…однако, не в нашей воле эти мотивы назвать благими; смерть — это то, что бывает с другими. Иосиф Бродский
— Вы опять собираетесь выйти из гостиной среди ночи, — уверенно заявил Невилл. — Вам нельзя этого делать. Вас поймают, и у Гриффиндора снова будут проблемы! — Нет, нет, конечно же, мы не собираемся делать ничего плохого, — затараторила Гермиона, нервно поглядывая на высокие стоячие часы у двери. — Почему бы тебе не пойти спать, Невилл? Уже поздно. — Я не выпущу вас отсюда, — упрямо сказал Лонгботтом. — Даже если мне придётся с вами драться. — Не будь идиотом! — взорвался Рон. — Немедленно уйди с дороги! — Нет! — Невилл и сам не понимал, откуда в нём столько упорства. Какое ему вообще дело до этой троицы? Пусть бы себе шли и нарывались на Снейпа и прочие неприятности. Может быть, дело в том, что они окончательно достали весь факультет своими тайнами? Вечно шушукаются по углам с таким видом, словно они посвящены в Великие Мировые Истины. А все окружающие просто жалкие недоумки, не способные завязать себе шнурки. Сжав кулаки, Невилл принял классическую боксёрскую стойку: — Давай, Уизли, иди сюда. — Э-э-э… — протянул рыжий и шагнул за спину Поттера. Ну конечно. Трус. Трус и подлиза, способный только примазываться к чужой славе. Гарри неуверенно посмотрел на Лонгботтома, оценил размер его кулаков и повернулся к Грейнджер: — Гермиона, сделай что-нибудь… Невилл скривился. Кошмар какой, и это наследник Поттеров. Кто его воспитывал вообще? Прятаться за спину девчонки… Опустив руки, он приготовился выслушать ещё одну порцию увещеваний от Грейнджер. Откуда он мог знать, что магглорожденная идиотка способна напасть на безоружного? — Петрификус Тоталус! — выкрикнула лохматая дура, и Невилл почувствовал, как каменеют мышцы, отказываясь повиноваться. Покачнувшись, он упал на спину, больно ударившись головой об подставку часов. — Прости, Невилл, позже ты всё поймёшь, — деловито сказала Грейнджер, пряча палочку. — У нас нет выбора. — Ты сам в этом виноват, — покивал Уизли — Не нужно было становиться у нас на пути. Гарри, ты идёшь? — Что ты с ним сделала? — с ужасом спросил Поттер. — Почему он… такой? — Это полная парализация мышц тела, — объяснила Грейнджер. — Пойдём, Гарри, время дорого. — А это не опасно? — Поттер склонился над ним и осторожно потыкал пальцем в живот. Невилл с удовольствием плюнул бы ему в лицо, но плотно сжатые челюсти не позволяли даже дышать через рот. — Совершенно нет, со временем заклятие спадёт, и с Невиллом снова всё будет хорошо. Поттер удовлетворился этим объяснением и позволил Уизли и Грейнджер вытащить себя в коридор. Невилл порадовался, что у него нет насморка, и стал думать о том, что он сделает с драккловой троицей. Наглецов следовало проучить так, чтобы они раз и навсегда зарубили себе на носу, как опасно Предателям Крови и магглам с палочками поднимать руку на наследников старинных семейств. По всему выходило, что без поддержки ему не справиться. Жаловаться бабушке не хотелось, а вот помощь кого-нибудь из старшекурсников пришлась бы кстати. Мысленно перебирая всех родичей и потомков союзных Родов, Лонгботтом чувствовал, что в затылок всё сильнее впивается какая-то острая деталь. Напрягшись до предела, Невилл попытался сдвинуть голову в сторону. Рывок! Парализованное тело не слушалось. Дура Грейнджер была действительно сильной ведьмой. Рывок! Затылок обожгло острой болью. По шее щекотно побежала тёплая струйка. Невилл запаниковал. Шанс, что кто-то спустится в гостиную факультета в такое время, был ничтожен. Безголовый Ник наверняка проводит время в обществе других привидений. Домовики, убирающие гостиную, явятся не раньше пяти утра. Сколько времени продержится наколдованный паралич, Невилл не знал. Зато знал, что раны головы очень опасны. Если вовремя не оказать пострадавшему помощь, он запросто может истечь кровью. «Столик! — осенило его. — Если удастся доползти до столика между креслами и толкнуть его, вся эта наставленная на нём дребедень свалится и загремит. Тогда кто-нибудь обязательно выйдет посмотреть, что случилось!» Честно говоря, план вышел так себе, и Невилл это отлично понимал. Но просто лежать, таращиться в потолок и чувствовать, как медленно намокает ворот мантии, было просто невыносимо. Пару раз глубоко вдохнув, он сосредоточился и неимоверным усилием воли дёрнулся вбок. Перед глазами мелькнуло кресло, кусочек каминной решётки, и Невилл уткнулся лицом в тускло-красный ковёр. В носу немедленно защекотало от пыли. Невилл попытался сделать вдох, но нос забился длинным ворсом. Лонгботтом запаниковал. Надо было срочно перевернуться на спину, или хотя бы на бок. Зажмурившись, он попробовал оттолкнуться от пола, но все силы ушли на последний неудачный рывок. Перед глазами поплыли чёрно-багровые круги, в ушах зашумело, в груди заворочался колючий ёж… А потом Невилла понесло в темноту, к ласковому белому сиянию.***
Гарри открыл глаза и огляделся. Судя по всему, он находился в больничном крыле, а возле его кровати стояло несколько расплывчатых фигур. Нащупав очки на столике, он нацепил их на нос и застыл в изумлении. Директор Дамблдор. Министр Фадж, колдографии которого Гарри пару раз видел в «Ежедневном пророке». Декан МакГонагалл, и лицо у неё такое, словно ей за шиворот только что сунули жабу. Высокий надменный блондин, отец засранца Малфоя. Почему он здесь? Ах, да, он же председатель Попечительского совета. Неужели всё из-за того, что он, Гарри, разбил зеркало? Квиррелл! Гарри похолодел. Никто не знает, что у Квиррелла из затылка торчал Волдеморт. Нужно срочно объяснить, что профессор ЗоТИ с вселившимся в него Тем-Кого-Нельзя-Называть скрылся в неизвестном направлении, прихватив Философский камень. Да уж. И как прикажете рассказывать это директору при посторонних? — Дайте пройти, — раздалось недовольное ворчание мадам Помфри. — Встали тут, как в музее! Успеете ещё насмотреться. Как вы себя чувствуете, мистер Поттер? — Но-нормально, — выдавил из себя Гарри. — Г-голова только болит. Профессор МакГонагалл шумно втянула в себя воздух и зажала рот рукой, словно боялась сказать что-то лишнее. Директор Дамблдор приобнял её за плечи, усадил на стул и протянул склянку с зельем. Фадж и Малфой, переглянувшись, отступили к двери. Мадам Помфри несколько раз взмахнула палочкой, опутав Гарри паутиной разноцветных заклинаний, сунула ему стакан с мерзкого вида варевом и, глядя поверх его головы, произнесла в пространство: — Опасности для жизни нет. В иных обстоятельствах я бы рекомендовала постельный режим, но теперь… Можете его забирать. — Благодарю вас, Поппи, — усталым, каким-то потухшим голосом произнёс директор Дамблдор. — Скажите, как чувствует себя Квиринус? — Его уже можно переправить в Мунго без вреда для здоровья, — ответила мадам Помфри. — Я, как вы понимаете, не специалист по случаям длительной одержимости. Но за то, что он выдержит каминный переход, ручаюсь. Значит, профессор здесь. Надо думать, Философский камень тоже в безопасности. Тогда что произошло и зачем здесь все эти люди? Кого они собрались забирать и куда? Гарри поймал взгляд школьного колдомедика, стремясь получить хоть какую-нибудь подсказку, и вздрогнул. Всегда приветливая и заботливая, мадам Помфри смотрела на него, как на жирного таракана, нагло восседающего на накрахмаленном постельном белье. Директор Дамблдор вздыхал и поглаживал бороду, а профессор МакГонагалл беззвучно плакала, уткнувшись в сложенные на спинке стула руки.***
Стены из тёмного камня были тускло подсвечены факелами. Справа и слева от Гарри вздымались ряды практически пустых скамей, но впереди, где скамьи стояли на возвышении, на них темнело много человеческих силуэтов. Посреди зала стояло несколько кресел, и на двух из них, прикованные цепями к подлокотникам, сидели… — Рон! Гермиона! Гарри стало немного стыдно, что он совершенно забыл о своих друзьях. Но всё происходящее было таким странным, события развивались так стремительно, что ему просто некогда было думать о чём-то или ком-то ещё. Он всё пытался понять, что означают эти странные взгляды, которые бросают на него взрослые, и почему никто не отвечает на его вопросы. Сопровождающий его аврор слегка придержал мальчика за плечо, не давая подойти к товарищам. Гарри послушно сел в указанное кресло и вздрогнул, когда свободно болтающиеся цепи лязгнули, обмотав его руки и ноги. Металл неприятно холодил кожу, но это странным образом успокаивало. Гарри поднял глаза на сидящих перед ним людей. Министр Фадж задумчиво вертел в руках свой неизменный котелок. Слева от Фаджа Гарри увидел дородную волшебницу с квадратным подбородком и очень короткими седыми волосами. В глазу у неё поблёскивал монокль, и выглядела она довольно-таки устрашающе. По правую руку от Фаджа сидела высокая старуха в тёмно-зелёном платье и шляпке, украшенной чучелом грифа. Рядом с ней комкала в руках носовой платок профессор МакГонагалл, а на самом краю скамьи директор Дамблдор шептался с незнакомым Гарри волшебником в бархатной мантии сливового цвета. Лица остальных были скрыты полумраком. Некоторые из них негромко переговаривались, но, как только министр хлопнул в ладоши, в зале воцарилась зловещая тишина. — Слушание по делу «Род Лонгботтом против Гарри Поттера, Гермионы Грейнджер и Рональда Уизли» объявляю открытым, — звучно провозгласил Фадж. Гарри почувствовал, что начинает злиться. Его вытащили прямо из постели, приволокли в этот непонятный зал, и оказывается, всё это из-за тюфяка Невилла? — Что тут вообще происходит? — громко спросил он, крепко сжав подлокотники кресла. — Я ни в чём не виноват! — Силенцио, — шепнул стоящий за креслами аврор, и Гарри с ужасом понял, что больше не может выдавить из себя ни звука. Судя по сочувственному взгляду Рона, его и Гермиону заставили замолчать тем же способом. — Разбирается дело о применении Гермионой Джин Грейнджер, Гарри Джеймсом Поттером, Наследником Рода Поттер и Рональдом Биллиусом Уизли злонамеренного и вредоносного колдовства против Невилла Лонгботтома, Наследника Рода Лонгботтом. Рональд Биллиус Уизли обвиняется в том, что не остановил Гермиону Джин Грейнджер в момент наложения вредоносного заклинания и оставил Невилла Лонгботтома без всякой помощи, хотя не было между ними ни вражды, ни крови. Гарри Джеймс Поттер обвиняется в том, что подстрекал Гермиону Джин Грейнджер причинить вред Невиллу Лонгботтому, не остановил её в момент наложения вредоносного заклинания и оставил Невилла Лонгботтома без всякой помощи, хотя не было между ними ни вражды, ни крови. Гермиона Джин Грейнджер обвиняется в том, что она напала на безоружного, применила к нему заклинание Петрификус Тоталус и оставила Невилла Лонгботтома без всякой помощи, что и привело к его гибели. Внутри всё похолодело, руки и ноги превратились в кисель. Пожалуй, если бы не цепи, Гарри не удержался бы в кресле и сполз на пол. К гибели? Невилла? Но как?! Откуда-то сбоку послышались истерические всхлипывания. Миссис Уизли. Плачет, не скрываясь. Мистер Уизли сидит на скамье с абсолютно потерянным видом, как будто не понимает, где он, и как он тут оказался. — Свидетелем сих деяний является портрет, преграждающий путь в гостиную факультета Гриффиндор, — продолжал Фадж. — Как должно быть известно уважаемому Визенгамоту, Охраняющие Портреты обрабатываются специальными настоями и заклинаниями, дабы они не могли лгать, вредить ученикам даже косвенно и в надлежащий момент поднимали тревогу, призывая на помощь декана факультета или любого другого взрослого мага, способного разрешить ситуацию. — Однако же, Полная Дама тревогу не подняла, — перебила министра волшебница с моноклем. — Совершенно верно, мадам Боунс, — учтиво ответил Фадж. — Портрет, висящий на входе в Гриффиндорскую гостиную, оказался не Охраняющим, а Наблюдающим. Полная Дама выполнила все свои функции: услышав шум, сквозь изнанку холста пронаблюдала всю ссору от начала и до конца, запомнила каждое слово и каждый жест и стала ожидать вызова на доклад. — Благодарю вас, министр, — сухо сказала мадам Боунс и что-то пометила в блокноте. — К вопросу о портретах мы ещё вернёмся. — Проверка палочки Гермионы Джин Грейнджер выявила, что она действительно использовала заклинание Петрификус Тоталус, — откашлявшись, продолжил министр Фадж. — Не доверять показаниям Наблюдающего Портрета нет оснований. Полная Дама тщательно проверена сотрудниками Аврората и специалистами Отдела Тайн, никаких посторонних воздействий на портрет оказано не было. Таким образом, вина Гермионы Грейнджер, Гарри Поттера и Рональда Уизли доказана полностью. — Наш Род практически уничтожен, — проговорила старая леди в шляпе с чучелом. — Невилл мёртв. Фрэнк хуже, чем мёртв. Надежды на восстановление семьи не осталось. Умру я — умрёт Род. Я должна и хочу уйти с честью, отомстив тем, до кого могу дотянуться. Как последний представитель семьи Лонгботтомов, согласно Кодексу Рода, я требую виру за смерть Наследника, и она должна быть выплачена полностью и сразу, без увёрток и отговорок! На верхних скамьях завозились и зашептались. Гарри не очень-то понял, что именно сказала миссис Лонгботтом. Ясно было только, что ничего хорошего это не сулило. — Если у кого-то есть разумные доводы в защиту подсудимых, Визенгамот готов их выслушать, — скороговоркой пробормотал министр Фадж. — Я прошу слова у уважаемого Визенгамота, — поднялся с места Люциус Малфой. Гарри смотрел на него и отчаянно надеялся на чудо. Вот сейчас он скажет, что Невилл жив, и волноваться нечего, а Гарри, Гермиона и Рон просто пошутили. Их поругают, снимут кучу баллов, может быть, назначат отработку на весь следующий год и отпустят по домам. Ведь они же не хотели ничего плохого! Они спасали Философский Камень от Волдеморта! Они не виноваты! Никто не виноват! — Прошу уважаемый Визенгамот и леди Лонгботтом принять во внимание, что обвиняемый Гарри Джеймс Поттер также является Наследником Рода. Хотя его поступки и привели к гибели Наследника Рода Лонгботтом, прямых действий, способствующих этому, он не совершал. В случае смерти Гарри Джеймса Поттера прервётся ещё один старинный Род, коих и так осталось немного. Прошу уважаемый Визенгамот учесть это при вынесении приговора. Гарри не мог поверить своим ушам. В случае смерти? Каким образом? Почему? Это невозможно! Он просто не может умереть! Альбус Дамблдор старательно отводил глаза от кресел с обвиняемыми. Минерва МакГонагалл гладила миссис Лонгботтом по плечу и что-то негромко говорила. Молли Уизли, не скрываясь, плакала в голос. Артур Уизли смотрел перед собой с отсутствующим выражением лица. На верхних скамьях воцарился форменный переполох. Почтенные маги что-то живо обсуждали, размахивая руками и тыкая пальцами в невесть откуда взявшийся огромный фолиант. Кто-то перебросил мадам Боунс записку. Она развернула свиток, вчиталась, удивлённо подняла бровь и передала записку Фаджу. Министр покивал, жестом подозвал мистера Уизли к себе и все трое поднялись наверх, туда, где решалась судьба Гарри, Рона и Гермионы. За ними двинулся Альбус Дамблдор и величаво проследовала миссис Лонгботтом. Гарри бездумно ковырял пальцем лакированное дерево подлокотника, а в ушах, словно стук колёс Хогвартс-экспресса, ритмично бились одни и те же слова: «Не-мо-жет-быть-не-мо-жет-быть…»***
Задержав дыхание, Гарри следил, как спускаются и рассаживаются на свои места министр Фадж, мадам Боунс, миссис Лонгботтом и остальные. Зал притих. Министр Фадж встал так, чтобы его лицо видели и обвиняемые, и собравшиеся в зале маги. — Рассмотрев дело о применении Гермионой Джин Грейнджер, Гарри Джеймсом Поттером, Наследником Рода Поттер и Рональдом Биллиусом Уизли злонамеренного и вредоносного колдовства против Невилла Лонгботтома, Наследника Рода Лонгботтом, приведшего к его гибели, и приняв во внимание требования леди Лонгботтом, последнего представителя Рода Лонгботтом, Визенгамот постановил: Рональд Уизли исключается из школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Отныне и навсегда ему запрещается пользоваться магией, его волшебная палочка будет сломана, а сам он до конца жизни не имеет права покидать место жительства, которое будет определено ему Визенгамотом. Всем присутствующим в Британии членам семьи Уизли запрещается занимать общественные посты и пользоваться магией в общественных местах. Джиневра Молли Уизли пройдёт обряд Отсечения от Рода и поступит под опеку Министерства до наступления брачного возраста. Да будет всё сказанное вирой Роду Лонгботтом! — Принимаю виру, — громко ответила старая леди. — Гарри Поттер, наследник Рода Поттер, признаётся недееспособным и исключается из школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Отныне и навсегда ему запрещается пользоваться магией, его волшебная палочка будет сломана, а сам он поступает под опеку Министерства, с ограничением своих прав и свобод. Опекунская комиссия будет сформирована на следующем заседании Визенгамота, тогда же будет определено место жительства Гарри Поттера. Всё движимое и недвижимое имущество, принадлежащее Роду Поттер, также поступает под опеку Министерства, с тем, чтобы оно было передано детям Гарри Джеймса Поттера, когда они достигнут совершеннолетия. По достижению Джиневрой Уизли брачного возраста она выйдет замуж за Гарри Поттера и будет обязана родить не менее трёх детей и не менее двух дееспособных Наследников Рода Поттер. Да будет всё сказанное вирой Роду Лонгботтом! — Принимаю виру, — склонила голову миссис Лонгботтом. — Гермиона Грейнджер, не обладающая движимым и недвижимым имуществом, не являющаяся носительницей чистой крови, не обладающая особыми талантами и способностями, которые можно употребить на пользу магическому миру, не имеющая ничего, кроме волшебной палочки и собственной жизни исключается из школы Чародейства и Волшебства Хогвартс и приговаривается к поцелую дементора. Да будет жизнь её вирой за жизнь Наследника Рода Лонгботтом! — Принимаю виру! — повторила старая леди, и глаза её сверкнули злым торжеством. Гарри растерянно завертел головой. Гермиона побледнела, по лицу её текли крупные слёзы. Рон рвался из цепей, побагровев от усилий. А сам он… он так и не смог до конца поверить в то, что произошло. Оставить Хогвартс? Никогда больше не сотворить ни одного заклинания? Не видеть друзей, не ходить в Большой Зал, не задираться с Малфоем… Но он будет жить. Тут Гарри почувствовал на себе внимательный взгляд и вздрогнул. Кажется, он ошибся, и Малфоев в его жизни будет предостаточно. Увели Рона. Кто-то небрежно подцепил потерявшую сознание Гермиону заклинанием Левитации, и её худенькая фигурка с копной пушистых волос медленно выплыла в коридор. Он будет жить. Пусть под опекой — вряд ли это будет хуже, чем у Дурслей. Пусть без магии — он жил без неё одиннадцать лет. Смерть опять обошла его стороной. Смерть — это то, что бывает с другими.