I Know/Я знаю

Это началось со спора, как и всё остальное. Это не правда. Мы не начинаем всё со споров. Только большой спор, важный спор. С ней никогда не бывает легко. Как это может быть? Ничего в её жизни не было лёгким, с пятнадцати лет и до военачальника. Просто зная это, как я могла ожидать, что что-то будет легко? Я, должно быть, сошла с ума. Я уверена, она тоже так думает. Но я не знаю, я не знаю. Всё это право не может быть неправильным. Это был долгий день, после нескольких долгих недель долгих дней, после ещё более долгих месяцев. У нас не было перерыва навсегда; он просто не останавливался. Мы продолжали сражаться и путешествовать, и мы продолжали собираться и спасать людей, получали травмы и едва заживали, прежде чем снова нанести травму. Я была совершенно измучена, и она, должно быть, тоже была. Но она продолжала идти и толкала, она не позволила себе остановиться. У неё есть этот внутренний огонь, драйв и решительность. Время от времени я даже не думаю о ней как о человеке, просто о предмете, который борется с плохими парнями и спасает жителей деревни и делает то, что нужно сделать. Они видят этот взгляд в её глазах, тот, который означает, что она пытается компенсировать всё зло, которое она сделала, то, что она не хочет, что с ней произойдёт, если она может спасти нескольких невинных людей от последних военачальников или работорговцев, которые приходят. Взгляд, который игнорирует порезы на её членах и треснувших рёбрах, без еды и сна. Взгляд, который означает, что её воспоминания убивают её внутри. Я знаю этот взгляд. Я вижу, что она переживает каждую смерть, которую она когда-либо вызывала, каждый раз, когда она закрывает глаза, чтобы спать. Я знаю, как ночные кошмары разбуживают её ночью, дрожа и тихо плача. Я знаю, насколько её раны причинили ей боль. Я вижу, что она сшивает себя и не берёт травы, которые успокаивали бы от боли, потому что они тоже успокаивали бы её от чувств и реакций. Я видела, как она сражалась в течение трёх дней прямо на поле битвы, что привело к победе над невероятно превосходящей деревней. Я знаю, что она пытается искупить свои грехи. Я знаю её плохую сторону. Я знаю холодное, безжалостное, убивающее сердце, которое позволяет ей отправлять людей на смерть на поле битвы. Я знаю жестокий блик в её сине-голубых глазах, который проникает в стекловидный взгляд людей, которые вот-вот умрут у неё на руках. Я знаю, что временами ей нравятся боевые действия, убийство. Я знаю радость на её лице, когда она видит группу мужчин, нападающих на неё, и она знает, что она может убить без угрызений совести. Я знаю её удовольствие в звуках боя; её меч прорезал, удары ногами и удары проложились с неосторожным отказом, который тем не менее сбивал каждого противника, расчётный бросок её шакрама. Я знаю, что ей это нужно. Я также знаю её хорошую сторону. Её критический юмор ночью вокруг костра, расслабленное подшучивание, которое она позволяет мне выкинуть. Саркастические высказывания пробормотались под её дыханием, когда ещё одна группа деревенских старейшин не верила, что она пришла на помощь. Её нежный взгляд на детей, которых она спасла от бесчисленных наводнений, лавин и набегов. Её быстрая защита и яростная защита меня. Её нежная улыбка, которую я вижу слишком редко, делает все трудности трудными. Я бы сделала всё, чтобы увидеть эту улыбку. Мы спорили. Я хотела остановиться в соседней деревне и пробыть несколько дней в гостинице, рассказывая истории за деньги и отдыхая какое-то время. Она не хотела. Были сообщения о всплывающем военачальнике в этом селе, и она хотела позаботиться о нём. Я хотела, чтобы его так же позаботили, как и она, но я думала, что её здоровье было более важным. Резкие слова были произнесены, и она покинула лагерь. Я легла рано спать, а на следующее утро мы всё сделали. Позаботились о военачальнике. Это был короткий, но жестокий бой, и все семьдесят против них были против нас. Мне повезло; большинство из них пошло на неё и повернулось ко мне спиной, чтобы я могла их избежать и немного побить. Ей пришлось принять немало шагов, прежде чем она достала их достаточно, чтобы сделать их в честной битве. Кровь, возможно, тысячи человек, и она с завязанными глазами, это может быть честная битва. Это ничто. Тем не менее, ей было больно. Достаточно согласиться на номер в гостинице и горячую ванну. Я поселилась у хозяина гостиницы, когда она сразу же воспользовалась ванной, потом мы обе погрузились в постель, как Гадес посетили, и спали. Запах солнечного света проснулся наконец, и её сторона кровати была пуста и холодна. Она оставила мне фрукты на завтрак и записку о том, что она отправилась за доспехами. После обработки моих ранних ран, я решила потратить несколько динар на рынке, пополнив наши запасы. Я торговала длинной тонкой нитью, подходящей для швов, когда я почувствовала её тень на мне. Я повернулась с улыбкой, думая забыть о наших разногласиях за несколько дней до этого. У меня даже не было времени, чтобы увидеть хмурый взгляд, прежде чем она начала говорить. «Это не работает. Ты явно недовольна мной, и ты предпочитаешь оказаться где-то в другом месте. Ты хочешь, чтобы я отвезла тебя домой или к амазонкам? Я была в оцепенении. Я была озадачена. Я была в ярости. Я долго не теряла дар речи. «Как ты смеешь говорить мне, где я хочу быть? Что заставляет тебя думать, что ты можешь решить мою жизнь за меня? И, кроме того, почему ты думаешь, что я останусь с тобой на одну минуту дольше, чем я хотела? Разве ты не думаешь, что я уйду, если я буду несчастна? Я знаю, что я делаю, Зена. Я живу своей жизнью так, как я хочу! «Я знала, что мой голос поднимается до крика в последнем предложении, но мне было всё равно. Я была так расстроена тем, что она только что сказала, что чуть не пропустила ослепительную улыбку, которая пересекла её черты. Я моргнула, потом снова. «Спасибо», сказала она мягко. И ушла. Мой ум был вихрем, смущённым, сердитым, расстроенным, так много эмоций, что я не знала, что делать. Я горько проглотила слёзы, которые бросились мне в глаза, и пошла в сторону, противоположную той, в которую она ушла. К тому моменту, когда я снова смогла заметить своё окружение, я была глубоко в лесу за деревней, и я была совершенно потеряна. Я тяжело села на землю, прислонилась спиной к дереву и рыдала в недоумении и возмущении. Опять же, я почувствовала её, прежде чем увидела её присутствие на грани моих чувств. Я затаила дыхание и остановила свои слёзы, решив не дать ей увидеть, как я плачу. Она села передо мной и заговорила. «Мне жаль, что я тебя расстроила. Мне нужно было знать, что ты была со мной, потому что ты хотела быть, не потому, что считала, что должна что-то мне доказать, или потому, что я заставляла тебя «. Мой гнев вспыхнул в полную силу. «Конечно, я с тобой, потому что я хочу быть! Могла ли я когда-либо делать то, что я не хотела? Сотри это. Думаешь, я поеду с тобой, если не захочу? Ты думаешь, что я не могу принимать собственные решения? Ты думаешь, что я не люблю тебя больше, чем кто-либо в мире? «Я всё ещё была так расстроена, что не заметила, что я сказала, я знала только, что я имела в виду каждое слово. «Я могу управлять своей жизнью! Я не ребёнок, Зена! Её снова ослепила эта ослепительная улыбка. Я была загипнотизирована этим, поэтому я не отошла, когда она наклонилась вперёд. «Конечно, нет», — пробормотала она, прижимая губы к моим. Не самый сладкий мёд в мире, лучшее вино, и амброзия, возможно, были вкуснее, чем её рот в этот момент. Всё, что я могла подумать, это то, чего я так долго хотела, и теперь это было реально. Она откинулась назад и посмотрела мне в глаза. Я видела, как тает лёд, и я утонула в глубинах её глаз. «Я люблю тебя, Габриэль». Я знаю её хорошую сторону. Я знаю её плохую сторону. Я знаю, что она любит меня, как я люблю её, и это всё, что мне нужно знать до конца вечности.