегда держать в узде. Видел бы ты, какие рожи Рой корчил, когда я приказывала помочь мне расставить тарелки к обеду! – девушка криво улыбнулась псу, и отвернулась к окну, – Вот и вчера утром примерно такое же лицо сделал... А потом так долго ныл, что будет спать один, мерзнуть и тосковать, что пришлось нам с тобой идти гулять гораздо позже. До сих пор не пойму – издевался или и впрямь мерзнет и тоскует? – она фыркнула. В доме майора ничто не говорило о присутствии мужчины в ее жизни. Как и на квартире генерала Мустанга – все вещи исключительно под нужды хозяйки, либо безликие. Портреты и фотографии – общие фото с праздников и дружеских посиделок. Все остальные, гораздо более личные - убраны в фотоальбомы и спрятаны далеко на полках. Редкие картины на стенах, пара безделушек, подаренных кем-то из штабных на праздники, – Такова жизнь. Нам нельзя подставлять друг друга. Как-то давно он попросил – убей, если передумаю. И я согласилась, и пообещала последовать за ним. Звучит, как признание, не правда ли? Посмотри на нас, Хаяте. Мы вместе спим, работаем, отмечаем праздники – и ни разу, ни разу вслух не сказали друг другу того, о чем судачит весь город. Хотя, с его славой бабника мне обычно достается что-то вроде глупого злословия – когда вчера вечером мы с тобой, и еще пара ребят из штаба, пришли проводить генерала и отдать необходимые бумаги и данные – я слышала, как кто-то сказал, что вот стоит железная майор Хоукай, единственная женщина в жизни генерала, с которой тот если и будет вместе, то только по привычке: «сейчас ведь так трудно найти хорошего секретаря, жену и друга в одном лице»! – Лиза встала и открыла окно, впуская в дом снежинки, унимая внезапное раздражение глубоким вдохом. Сегодня ветра не было, и в желтом свете фонаря замерзшие хрусталики причудливо танцевали, опускаясь на землю, – Я не обратила внимания тогда, но, знаешь, такими долгими ночами как сейчас – когда ты рвешься между огнем внутри и льдом снаружи, очень хочется уткнуться в чье-то крепкое плечо. Чтобы как в далеком детстве, когда отец еще не так сильно ушел в свои исследования, он бы поддержал меня – просто проведя рукой по спине и... – майор вдруг рассмеялась, мотнув головой - краем глаза она уловила свое отражение в стеклянной дверце кухонного шкафа, – Ну и дурь я несу, а ты даже не останавливаешь! – Девушка с укором посмотрела на собаку. Горечь внутри, поселившаяся с самого начала этого странного разговора, немного притихла. Она сполоснула стакан, ставя на сушку, и, прикрыв окно, вернулась в спальню. Широко распахнула занавески на всех окнах, кидая еще одну подушку в изголовье – сегодня она уже не уснет, и забралась на кровать, поджимая под себя ноги. – И все же… Как думаешь, Черный, – взгляд Хоукай скользил по новеньким фото в рамках – свадебные портреты Элриков, никогда не унывающих и честных перед собой и окружающими. – А сможем ли мы когда-нибудь так же? Переписать под себя весь мир и навсегда стереть из памяти все то, что нам мешает быть ближе?.. Пес не ответил – он уже спал, растянувшись у кровати, да и в любом случае, разговаривать не умел. Лиза покачала головой – в конце концов, у нее не худшее в мире положение, так что нечего забивать себе голову и зря тревожить сердце. До утра можно еще раз документацию перечитать, или книгу – почему бы и нет, времени впереди много. Хотя, в глубине души она верила, что все ночи – даже самые длинные и холодные, когда-нибудь закончатся. Ей надо только дожить до рассвета - пусть и придется все время в ожидании терпеть щемящие, тоскливые снежинки – отблески чужого, порой столь желанного и для себя, счастья в ее жизни.