Элемент внезапности

Смеркалось. В небе Намимори зажигались звезды, люди торопились домой, доктор Шамал торопился на свидание, Хибари Кея торопился при дневном свете пришить пиджак, даже неизвестно как оказавшаяся в Японии Вария тоже торопилась, но, правда, поскорее уехать из этого бедлама имени Савады Тсунаеши, дабы в очередной раз не оказаться вовлеченными в бесовские игры малолетнего десятого Вонголы. Торопился с тренировки домой Ямамото, предвкушая вкусный ужин и порнушку на десерт – ну ни для кого же не секрет, что спортсмены созревают гораздо раньше своих недокачанных собратьев? Почти заканчивал ежедневный круг вокруг города Сасагава Рехей: он уже не столь энергично делал выпады руками в пространство, то ли набивая морду неизвестному противнику, то ли сжимая груди симпатичной девочки из одного из ямамотовских журналов. Все шло как всегда. И как всегда, за три минуты до отхода ко сну самого славного десятого Вонголы, внезапный, как тысяча чертей и молочный ломтик Реборн заявил, что завтра они едут в обязательную, а главное, заранее запланированную поездку. - Реборн! – Тсуна, как обычно, принимая на себя все тяготы и лишения, заранее был на все согласен, но какого-то черта каждый раз сопротивлялся, как еще одна девочка из ямамотовских журналов. Другая, не та, которую тискал за воображаемые груди брат той девочки, у которой не было и воображаемой груди. – Почему ты не сказал мне об этом раньше? - Какая разница? Это ПВП, Тсуна, тут твое мнение значения не имеет. Заткнись и сосни. Ложись спать, в смысле. Тсуна был главным спасителем человечества после Капитана Америки, чувство долга в нем перевешивало инстинкт самосохранения, общую разумность и даже то, что он, вообще-то, босс и тут для всех главный. Поэтому он лег спать, даже не задумавшись об общих последствиях влияния такого термина как ПВП на неокрепший организм подростка. Сан-Франциско радовал солнечной погодой, любимым местом рандеву для юных последователей эмо-культуры мостом Золотые Ворота, потрясающе романтичным туманом, мешающим пилотам и заставляющим их слагать невероятно цветистые обороты в адрес этого потрясающего природного явления… Где-то в Италии глухо икал в воздухоотводящую трубку Рокудо Мукуро. Гокудера прилип к стеклу, восторженно виляя очередной воображаемой частью своего тела. Что-то много у десятого поколения Вонголы воображаемых органов, пора Хроме вводить на них монополию. Хотя, какая Хроме – это Сан-Франциско, детка. Сан-Франциско и пидорасы. Наконец самолет стукнул шасси о посадочную полосу, Тсуна выплюнул «Летную», Реборн спрятал заботливо приготовленный Саваде пакетик. Все любили десятого Вонголу. - А теперь мы поедем в самый крутой ресторан этого города! – объявил Реборн, собрав вокруг себя отягощенных багажом босса и Хранителей. Ну, всех, кроме Хибари Кеи и Рокудо Мукуро – первый не успел пришить пиджак, второй пока не смог придумать оправдательную речь для Вендиче. Так они и жили – без пиджака и век воли не видать. - Самый крутой ресторан у моего отца, - не в тему высказался Ямамото, сверкнув зубами. - Заткнись, Такеши. Вы едете в Макдональдс, - Реборн направлялся к стоящему чуть поодаль лимузину и под определением «вы едете» явно имел в виду не себя. - Блять, - упал лицом в ладонь Гокудера. - Не ругайся при детях, - погрозил ему пальцем репетитор-киллер, тут уже точно намекая на свою персону. – Язык отхуярю. - Пиздец, - сказал Ямамото. - Экстрим, - неуверенно поддакнул Рехей. Макдональдс радовал особым образом разогретой кока-колой, специально подвявшим салатом в бургерах и нежнейшей мягкости картошкой-фри. Рехей сожрал, Ямамото побрезговал, Ламбо вообще не брали, Гокудера был готов за Джудайме на край света, но Тсуна сидел на стуле рядом и усиленно давился общими порциями. Приказ Реборна был четок и ясен: «Съесть все». Когда в глазах потемнело, Тсуна в глубине души даже порадовался, что наконец-то увидит свет в конце тоннеля и не будет при этом орать «РЕБОРН!!!». Но через секунду желудок заурчал и сделал кульбит, после чего Савада сообразил, что красиво умирать в самые подходящие моменты может только Мукуро, а он как был неудачником, так и остался. Сообразил, проникся, округлил глаза и опрометью бросился в туалет. Ну, мы-то с вами знаем, что в Макдональдсе в туалет так просто не попадешь – нужно прикладывать чек к сенсорной панели двери. Тсуна был на грани. Посмертная воля вот-вот грозила стать вполне буквальной. И он выскочил на улицу, сразу за угол заведения. Ему открылся божественный вид – с одной стороны Макдональдс, с другой автозаправка, с третьей – гараж. Но Тсуна, жалкий японский плебей, вовсе не проникся красотой момента. Он блевал, согнувшись пополам в углу, и оскверняя стены антикварного гаража неудачливым содержимым собственного неудачливого желудка. Кстати об антикварной роскоши… Как известно, у каждого мужика должен быть гараж. В Америке гаражей не было, поэтому его решили импортировать из-за границы, а конкретнее, из России. В этой суровой северной стране и гаражи крепче, и водка забористей. Последнее с первым очень сочеталось, поэтому при перевозке не заметили механика Митрича, свернувшегося калачиком в круге зимней резины и положившего под щеку бутылку «Белочки». Митрич, когда очухался, немного удивился, но быстро акклиматизировался и пообвыкся на новом месте жительства, водя в гараж экскурсии, как в музей народно-бытового творчества северных народов. И только слово «хуй» на стене, написанное на родном русском языке, иногда заставляло сердце бывшего механика биться чаще, а глаза заволакиваться томной пеленой ностальгии. Настенный «хуй» Митрич берег как свой собственный. Звезды рождались и умирали в воспаленном сознании Тсунаеши, перед глазами разверзались непроглядные пасти черных дыр, и крайне завлекающее манила своим мягким светом серебристая таблетка Луны. Она обещала мир и покой взбаламученному желудку, смягчение кишечного тракта и прочищение прямой кишки: не забываем, у нас все-таки ПВП. Гокудера был очень активной правой рукой. Он не мог сидеть спокойно, когда его возлюбленного босса не было в пределах видимости хотя бы десяти метров. Поэтому, как только Тсунаеши скрылся за стеклянной дверью с улыбающимся изображением Рональда Макдональда, Хаято не смог сдержаться и задушить прекрасные порывы – кинулся следом. - О Джудайме, могу ли я вам чем-нибудь помочь? – над ухом встревожено взвыли, Тсуна, не удержав желудок, согнулся в очередном его кульбите над уже порядком опороченным углом. - Нет, спасибо, Гокудера-кун, я тут как-нибудь сам, - Савада героически улыбался, удерживая за стиснутыми зубами очередную порцию ресторанного пиршества. - Волосы подержать, платочком помахать, по спинке погладить? – Гокудера был ОЧЕНЬ активной правой рукой. - Гокудера-кун, мне немножко плохо, но я скоро приду в норму, так что не волнуйся, - сопроводив последнюю фразу смачной отрыжкой, Тсуна снова принял позу скорбящего краба. Хранитель Урагана был в смятении. С одной стороны – Джудайме сам просит ему не мешать. С другой – он явно находится в опасности и чувствует себя плохо. Гокудера всегда отличался недюжинными способностями к логическому мышлению, поэтому после нескольких секунд обработки мозг выдал идеальный со всех ракурсов вариант – если сверху плохо, то снизу непременно должно быть все хорошо. Приняв такое твердое решение, Хаято уже не мог себе позволить отступить. Тсуна только успел ойкнуть, когда пространство снизу стало вдруг как-то уж очень вентилируемо, а между ног прошлась теплая ладонь Хранителя Урагана. Желудок предсказуемо ойкнул и поджался, но не выстрелил очередной порцией уже практически полностью отсутствующего содержимого, а опасливо прислушался к ощущениям. Ощущения были приятными – Гокудера до сего момента тренировался только на помидорах, кошках и журналах Ямамото Такеши, но претворял теорию в жизнь он мастерски. Самое главное – он был твердо настроен помочь Джудайме, и ничто не могло сломить его решимость, это был его путь ниндзя! Ну, в смысле, Хранителя Вонголы десятого поколения. Хаято был уверен, что справится. Он вспомнил формы девочек с-известно-чьих-журналов и сжал волю в кулак. Воля дрогнула, ткнувшись мокрой пимпочкой ему в большой палец. - Потерпите, Джудайме, сейчас будет хорошо, - Гокудера с видом средневекового палача, стремящегося опробовать новый вид пыток, решительно раздвигал шире колени Савады. Надпись «хуй» над их головами горела неистовым пламенем греха. - Йааааа… - неуверенно проблеял Тсуна, утыкаясь головой прямо в стык листов железа на обшивке стены гаража. Русское слово из трех букв популярным интернет-мемом пристроилось как раз посередине. – Гокудера-кун, а ты уверен, что это сработает? Мне твоя идея не кажется такой уж хорошей. - Ничего, Джудайме, я все правильно рассчитал, - яростно мастурбируя, чтобы привести член в боевую готовность, выдавил Гокудера. – Закон гармонии – если где-то плохо, то в другом месте обязательно должно быть хорошо. Так, все, приготовьтесь, Джудайме, мы взлетаем. Тсуна попытался было что-то сказать, но тут в задницу что-то толкнулось, он пролетел головой вперед и глухо стукнулся о стену гаража. Бом… - Да, Джудайме... – Хаято закусил губу, подумав, что практических навыков ему все-таки еще не хватало – он совсем забыл про смазку. Но времени думать об этом уже не было. Бом… - Да, Джудайме! Бом… - Да, да, да, Джудайме! Бом, бом, бом… Процесс начинал увлекать Гокудеру. А в это время простой русский механик Митрич привычно предавался ностальгии, глядя в глаза уже давно закончившейся, но так и не отправившейся на помойку бутылке с изображением белочки. Глаза животного загадочно мерцали, плавно перетекая в блеск крупных передних резцов, а вместе с ним перетекал в другое агрегатное состояние и сам Митрич. Он больше не был старым автомехаником, запертым волею судьбы на загибающейся кобыле капиталистического Запада. Он был на Родине! В родных лесах средней полосы России – резвился матерым бобром на плотине у горной речки, призывно похлопывал лопатой-хвостом по воде, устраивая брачные игры для симпатичной одинокой самочки… Но что поделать, всех нас рано или поздно постигает участь Золушки – ровно в двенадцать, с последним ударом часов карета превращается в тыкву, кучер – в крысу, а кони – в мышей. То же произошло и с бобровой ипостасью Митрича – реальность нахлынула на него под звуки глухих ударов в стену возлюбленного и тщательно оберегаемого гаража. Митрич не мог стерпеть. Отстукивающую ритм парочку Митрич поначалу принял за неимущих собственного жилья юных американских студентов. Частенько такие заглядывали и к нему, прося за определенную плату предоставить свой гараж в аренду на часы и сутки. Механик соглашался. Но еще никто не стучался головой в стену его гаража и ни у кого из американцев он не слышал такого отвратительного акцента. Поэтому на очередном выплюнутом сквозь зубы «да, Джудайме» Митрич не стерпел. - Мальчик, ну что ты делаешь? – воздев к нему измазанную заскорузлым машинным маслом длань, обратился к мирозданию Митрич. – Ты чего девчонку-то свою головой долбишь? Оно, конечно, знамо дело, что женщине много думать и ни к чему, но совсем-то убивать тоже не надо! И держишь ты ее неправильно – все бока потом в синяках будут, никакой красоты, а для женщин это очень важно, уж поверь старому бобру. Вот, смотри, как надо. Гокудера, практически полностью отстранившись от реальности и подчиняющийся только волшебной мелодии «бом-бом», границей сознания отметил движение сбоку и решил обратить внимание, постаравшись особенно не отвлекаться от процесса. Увиденное повергло его в шок и заставило задуматься одновременно – в паре метров от него здоровенный лохматый мужик сношал дерево. Он установил руки ладонями полностью на стволе и с абсолютно одухотворенным видом толкался пахом в совершенно равнодушное к такому проявлению любви тело березы. Механик Митрич любил природу. И родные леса – в особенности. Растущая прямо перед выходом из гаража трогательная березка всегда вызывала в нем приступ умиления и желания воспарить над континентом, переносясь в восточно-сибирские вотчины не только душой, но и телом. Поэтому сейчас, когда он увидел столь жалкие попытки незнакомого ему белобрысого мальчишки доставить наверняка самое первое удовольствие своей подружке, не смог сдержаться, и решил наглядно преподать урок мужественности прямо на белом стволе столь милого сердцу нежного дерева. Гокудера Хаято был умным мальчиком. Поэтому, оценив концепт неожиданного соседа и сообразив только по интонациям, что ему явно пытаются что-то втолковать, он принялся копировать движения незнакомого мужика, что явно тут же нашло отклик в теле его обожаемого Джудайме: вместо очередного «бом» послышался протяжный стон, и Тсуна посильнее прогнулся в спине, больше не подставляя голову под удар. Гокудера чувствовал, что приближается к той самой заветной границе, за которой до сего момента были только испачканные журналы и натертые мозоли: наступало священное слово «оргазм». Не в силах удержаться в преддверии восхитительного момента, он выхватил из кармана пачку сигарет, щелчком выбил одну, не отрываясь от основного процесса прикурил и с наслаждением продолжил толкаться в уже разработанный анус десятого босса Вонголы. Тсуна уже не стонал, он всхлипывал. Ему было то больно, то хорошо, потом снова больно, потом опять хорошо, потом хорошо-хорошо, а сейчас он уже и не знал, что происходит. Где-то на периферии сознания что-то шипел Гокудера, чувствовался дым сигареты и быстрое его выдыхание. - Сейчас, сейчас, Джудайме, я уже, уже почти… - Гокудера все-таки решил, что лучше все же одно удовольствие, но полное, чем тридцать три, но слабых, и привычным плевком отправил сигарету в полет куда-то вбок. То, что угодила она как раз на лужицу разлитого бензина, он не учел. Как и то, что движимый естественным законом горения ручеек двинется по таким же, нечаянно оставленным, каплям дальше, устремляясь прямиком к терминалам автозаправки. Оглушительный взрыв окрасил оргазм в рыжие оттенки – цвета его любимого Неба. Гокудера кончал в тело Савады, не понимая, почему вдруг задница босса резко раздулась, принимая вполне крепкие и взрослые очертания, торс раздался вширь, а ноги стали длиннее и заметно стройнее. - Привет, ураганный мальчик! – обернулся к нему довольный Бьякуран, радостно улыбаясь и подтягивая штаны Тсуны. - Ты кто такой, мать твою? – хриплым басом спросил Гокудера, удивляясь сам себе. - Тебе нужно противоядие! – Бьякуран так и лучился счастьем, подтягивая ошалевшего Хаято к себе и взглядом указывая ему вниз. – Ты ведь получил свое удовольствие? Теперь Савада Тсунаеши тоже должен стать счастливым! Гокудера, словно робот, опустился на колени перед Бьякураном и взял в рот его член. Вокруг что-то горело, рядом прокатилось объятое пламенем колесо, мужик больше не приставал к березе, а только бегал туда-сюда с перекошенным лицом… Все смешалось в голове Хаято. Он старательно сосал и облизывал член Бьякурана, надеясь, что этот кошмар сразу после прекратится… Вот набухшая головка в горле дрогнула, извергаясь семенем ему в пищевод, Гокудера несколько раз сглотнул и понял, что он брюнет. Резко, как будто к нему подключили шланг от насоса вместо члена во рту, он раздулся: стал выше, шире в кости и определенно сильнее. - Что за хуйня? – спросил Занзас, закончив минет и моментально отрубившись. *** Они лежали в спальне босса Варии, расслабленно потягивая одну сигарету на двоих. Говорить не хотелось, идти куда-то – тоже. И только Занзас, на всякий случай держащий в поле зрения обе руки своего изобретательного любовника, спустя несколько минут наконец выдавил: - Слышь, мусор… Ты эту дрянь из параллельного мира больше не тащи. А то мне казалось, что я – японский школьник. Бьякуран лениво хмыкнул – его все устраивало. - Сделаем пометку, что марихуана в маршмеллоу в закуску к виски дает самый неожиданный эффект. – А давай как-нибудь еще повторим?