***
Впервые Феликс встречает его, когда совершенно случайным образом оказывается в ветеринарке вместе с братом и его попугаем. Феликс лениво шляется по дому, бьёт баклуши и не знает чем себя занять, чтобы хоть в последний месяц летних каникул не просиживать штаны дома у ноутбука. Поэтому, заприметив, как брат куда-то собирается, липнет к нему, цепляясь за рукав, и «Джисон-а-ты-куда-я-с-тобой». Тот привычно закатывает глаза, бурчит «собирайся», и вот уже Феликс стоит в светлом просторном холле за спиной Джисона, пока тот разговаривает с парнем за невысокой стойкой, одетым в голубой халат, и указывает на клетку с птицей. У парня сбивчивый голос и растерянный вид, из чего можно сделать вывод, что на должности он совсем недавно. Он долго роется в журналах, шумно листает исписанные страницы и поднимает взгляд на порядком раздражённого Джисона. — Извините, но тут нет… — он слегка шепелявит. — Как нет? Я записывался два дня назад, чёрт возьми! — Джисон тычет пальцем в попугая, словно тот может подтвердить его слова. — Если симптомы не прекратятся, доктор сказал… Кстати, где он? Он должен помнить, что я приходил. — К сожалению, доктор сейчас занят, у него приём и… — к тому времени, когда паренёк тараторит вызубренную фразу, Феликс уже теряет всякий интерес к происходящему и плюхается на белый диван у стены, обследуя окружение. Справа от него, в углу стоит стеллаж со всевозможными лекарствами для домашних питомцев, а прямо напротив большую часть стены занимает огромная фотография семьи далматинцев. Животные выглядят счастливыми, высунув языки из открытых пастей, и Феликс думает, что, наверное, легко быть счастливым, будучи всего лишь изображением на стене. Взгляд проходится по каждой морде слева направо, а потом упирается в светлую деревянную дверь, ведущую, по-видимому, в кабинет доктора. Точно по щелчку дверь тотчас распахивается, а из кабинета, держа в руках внушительную стопку бумаг, выходит невысокий молодой брюнет в голубом, подобном тому, что на пареньке за стойкой, халате. При взгляде на него Феликс подсознательно напрягается всем телом. — Хёнджин, это было на подпись, осталось разослать клиентам. Добрый день, — он замечает Джисона и вежливо кивает, сменяя сосредоточенное выражение лица улыбкой. — Здравствуйте, доктор Со, — Джисон заметно смягчается и тоже натягивает улыбку. — Мы тут с вашим работником, — он всё же не может сдержать едкого взгляда в сторону новичка, — пытаемся разрешить некое недоразумение. — Недоразумение? — доктор вскидывает брови и смотрит на коллегу, пока тот теребит листки журнала и выглядит смущённым и сбитым с толку. — Вы наверняка помните, как назначали нам приём, если ситуация не улучшится, — Джисон кладет руку на клетку с птицей, — ровно два дня назад, и вот мы пришли, а нам говорят, что записи нет! — Но тут действительно..! — встревает паренек, но доктор останавливает его жестом на полуслове и неловко кланяется. — Прошу прощения за возникшие неудобства, наверняка произошла какая-то ошибка, — спокойно говорит он, его голос звучит низко и ровно, — конечно, я помню Вас и могу принять через несколько минут, подождёте? Феликс, всё это время наблюдавший за картиной со своего места, задерживает дыхание, не сводя взгляда с молодого доктора. Странное, незнакомое до сегодня ощущение наполняет внутренности и скользит по коже мелкими мурашками. Феликс проводит ладонями по рукам, обнимая себя, но дышать отчего-то становится тяжелее, а от напряжения тянет мышцы. Доктор Со улыбается, кивает и перед тем, как вновь удалиться в свой кабинет, бросает мимолётный взгляд на Феликса. Они пересекаются взглядами всего на секунду — которой хватает, чтобы Феликса бросило в дрожь, а необоснованное волнение превысило все возможные отметки. Он не находит себе места, когда Джисон скрывается за дверью кабинета, оставляя его в светлом холле одного (не считая Хёнджина, но тот явно занят своими заботами). Феликс топчется у дивана туда-сюда, то и дело поглядывая на двери напротив. Что-то не даёт ему покоя, и это не только внезапный интерес к доктору Со. Он, безусловно, привлекателен, не столько красивой внешностью, сколько вежливостью и обходительностью, неким собственным обаянием. Но что-то больше, глубже, чем минутная симпатия, растекается по телу, заставляя Феликса чувствовать непонятный трепет при одной мысли о нём. За время отсутствия Джисона Феликсу удаётся привести мысли и эмоции в порядок. Он решает не зацикливаться на образе доктора Со Чанбина (как гласит табличка на его двери) в своей голове и списывает всё на природную влюбчивость. Со Чанбин правда его тип внешности, вот Феликса и жмыхнуло, так сказать, ничего удивительного, пройдёт и забудется спустя сутки. Через несколько десятков минут брат наконец-то появляется в проёме. Со Чанбина больше не видно, и Феликс облегчённо выдыхает, когда вместе с Джисоном покидает помещение. Он последний раз оборачивается, провожая клинику взглядом, и ему почему-то становится грустно без причины.***
Спустя несколько дней причина находится и она Феликсу далеко не по душе, потому что звучит как «Со Чанбин». Феликс думает о нём каждую минуту существования — представляет образ в голове, прокручивает ситуацию из клиники раз за разом и всегда как в первый немеет, вспоминая взгляд тёмных глаз. Это походит на какое-то помешательство, и Феликс впервые задумывается о своей нормальности, потому что настолько зацикливаться на ком-то, кого видел раз в жизни, совсем не нормально. И это надоедает ему до чёртиков, если честно, но и поделать ничего с собой он не может — только угнетать изнутри, поддаваться внутреннему волнению и думать, думать, думать. Кульминацией становится следующая ночь, когда Феликс видит Чанбина во сне и просыпается весь в поту со сбитым дыханием посреди ночи с одной-единственной мыслью: увидеть. Он с трудом дожидается утра, ворочаясь на кровати и так и не уснув, а потом бежит к Джисону, спрашивая, когда у него назначен следующий приём в ветеринарке. Он даже не заботится о том, что наверняка выглядит странно со взлохмаченными волосами и горящими глазами в семь утра, и старается игнорировать пытливый взгляд брата. Джисон отвечает, что через четыре дня, и это оказывается просто чертовски долго. Феликс недолго думает и решает пойти сразу после завтрака.***
Он понятия не имеет о цели своего прихода в клинику и что, собственно, собрался там делать, но единственно важное сейчас — встретиться с доктором Со. Феликс даже не знает, поможет ли это ему избавиться от мыслей о нём или сделает ещё хуже, однако сидеть на месте и ждать, пока всё само собой как-то не решится — вариант малоподходящий. Поэтому Феликс глубоко вдыхает и выдыхает, прежде чем уверенно распахнуть дверь в уже знакомое помещение. Вся смелость и уверенность улетучивается в мгновение ока, стоит ему увидеть у стойки доктора Со собственной персоной. Двери в кабинет распахнуты, а он склоняется над столешницей, обсуждая что-то с Хёнджином и активно жестикулируя руками. Оба приход посетителя пока не замечают, и Феликс пользуется паузой, чтобы научиться дышать, потому что он каким-то волшебным образом забывает об этой способности организма, оказываясь поблизости Чанбина. Когда его попытки сводятся к чему-то более-менее похожему на равномерное дыхание, Феликс ступает шаг вперёд, давая себя заметить. — Здравствуйте, — Хёнджин реагирует моментально, отрывая взгляд от бумаг. — Вы что-то хотели? — Я… — голос Феликса садится на десять октав ниже, так что он сам немного пугается и прокашливается. — Это наверное ко мне, — доктор Со выпрямляется и награждает Феликса улыбкой. — Пройдёмте в кабинет. Он делает приглашающий жест руками, и Феликсу ничего не остаётся кроме как последовать. Чанбин даёт несколько указаний коллеге и заходит следом, прикрывая за собой дверь со щелчком. Феликс чувствует себя в ловушке. Он с трудом борется с подступающей паникой и толпой мурашек по всему телу — в конце концов, он сам себя обрёк на это испытание. Чанбин садится за стол, раскрывает толстый потрёпанный журнал на последней исписанной странице, прокручивает тонкую чёрную ручку между пальцев, свободной рукой поправляет воротник рубашки — Феликс наблюдает за каждым действием с замиранием сердца и снова чувствует, как по коже проходится горячая волна, граничащая с лёгким жжением. — Присаживайтесь, — Чанбин указывает на стул напротив себя. Феликс неловко кивает и садится, откидываясь на спинку и стараясь придать своей позе больше естественной непринуждённости. — Рассказывайте, что у вас случилось. — У меня заболела… — он запинается. Наверняка следовало придумать хоть какую-нибудь легенду по дороге сюда, чтобы не выглядеть полным болваном, но это же Ли Феликс. Он смотрит прямо перед собой и лихорадочно пытается найти в голове что-то правдоподобное и не вызывающее подозрений. — Кто? — доктор складывает руки в замок и внимательно смотрит, ожидая. Феликсу становится не по себе от пристального внимания, он отводит взгляд на свои пальцы. — С…Собака. — Симптомы? — Чанбин вновь хватается за ручку и делает несколько пометок в блокноте. — Она… — опять замолкает Феликс и почти даёт себе подзатыльник. У него никогда в жизни не было собаки, откуда ему знать, чем они болеют, чёрт возьми. — Она плохо спит. И ест. Она вообще не ест, доктор. — Значит отсутствие аппетита, — кивает Чанбин, записывая. — Отравлений в последнее время не было? Проблем со зрением? — Отравлений не было, — Феликс мотает головой. — Зрение… Да я не знаю, меня признаёт, в мебель не врезается, значит в порядке? Чанбин прячет усмешку и отрывается от блокнота, глядя в упор на Феликса. Он ожидает следующей реплики доктора, но тот молчит, будто подвиснув на некоторое время, только зрачки его движутся, выдавая направление взгляда. Чанбин несколько секунд смотрит в глаза собеседника — Феликсу становится жутко нехорошо, неприятная дрожь напоминает о себе и хочется снова обхватить себя руками, сжаться в комок, но он ничем не выдаёт внутреннее состояние, стойко выдерживая зрительный контакт, — затем его взгляд опускается, едва заметно, но Феликсу хватает, чтобы понять: он разглядывает его лицо. От неловкости и мгновенного смущения Феликс чувствует жар, приливший к щекам — сейчас он наверняка похож на спелый помидор, да ещё и веснушки проступают сильнее на покрасневшей коже. Феликс ощущает себя полностью беззащитным и уязвимым под этим взглядом, как будто Чанбин может читать его подобно раскрытой книге, знать все тайные, скрытые мысли. Ему даже кажется, что тот сейчас рассмеётся ему в лицо, прекрасно зная об отсутствии больного питомца. Неловкая пауза затягивается. Феликс смотрит в сторону и прокашливается, замечая, что не дышал всё это время. Он трогает горящие щёки, контраст холодных пальцев хоть немного приводит в себя — достаточно для того, чтобы вновь поднять взгляд на доктора. Чанбин тоже будто отмирает, выходит из оцепенения и листает журнал зачем-то назад, хотя тот был открыт на нужной странице. — Знаете что, просто приводите Вашу собаку, я её осмотрю, — произносит он, вчитываясь в старые записи. — Х-хорошо, — неуверенно кивает Феликс. — Вас записать? — Чанбин хватается за ручку и несколько раз прокручивает её между длинных пальцев. — Да. — Как? — он поднимает взгляд после молчания и уточняет. — Как записать? Имя Ваше? — А, Феликс. Ли Феликс. — Ли Феликс, — повторяет Чанбин, растягивая по слогам и вписывая в журнал. В этот момент Феликс резко вдыхает воздух сквозь зубы и морщится от неприятных ощущений: кожа начинает зудить, а небольшое жжение усиливается, словно его тело покрывается ожогами. Он прикасается к рукам, проводит ладонями по бёдрам — бесполезно, жжение не проходит, хотя наружных признаков никаких, кожа светлая без каких-либо увечий. Феликс пугается и смотрит на свои руки, не понимая, что происходит и почему дышать снова стало труднее обычного. Из воспоминаний возникают чьи-то слова о предназначенных. Феликс хватается за них, пытаясь вспомнить суть, но смысл ускользает, оставляя ему лишь обрывки фраз, заставляющих сомневаться, связано ли это вообще хоть как-то с соулами или нет. Он трясёт головой, выбрасывая из головы ненужные сейчас мысли, и сосредотачивает внимание на том, как доктор равномерно выводит буквы на листке. Спустя пару секунд Чанбин щёлкает ручкой и откладывает её в сторону. — Приходите в пятницу, — он вежливо улыбается, захлопывая журнал.***
И Феликс приходит. Только без собаки. Он тратит несколько дней на изучение просторов интернета, не рискуя поднимать тему соулов в семье, дабы не вызвать лишней шумихи, и узнаёт много интересного. То, что прикосновение истинного окрашивает кожу, он знает ещё с детства из рассказов матери. Однако покопавшись глубже, он выясняет, что отсутствие физического контакта тоже сказывается на организм, причём довольно негативно. Неприятный зуд и жжение могут быть признаками нахождения соулмейтов поблизости, тогда чем ближе они находятся, не касаясь друг друга, тем сильнее чувствуется дискомфорт. Интересно то, что срабатывает это лишь при одном условии — симпатию испытывает только одна сторона. Иными словами, до тех пор, пока чувства не станут взаимными, одному из предназначенных присутствие другого будет причинять боль. У Феликса нет никаких гарантий и прав называть Со Чанбина своим соулмейтом, основываясь лишь на сомнительных фактах из википедии, но всё происходящее с ним наталкивает на определённые мысли. Поэтому, когда настаёт та самая «пятница», он решает расставить все точки над и. Феликс приходит в клинику чуть позже назначенного времени. Внутри всё так же светло и пахнет лекарствами вперемешку с собачим кормом, и он удивляется, когда эта смесь запахов успела стать ему какой-то родной и привычной. Удача подыгрывает Феликсу, потому что он снова застаёт Чанбина в холле, но на этот раз разговаривающего с клиентом. Хёнджин занят работой за компьютером, а доктор что-то объясняет и даёт советы невысокой пожилой женщине, держащей на руках огромного кота. Феликс подходит ближе и кивает Чанбину, когда тот замечает его и делает жест рукой, говорящий ждать, не отрываясь от беседы. Феликс пользуется несколькими минутами, оглядывая окружение и пытаясь составить план действий. Всё, что ему нужно, — незаметно соприкоснуться с Чанбином, чтобы проверить наверняка, является ли он ему соулмейтом. От одной мысли об этом внутри Феликса бушует сметающий всё на своём пути смерч, колени превращаются в мягкое желе, а сердце стучит так сильно, что наверное его слышно по всему кварталу. Когда Чанбин вежливо прощается с клиенткой и даёт последние напутствия, Феликс нервно выдыхает и сжимает руки в кулаки. Если только Чанбин его соулмейт, если только… — Я Вас уже заждался, — от чанбиновой улыбки рябит в глазах и подкашиваются ноги, хотя ничего больше банальной вежливой обязанности в ней нет. — А где Ваша собака? — он вопросительно приподнимает брови и даже выглядывает из-за стойки, на случай, если животное спряталось у ног хозяина. — Знаете, доктор, — Феликс теряется, но быстро берёт себя в руки, придавая уверенности своему голосу, — она вдруг стала чувствовать себя лучше. Гораздо лучше. — Да? — Чанбин хмурится, заметно его замешательство. — Правда! — продолжает Феликс, — например, вчера она съела весь корм, который я насыпал ей, а ещё мама отдала оставшиеся косточки, и она съела их под чистую, представляете? — Ну… Я думаю, проверка здоровья никогда не помешает, Вы могли бы привести её на осмотр или- — Поверьте, доктор Со, она в полном порядке, — заверяет Феликс, кивая, и его взгляд бегает в поиске чего-то, что поможет ему воплотить план в действие, пока не находит стопку визиток на краю столешницы. Он с трудом сдерживает победную улыбку. — Мне даже неудобно, что я обратился к Вам из-за такого пустяка, ой! — он «случайно» задевает рукой визитки и те шурша разлетаются по полу. — Простите ради Бога, я такой неаккуратный! Феликс быстро присаживается, собирая их, пока Чанбин проговаривает стандартное «что вы, ничего страшного» и опускается рядом. Из-за волнения ладони потеют, а пальцы не слушаются, то и дело выпуская картонки, Феликс отвлекается на доктора, находящегося так близко, что можно почувствовать его запах и услышать дыхание. Он даже забывает на время о своей цели, а когда спохватывается, понимает, что Чанбин ловко собрал большинство из визиток. Он выпрямляется, расправляя халат, Феликс поднимается следом, и в момент, когда он передаёт свои визитки в руки Чанбина — касается чужой ладони. — Что ж, раз с Вашей собакой всё в порядке, я только рад, — Чанбин улыбается и отходит в сторону. — Обращайтесь, если что случится, а сейчас мне нужно работать, — он как-то слишком быстро скрывается за дверью кабинета, не давая возможности ответить. — До свидания, — произносит Феликс уже закрытым дверям и переводит взгляд на свою ладонь. Он как заворожённый смотрит, как по коже завитками растекается кобальтовый синий.***
Феликс пробегает мимо Джисона, сидящего за кухонным столом, и запирается в своей комнате, падая на кровать. Сомнений нет — Со Чанбин его соулмейт. Цветное свечение уже давно прошло, не оставив и следа, но Феликс всё ещё явственно помнит его на месте соприкосновения. Он лежит на спине, рассматривает руку, растопырив пальцы, и думает о том, что совершенно не знает, как вести себя теперь и что делать. Он растерян. Несмотря на то, что Чанбин его предназначенный, это не гарантия того, что Феликс для него тоже. В их мире примерно у половины пар случается такое, что два истинных влюбляются друг в друга — остальным же достаточно предназначенности одной из сторон, и они могут всю жизнь прожить с человеком, в которого влюблены, при этом зная, что он не является их соулмейтом. Феликс вспоминает боль невидимых ожогов и вздыхает — для Со Чанбина он никто, очередной клиент, каких ежедневно появляются десятки в его клинике, ему нет никакого дела до глупого Ли Феликса с выдуманной собакой. У него другая жизнь, наполненная другими людьми, в круг которых наверняка не вписывается краснеющий подросток с веснушками на щеках. Должен ли Чанбин вообще знать, что является ему соулмейтом? Феликс не знает, нашёл ли Чанбин своего истинного. Он не знает о Чанбине ровным счётом ничего, кроме места работы и имени, но отчего-то чувствует к нему сильную привязанность. За прошедшее время Чанбин настолько крепко засел в его мыслях, что даже не будь он соулом, Феликс всё равно бы тянулся и отчаянно искал встречи с ним. Он зарывается в одеяло, прикрывает глаза и сглатывает, пытаясь избавиться от тяжёлого кома в горле, но безрезультатно. Он плачет как девчонка, вытирая выступающие слёзы одеялом, сам не зная почему — просто в груди давит спазмом, а голова едва не взрывается от мучительных мыслей и сомнений.***
На следующий день Феликс приходит к закрытию. Он выходит из дома ненадолго, прогуляться и проветрить голову, и сам не замечает, как ноги несут его знакомой дорогой. Осознание приходит уже тогда, когда глаза видят вывеску ветеринарии, и Феликс в нерешительности останавливается неподалёку. Холодный в этом году август напоминает о себе мерзким ветерком, скользящим под полы рубашки, и он жалеет, что не накинул чего посерьёзнее. Ощутимое желание увидеть Чанбина перманентно маячит в сознании, но страх и неуверенность не позволяют приблизиться и уж тем более зайти внутрь. На улице смеркается, первые уличные фонари зажигаются над головой, а Феликс так и стоит под прохладным ветром, гипнотизируя входную дверь несколько минут, и в момент, когда почти разворачивается, чтобы наконец уйти, та распахивается. На пороге появляется Чанбин — Феликс едва узнаёт его без привычного голубого халата. Он выглядит совсем по-другому и ни капли не похож на доктора в кожанке и чёрной кепке. Чанбин топчется на пороге, достаёт ключи и запирает дверь, а после этого, спускаясь со ступеней, уходит. Феликс тратит на размышления несколько секунд и зачем-то идёт следом. Он чувствует себя шпионом из детективных сериалов, когда держится на расстоянии и наблюдает за Чанбином издалека. Но как ни странно, даже от этого в груди теплеет, глупая детская радость растягивает губы в улыбку, и Феликс почти не обращает внимания на противный зуд, который снова охватывает кожу. Чанбин идёт не спеша, будто прогуливаясь, и через несколько поворотов останавливается у небольшого продуктового магазинчика — стукает в окошко и протягивает деньги, взамен спустя минуту получая бумажный стаканчик кофе. Он становится чуть поодаль и закуривает. Феликс позволяет себе приблизиться ещё на пару метров и замирает при виде того, как Чанбин затягивается сигаретой и выпускает дым в воздух. Свет фонаря падает на его лицо, наполовину скрытое козырьком кепки, так что Феликсу видны только пухлые губы, обхватывающие фильтр. Сердце делает кульбит, а во рту пересыхает. Феликс подчиняется какому-то внезапно нахлынувшему порыву смелости и подходит, приближаясь к окошку. Он заказывает стаканчик кофе и становится рядом с Чанбином, кидая на того короткий взгляд. Горячий напиток обжигает пальцы сквозь плотную бумагу. Оба молчат. Феликс даже не уверен, заметил ли Чанбин его присутствие, потому что тот никак не отреагировал, погружённый в свои мысли — так и остался неподвижным, смотря куда-то себе под ноги и изредка делая затяжку. Напряжение скапливается, неприятным осадком повисая в воздухе и делая тишину неловкой и неправильной. — Как ваша собака? — от неожиданности Феликс вздрагивает и чуть не роняет кофе из рук. Он смотрит на Чанбина, но тот всё ещё не поворачивается, будто и не к нему обращался вовсе. Только вот кроме них двоих больше никого. — Она в порядке, — Феликс кривится от глубины своего голоса и делает большой глоток, обжигая язык. — Хорошо, — отстранённо произносит Чанбин, словно ответ был ему совсем неинтересен или он забыл суть вопроса. — Курите? — он косится на Феликса. — Нет. — И правильно. Феликс удивлённо наблюдает, как он чередует никотиновые затяжки с глотками кофе, и думает, что перед ним будто другой человек — не привычный всегда улыбающийся и вежливый доктор Со Чанбин, лечащий животных, а кто-то чужой. Новая улучшенная версия доктора Со, которая носит чёрную кепку, надвинутую на глаза, курит сигареты, пьёт горький кофе и смотрит в одну точку. Неплохой такой апгрейд. Феликс поражённо признаёт, что, даже несмотря на неловкость и скованность, ему нравится находиться рядом с Чанбином. Даже если он смотрит в сторону и погружён в свои мысли, даже если диалог у них не клеится и всё вокруг окутано табачным дымом, от которого першит в горле. Даже если каждая секунда отдаётся жжением на коже и причиняет физический дискомфорт. — Вы бы шли домой, темнеет уже, — Чанбин впервые смотрит в открытую и улыбается уголком рта. Феликс тонет в темноте радужки и признаёт, что ему хочется узнать Чанбина больше.***
Они встречаются в том же месте на следующий день, потом на следующий, и ещё на следующий. Чанбин просто покупает кофе и закуривает сигарету, Феликс просто покупает кофе и становится рядом. Он не знает, как называются такие отношения, и отношения ли это вообще. Чанбин не задаёт вопросов, почему Феликс каждый вечер оказывается здесь, словно в этом нет ничего сверхъестественного и необычного, словно так и должно быть. Он каждый раз предлагает закурить, всё меньше прячет глаза в тени кепки, часто рассказывает о своей работе, о забавных случаях с животными, даже показывает небольшой шрам на руке от укуса морской свинки, и постепенно становится всё более раскрепощённым и свободным в общении, будто бы привыкая и адаптируясь. Феликс тоже это чувствует. Он снова видит его улыбку — на этот раз искреннюю, лишённую рабочей обязанности, и чувствует, как она шевелит что-то тёплое внутри, как он с каждым днём утопает, погружается глубже в хриплый голос, как сизый дым постепенно становится частью его лёгких, а Чанбин становится частью его жизни. Им определённо становится легче друг с другом — Феликсу даже кажется, что постоянное жжение на коже постепенно утихает, хотя скорее всего он настолько привык к нему, что уже не замечает. Его часто посещает мысль, что наверное пора рассказать о предназначенности, что скрывать это от Чанбина как-то неправильно, но он всё никак не находит удобного случая, да и попросту боится. Боится его реакции, боится разрушить ту хрупкую, едва уловимую связь между ними — единственное, что у него есть. Чанбин уже не кажется чем-то далёким, чужим и недосягаемым — он намного ближе, намного реальнее, такой настоящий, но по-прежнему особенный и необыкновенный для Феликса. И когда спустя неделю Чанбин на прощание неловко притягивает его за плечи и обнимает, Феликс думает, что возможно у подростка с краснеющими веснушчатыми щеками всё же получится стать частью чьего-то большого мира.***
Феликс видит его с каким-то парнем, когда в очередной раз приходит к клинике во время закрытия. Он узнаёт в нём Хёнджина, наблюдает, как тот ждёт Чанбина на пороге, и когда парни отдаляются от здания, не раздумывая следует за ними. Он сразу понимает, что они идут туда же — к маленькому магазинчику продуктов на тихой, почти безлюдной улице, и не ошибается. Чанбин снова покупает стаканчик кофе и достаёт из кармана кожанки пачку сигарет, сценарий не меняется, только в главной роли теперь не он, а Хёнджин. Феликсу отвратительно не нравится новый каст. Хёнджин оказывается весёлым и шумным — он жестикулирует руками, много говорит и смеётся громко, заливисто и заразительно, иногда похлопывая Чанбина по плечу. Феликса передёргивает от этого каждый раз, и ладони с силой сжимаются в кулаки до глубоких полумесяцев от ногтей. Он старается держать себя в руках и дышать ровно, особенно когда видит, как Чанбин с охотой отвечает на хёнджиновы шутки широкой улыбкой и вообще выглядит расслабленным и счастливым — в конце концов, они коллеги, возможно близкие друзья, и это нормально вот так болтать после тяжёлого рабочего дня. Скребущее чувство внутри Феликс отодвигает куда подальше, чувствуя укол стыда от глупой ревности. Они стоят так с десяток минут, которые кажутся для Феликса вечностью, поэтому когда кофе заканчивается и в их разговоре становятся уловимы прощальные интонации, он вздыхает с облегчением и расслабляется. Чанбин растаптывает окурок и поднимает взгляд на собеседника, пряча руки в карманы и собираясь уходить, а Хёнджин делает шаг ближе и обхватывает его плечи — для объятий, думает Феликс, но Он наклоняется и целует. Слабая, едва выстроенная надежда в душе Феликса разбивается в одну секунду и осколками режет изнутри, причиняя нестерпимую боль. Глаза против воли наполняются слезами, и он отворачивается, не в силах смотреть на то, как Хёнджин прижимается к чанбиновым губам и сжимает в пальцах его плечи. Смотреть на то, как его маленький мир рушится, превращаясь в руины. Феликс быстрым шагом уходит прочь, постепенно переходя на бег, надеясь убежать как можно дальше от увиденного, забыть, стереть, вычеркнуть из памяти, и даже не думает оборачиваться назад. Поэтому он так и не видит, как Чанбин отстраняется и бьёт наотмашь.***
Феликс не появляется возле клиники уже несколько дней. Он помогает маме по дому, наводит порядок в своей комнате раз в сутки, залипает с Джисоном на американские сериалы, даже начинает читать книгу, подаренную кем-то из родственников на шестнадцатилетие — делает всё, чтобы отвлечься и не думать о том, что царапает изнутри, оставляя после себя кровавые разводы и отчаяние. Особенно тяжело ночью. Мысли, сдерживаемые на протяжении всего дня, обрушиваются лавиной и не дают уснуть, мучают изнутри воспоминаниями и образом улыбающегося брюнета в чёрной кепке с сигаретой в губах. Лёжа под одеялом и беззвучно плача, не в силах сдерживать горячие слёзы, Феликс отчётливо понимает, что по уши влюбился. Влюбился в того, с кем связан природой, и у кого, по-видимому, уже есть соулмейт. Он злится на Хёнджина, на Чанбина, на себя за наивность и глупое сердце, и со временем приходит к выводу, что для него изначально не было места в их мире, он просто был слишком ослеплён предназначенностью и эгоистично думал только о своих чувствах. В этот раз Феликс решает довериться голове, а не сердцу, и решение забыть и вычеркнуть Со Чанбина из своей жизни кажется самым правильным. Он уверен, что так и поступит, должен поступить, Но.***
— Привет. У Чанбина уставший вид и синяки под глазами. Он поворачивает голову на секунду и тут же отворачивается, но Феликс готов поклясться, что успел заметить, как в тёмных глазах мелькнула горечь. — Будешь? — традиционно. Феликс смотрит на протянутую ему открытую пачку и прежде, чем успевает подумать, берёт одну из сигарет. Чанбин ухмыляется и лезет в карман за зажигалкой. Он подходит ближе, оказываясь сантиметрах в пяти — слишком близко, — и щёлкает огнём у самого лица. Феликсу стоит больших усилий выдержать близость, он напрягается всем телом, готовясь к сильному зуду и новым ожогам, но впервые не чувствует абсолютно ничего. Он закашливается после первой же затяжки — в горле будто горит огонь, растекаясь внутрь вплоть до лёгких, а воздуха катастрофически не хватает. Чанбин смеётся сбоку, издевательски похлопывая по спине, пока Феликс пытается справиться с приступом. — Как ты куришь эту… гадость… — глаза слезятся, и картинка улыбающегося Чанбина рядом расплывается. — С кофе не так дерьмово, хочешь попробовать? — Нет уж, я не хочу сдохнуть прямо тут. Несмотря на отвратительные ощущения, он зачем-то делает ещё одну затяжку и тут же сгибается пополам. — Не спеши, сначала медленно нужно и небольшими вдохами, — даёт наставления Чанбин, наклоняясь и проверяя, не откинулся ли там ещё Феликс. Феликс бормочет что-то непонятное, откашливается и кидает недокуренную сигарету в мусорку. Он смущается ещё сильнее, думая, что наверное выглядит в глазах Чанбина совсем ребёнком, но тот больше ничего не говорит, отходит на пару шагов и смотрит себе под ноги. Воцарившаяся тишина немного пугает — Чанбин снова поникает, стирая с лица недавнюю улыбку. — Странный ты, Ли Феликс, — вдруг произносит он севшим голосом. Между его бровей залегает глубокая морщина. — Почему? — Сваливаешься мне на голову невесть откуда, пропадаешь когда вздумается, снова появляешься. Феликс молчит, не зная, что сказать. Он думает, что зря снова сюда пришёл, но словно в противовес по телу разливается приятное тепло. Ему действительно не хватало этих встреч, не хватало Чанбина и его хрипловатого голоса, противного дыма, запаха растворимого кофе, тихой улицы с редкими фонарями и магазинчика, уже ставшего родным. Феликс так скучал по моментам присутствия Чанбина, что сейчас едва сдерживает себя, чтобы не наброситься на него с объятиями. Чанбин его слабость, и даже если ему нет места в чужом мире, Феликс может позволить себе самую малость побыть счастливым, хоть так. Феликсу хочется о многом спросить: как проходят будни на работе, как поживают животные, не случилось ли чего интересного за последние дни. А ещё ему чертовски хочется наконец рассказать о том, что Чанбин его предназначенный, стать может на чуточку ближе к нему, но он молчит. Потому что в конце концов всё упирается в тот злополучный вечер и губы Хёнджина на чанбиновых губах. Феликс молчит. Чанбин докуривает и уходит.***
Со всеми этими мыслями о Чанбине круглосуточно, Феликс совсем забывает о других заботах. Он теряется в днях и существует будто в другой параллельной Вселенной, поэтому, когда летние каникулы стукают по голове последними числами августа, только удивлённо хлопает ресницами. Подготовка к выпускному классу и первые недели учёбы даются настолько тяжело, что, кажется, проще задушить себя галстуком школьной формы, чем появляться на занятиях снова. Феликс приходит домой под вечер, изнурённый душными классами, томами учебников и строгими репетиторами, так что сил едва остаётся на домашку, доползти до кровати и уснуть, даже не переодевшись. Хоть времени наведаться к Чанбину не хватает, Феликс всё ещё часто думает о нём, но постепенно замечает, как мысли, связанные с соулмейтом, постепенно вытесняются с первых мест важности долгом и ответственностью, возложенной на его плечи. Сейчас главное — достойно закончить выпускной класс и поступить в престижный университет, чтобы с лёгкостью построить успешное будущее, так думает Феликс. Он задумывается о том, видит ли Чанбина в своём успешном будущем, но так и не приходит к верному ответу, запутываясь в чувствах окончательно. Тепло, живущее внутри, то больно ранит, то наоборот — исцеляет, давая силы жить и двигаться дальше. Феликс собирает осколки разбитой надежды и бережно хранит, искренне веря, что однажды они соберутся вновь.***
Феликс открывает двери не глядя, думая, что пришли одноклассники Джисона, о которых тот предупреждал ещё утром, и застывает как вкопаный с раскрытым ртом. На пороге Чанбин, согнувшись, опирается руками на колени, дышит часто и тяжело, будто пробежал марафон. Он выпрямляется, едва Феликс появляется в проёме, и по его лицу скользит заметное облегчение. Несколько капель с мокрой от пота чёлки срываются и падают на землю. — Ты… — он замолкает, переводя дыхание, и смотрит в глаза. — Почему ты не приходишь? Феликс не может поверить, что всё это правда происходит с ним, а не с кем-то другим. Ноги подкашиваются, а сердце стучит как ненормальное, отдаваясь пульсацией по всему телу. Он сильнее сжимает ручку двери в пальцах и просто физически не может сказать ни слова, потому что горло сжимает давящий ком. — Почему ты не приходишь, чёрт возьми?! — повторяет Чанбин громче, не скрывая раздражения в своём голосе. — Ликс, кто там? — раздаётся с кухни обеспокоенно, и Феликс вдруг отмирает, испуганно оборачивается, быстро хватая с вешалки куртку и сменяя домашние тапочки кроссовками. — Джисон-а, я выйду прогуляться ненадолго! — бросает он перед тем, как буквально вытолкнуть Чанбина из прохода и захлопнуть двери с обратной стороны. — Как ты узнал, где я живу? — спрашивает он, когда они уже медленно идут по улице в неизвестном направлении. — Ты думал, что только ты промышляешь шпионажем? — усмехается Чанбин, но тут же становится серьёзным. — Знаешь, Феликс, я… я много думал о тебе, пока не понял, что мне правда… не хватает этого. С тобой всегда было легко, и я только и ждал, когда наступит вечер, закончится рабочий день и я увижусь с этим странным парнем, внезапно свалившимся мне на голову, когда вдруг всё исчезло, и я… Чанбин замолкает и смотрит перед собой, а потом вдруг останавливается и хватает Феликса за рукав куртки, притягивая. Он обхватывает руками его плечи и заглядывает в глаза, словно желая найти там ответы на все свои вопросы, но наверняка видит лишь растерянность — единственное, что сейчас наполняет Феликса до краёв. Происходящее до сих пор кажется сном. Выдумкой, чьим-то сценарием, серией из джисоновских сериалов, но не реальностью. Смысл сказанных Чанбином слов доходит с опозданием и рушит устоявшиеся картонные ориентиры их отношений. — Я не знаю, дело ли в чёртовой предназначенности или в моём сердце, но я хочу быть рядом с тобой, — проговаривает Чанбин на одном дыхании, в упор глядя на ошарашенного Феликса. — Я бежал, чтобы просто сказать тебе это, теперь можешь делать что хочешь, — он отпускает плечи и отходит на шаг, коротко вздыхая. Феликс не отрывает взгляда от его лица, и когда на чанбиновых щеках проступает небольшой румянец, едва не тянется, чтобы ущипнуть себя за руку. Дыхание спирает, а собственное лицо сейчас наверняка такого ярко-красного цвета, что хватило бы на освещение ещё одной Земли. Феликс знает, что должен что-то сказать, как-то ответить на признание, но хочется замотаться в одеяло и кататься по полу, издавая нечленораздельные звуки, а ещё хочется кричать, кричать, кричать на весь город о том, что он, Ли Феликс, подросток с веснушками на щеках, уже давно готов отдать весь свой маленький мир человеку, стоящему напротив и неловко чешущему затылок. — Погоди, ты сказал, — Феликс хмурится, ещё раз проигрывая чанбиновы слова у себя в голове, сердце ухает куда-то вниз, заставляя замереть, — сказал о предназначении… Ты знал, что ты мой соулмейт? — Я знал, что мы с тобой соулмейты ещё с того дня, когда ты разбросал несчастные визитки, — Чанбин слабо улыбается, опуская голову, — и оставил на мне след. — След? Он подходит вплотную, почти не оставляя пространства между ними, и мягко берёт в руку чужую ладонь — подносит к щеке и опускает, вынуждая Феликса коснуться его лица. Феликс чувствует тепло под холодными пальцами, а через секунду шире распахивает глаза от завораживающей картины: от места касания по коже Чанбина растекаются серебристые завитки. Это действительно выглядит захватывающе — контраст смуглой кожи с переливающимся блёстками жидким серебром, скользящим по щеке и утопающим где-то в кромке волос. Феликс ведёт рукой выше, не в силах оторваться и поверить, что это он своими руками создаёт такую красоту. Что он истинный. — Невероятно… — шепчет на выдохе. — Это ты невероятный, — улыбается Чанбин. Он накрывает феликсовы ладони своими, посылая толпу мурашек и оставляя за собой синие следы, а потом приближается и целует. Его мягкие губы прижимаются осторожно, неуверенно, будто спрашивая разрешения, а руки обвивают талию, заставляя почувствовать тепло Чанбина всем телом. Феликс не может, не хочет сопротивляться и размыкает губы, углубляя поцелуй. В голове как никогда пусто — все мысли растворяются, образуя полный вакуум, и оставляют после себя только сладкие, тёплые ощущения. Феликс не думает о Хёнджине, не думает о ждущем его дома задании по геометрии, не думает о том, что редкие прохожие могут о них подумать. Ли Феликса больше не существует — потому что Чанбин наконец рядом и можно просто раствориться в его руках, отдавая всего себя в ответ.***
В тот вечер Феликс впервые не ночует дома и в спешке звонит брату, умоляя его прикрыть, пока Чанбин готовит чай на кухне своей маленькой квартиры. Он думает, что на завтра ему точно сильно достанется от родителей и учителей, но кто виноват, что чай слишком вкусный, а с Чанбином так классно целоваться. Вплетая пальцы в тёмные мягкие пряди и вжимаясь в Чанбина всем телом, Феликс чувствует, что нашёл своё место. Его впервые не одолевают сомнения — происходящее кажется закономерным и правильным, когда Чанбин исследует ладонями каждый его сантиметр, повторяя путь горячим языком, когда своими действиями заставляет плавиться и отчаянно желать большего. Феликс выжигает в памяти приглушённый комнатный свет, пропахший никотином воздух, умелые руки Чанбина, жаркие губы, нежную улыбку, светящиеся искрами глаза, и тонет в волне удовольствия с чужим именем на губах. Кобальтовый синий сливается с серебром, образуя лучшую в мире палитру.***
Циферблат настенных часов показывает половину одиннадцатого, кухня залита яркими утренними лучами солнца, так что приходится зажмуриваться. Чанбин занят готовкой завтрака у плиты, а Феликс успешно прогуливает занятия, сидя за столом позади и не спуская взгляда с чужой спины. Чанбин отрывается время от времени и довольно поглядывает на Феликса, заставляя его смущаться и отводить взгляд. Наверное это называют счастьем, думается Феликсу, когда тело словно погружается в сладкую вязкую карамель, дышится через раз от нахлынувших чувств, а любимый человек всего в паре шагов, даже ближе — в самом сердце. — Знаешь, — тянет Феликс и немного виновато глядит на обернувшегося Чанбина, — вообще-то у меня нет собаки, — он чувствует, как кровь приливает к щекам, и не понимает, почему Чанбин вдруг начинает смеяться. — Я бы больше удивился, если бы она была. — Так ты знал? — Конечно, — Чанбин подходит к столу с другой стороны и перегибается, так что их лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. — Ты кусаешь губы, когда врёшь, — одновременно со словами он проводит пальцем по нижней губе Феликса, а затем быстро выпрямляется. — Никогда не замечал, — Феликс давится воздухом и смотрит куда угодно, только не на довольного собой Чанбина. — Зато я замечал, уж поверь, — тот гремит посудой и уже спустя минуту ставит на стол тарелку с горячими оладьями. — Налетай. — Где ты научился готовить? — удивлённо спрашивает Феликс, отправляя в рот первую порцию и облизываясь. — Жил бы один, и не такому научился. Чанбин садится рядом, двигая стул почти вплотную, и кладёт свободную ладонь на талию, шутливо проходясь пальцами по рёбрам и забираясь под ткань футболки — Феликс смеётся и отбивается, совсем неохотно, скорее ради приличия, потому что слишком дорожит каждым чужим касанием. Он в ответ обвивает Чанбина за шею и чмокает в щёку, а когда тот строит рожицу и тянется за настоящим поцелуем, ловко уворачивается, так что чужие губы мажут куда-то в подбородок. Чанбин недовольно мычит. — А как же твоя работа? — внезапно подскакивает Феликс, впервые вспоминая, что не он один сегодня прогульщик. — Хёнджин справится в одиночку? На мгновение взгляд Чанбина теряет осмысленность, и он смотрит куда-то сквозь Феликса, опуская уголки губ и сдвигая брови. — Хёнджин не работает со мной уже несколько недель, — проговаривает он отстранённо, но, моргнув, будто тут же прогоняет мысли и усмехается. — Не знаю, клиенты наверняка натравят на меня своих животных в следующий раз, и те не оставят от меня мокрого места. — Оу, — выдыхает Феликс, внезапно растерявшись. Он не знает, как реагировать на новость о Хёнджине, и стоит ли радоваться тому, что его больше нет поблизости. Старые сомнения и обиды заметно поутихли, больше нет той жгучей тревоги и ревности — нутро словно заполняет мягкая сладкая вата, сохраняющая под собой небольшой неприятный осадок, не имеющий особого значения. Феликс решает запечатать дурные мысли в самую дальнюю коробку и никогда о них не вспоминать — потому что Чанбин здесь, с ним рядом, и это сейчас главное. — Хотя достаточно одной милой улыбочки, и сердобольные бабушки со своими котами и тётеньки с карманными терьерами простят мне все грехи, — задумчиво продолжает Чанбин, хитро поглядывая и улыбаясь. — Ну или стеснительные юноши без собак вроде тебя. — Ты всегда был такого большого мнения о себе? — дуется Феликс. — Нуу, я же не говорю, что я идеал… Но да, я же идеал, — Чанбин расплывается в улыбке от уха до уха. — Для тебя уж точно. — Пф, неправда, — моментально отзывается Феликс, с вызовом смотря в чужие тёмные глаза. — Ты кусаешь губы, дурачок. Чанбин касается его подбородка и надавливает большим пальцем, вынуждая разомкнуть губы. Целует глубоко, поглаживая по щеке, а другой рукой притягивает за затылок и сам прикусывает нижнюю губу, срывая напряжённый выдох. Внутри Феликса взрываются сотни звёзд, создавая новые Вселенные — бесконечные миры, каждый из которых Феликс отдаёт в руки Чанбина вместе с теплом своего тела. Цветные разводы переплетаются затейливыми узорами на коже, сплетая и объединяя души соулмейтов в единое целое.