Судьбоносный блендер

      Если бы кто-то (кто угодно) сказал однажды Хёкджэ, что в свои двадцать восемь лет он откроет глаза раньше, чем маленькая стрелка настенных часов остановится на отметке, обозначающей восемь часов утра, он бы, признаться честно, рассмеялся тому в лицо и покрутил пальцем у виска. Смех, да и только.       Нет, к работе он относится ответственно и каждый раз открывает глаза по наитию ровно за мгновение до пищащего звука будильника на тумбочке неподалеку. Каждый день одно и то же: вот он шлепает босыми ступнями по холодному полу до ванной комнаты, ёжась от сонного состояния, которое улетучивается одновременно со звуком бегущей воды, возникающим тут же, как только ему стоит повернуть вентиль крана. Каждое утро он пьёт свой остывший кофе, после чего зубы приходится чистить снова — Хёкджэ ненавидит налёт, который остаётся на эмали от ароматного напитка. Снова он наматывает на шею толстый красно-чёрный шарф в крупную клетку, пряча за ним подбородок и острую линию скул, снова кутается в чёрную кожаную куртку и, запрыгнув в любимые кеды, отправляется на работу в половину девятого. Всё как обычно. До этого дня.       В этот раз из короткого режима ожидания, которое люди называют сном, его выталкивает совершенно другой звук. Хёкджэ сонно открывает глаза и вслушивается, отчаянно надеясь, что ему это показалось, и это ужасающее дробящее что-то звучание было лишь в его сне. И, кажется, так и было. В абсолютной тишине Хёкджэ снова роняет голову на подушку, но не успевает он закрыть глаза, как звук возвращается, явно вознамерившись лишить его сна.       — Который час? — Ли хрипит и тянется рукой к будильнику, не с первого раза сфокусировав взгляд на циферблате. Хотя за окном уже солнечно, судя по времени, которое безжалостно показывают часы, в комнате царит прохладный полумрак — Хёкджэ любит просыпаться сам, а не от обилия света.       — В смысле шесть утра?! — вполне искренне недоумевая, чем таким можно заниматься в столь раннее время, Хёк выкидывает будильник на пол и накрывает голову подушкой, пытаясь уснуть. Но сон не идёт. В голову упорно лезет образ перфоратора (а звук напоминает именно его) и, куда более сладкий образ того, как глубоко этот инструмент он сейчас затолкает любителю шума по самое небалуй.       — Да ядрёна кочерыжка! — поняв, что поспать ему не удастся, Хёкджэ скидывает с себя одеяло и встаёт с постели. Времени на то, чтобы переодеться, навалом, но нет желания этого делать. Прислушавшись снова, он потягивается, пытаясь понять, откуда идёт звук. Судя по всему, откуда-то сверху, где уже давно никто не живёт.       — Но это же не значит, что… — с самыми плохими предчувствиями Хёкджэ мрачнеет всё больше, понимая, что это именно то и значит. Проковыляв этакой сонной фигурой до коридора, он щелкает дверным замком и морщится от холода, вставая босой ступнёй на холодный пол.       — Чтоб тебя, — выругавшись непонятно в чей адрес, парень влезает в ненавистные тапки с помпонами, которые приходится надевать в те редкие моменты, когда вдруг мама приезжает погостить. Приветливо улыбаться, носить тапочки, вовремя кушать, и заранее поливать голову тёмным тоником, чтобы скрыть очередной ядовитый цвет волос — сейчас его шевелюра была огненно-рыжей с пробритыми висками. Что только не сделаешь, чтобы прослыть хорошим сыном.       Подтягивая спадающие с бёдер пижамные штаны (а, точнее, додумавшись потуже завязать шнурок), Хёкджэ поднимается на этаж выше и замечает обилие вещей у двери. Ну конечно. Новый жилец, что и требовалось доказать. Он любопытно оглядывает этакий мини-склад, подписанный красивым витиеватым почерком: «посуда», «книги», «для фото». Но привлекает его внимание только одна коробка, раскрытая и лежащая почти у двери. На ней синим маркером выведено: «блендер».       — Так вот, что это… — на какое-то мгновение парень даже смягчается. У всех свои причуды, верно? Кто-то курит до середины фильтра, кто-то коллекционирует монеты, а вот его новый сосед фигачит продукты блендером в шесть утра. Ну нет, стоп. Одёрнув пижамную рубашку, застёгнутую чуть ли не до горла, Хёкджэ, игнорируя дверной звонок, начинает тарабанить в дверь.       Его услышали не сразу, так понял Хёк, ведь звука шагов за дверью по-прежнему нет. Но сдаваться он не собирается, начиная стучать ещё усерднее. Он уже думает подключить ноги, порадовавшись тому, что всё-таки надел тапочки, как слышит резкий щелчок замка — и испуганно дёргается, подпрыгнув на одной ноге и поджав другую, которой Хёкджэ уже собирался пинать дверь, аки заправская цапля.       — Здравствуйте. Чем я могу Вам помочь? — звонкий юный голос застаёт Хёкджэ врасплох (как будто мало того, что он стоит тут, как идиот, на одной ноге, и изумлённо хлопает глазами). Парень удивлённо опускает ногу на пол и раскрывает рот, чтобы высказать новому соседу то, что он о нём думает.       — Я… — он забывает, что хотел сказать, рассматривая юношу во все глаза. Тот выглядит на двадцать два года максимум, совсем ещё юнец. Невысокий, с расслабленными, чуть опущенными плечами, темноглазый парнишка оживлённо стучит подушечками пальцев по дверной ручке, ожидая ответа от пришедшего. Хёкджэ оглядывает его с головы до пят, с густых каштановых волос, что сейчас взъерошены, словно после душа, до уютного темно-синего свитера с капюшоном, чьи вытянутые рукава скрывают руки соседа почти до фаланг пальцев. Взгляд спускается к джинсовым шортам до колена, скользит по подтянутым мышцам голени, и упирается в… пушистые тапки, в которые нужно полностью засовывать стопу.       — Ой, Вы, наверное, мой сосед снизу, да? Аджумма предупреждала меня, что здесь очень хорошая слышимость. Я Вас разбудил, да? Простите, простите, я совершенно не подумал об этом, — паренек начинает кланяться и рассыпаться в извинениях, а Хёкджэ растерянно мотает головой, чувствуя себя крайне неловко. Ну и как такому перфоратор теперь засовывать….ах, да. Блендер.       — Не важно. Зови меня Хёкджэ. И можно без «Вы», я ещё не настолько старик, — он прерывает этот бесконечный, как уже начало казаться, поток просьб о прощении, и протягивает руку, за которую парнишка тут же хватается обеими руками и энергично трясёт её, восторженно рассматривая нового соседа.       — Ах, ты тоже ранняя пташка, Хёкджэ? Меня зовут Донхэ. Раз уж ты зашёл, не поможешь мне с вещами? Проходи! — он выпускает руку Хёка и ловко подхватывает коробку с посудой, заходя в квартиру и оставляя дверь открытой. Парень задумчиво чешет макушку, оставаясь в коридоре в одиночестве. Сидеть в гостях в его планы не входило, хотелось досмотреть сон. Да и… ранняя пташка? Что за бред?       — Да не то, чтобы… — неопределённо хмыкает он, решив выдавить из себя хоть что-то, но в итоге поднимает в воздух коробку с надписью «для фото» и заходит в квартиру, прикрывая дверь за собой.       — Куда это ставить? — Хёкджэ хрипло гаркает куда-то вперёд, после чего коротко прочищает горло. Нет, с такими ранними подъемами надо точно завязывать. В ожидании ответа он относительно любопытно оглядывает узкий коридор, рассматривая пустые крючки для одежды, пустые полочки для обуви — парень явно ещё не успел разобрать вещи.       — Где-нибудь в коридоре, и проходи на кухню! — Донхэ явно привык командовать людьми, и Хёк не мог этого не осознавать. Но почему-то тощий парень с какой-то туповатой улыбкой на лице послушно ставит коробку у самого угла, и идёт на голос нового знакомого. Тот уже распечатал свой груз и с сияющим выражением лица достаёт стаканы, сдувая с них невидимые пылинки.       — А как ты… — Хёк хочет было спросить, как тот подошёл к двери так бесшумно, но стоит ему ещё один раз посмотреть на ноги брюнета, как вопросы отпали сами собой. Его новый сосед не ходит, он практически порхает по кухне, скользя в пушистых тапочках с ушками по гладкому паркету.       — Ты не поверишь, как я рад, что не придётся коротать это утро в одиночестве. Я впервые буду жить один и… — взглянув на скептически слушающего его парня, Донхэ быстро замотал головой, поправляя сам себя.       — Нет-нет, ты не так понял. Я жил у друга, но вечно я не могу его стеснять, правильно? А здесь и до работы недалеко, и вообще… — кажется, этот фонтанчик заткнуть невозможно. Он довольно кружит по кухне, прижимая к груди два стакана, и, включив воду, начинает старательно их мыть, после чего достаёт с подставки блендер (вот она — причина утренней беды Ли Хёкджэ!) и разливает по стаканам какую-то жёлтую жижу.       — Что это? — если до этого молодой мужчина был настроен скептически, то теперь он и вовсе крайне недоверчиво приглядывается к содержимому стакана, и даже принюхивается. Донхэ обиженно поджимает губы, но после начинает хихикать.       — Мои друзья тоже не верят, что это съедобно. Но это правда полезно и вкусно! Там апельсиновый сок, немного манго, кунжут, мёд… — он торопливо перечисляет, воодушевлённо размахивая руками, отчего у Хёкджэ определённо начинается мигрень.       — Так, стоп. Если я это выпью — ты перестанешь греметь этим миксером в такую рань? — не дожидаясь ответа, Хёкджэ подносит стакан к губам и отпивает немного, приготовившись к самому худшему. Но оказалось вполне неплохо. Сладковато и вяжуще, но в пределах допустимого. Хёкджэ ожидал чего-то приторного, на манер сгущёнки, или, чего ещё хуже, каких-нибудь грецких орехов, на которые у него аллергия.       — Я не гремлю, просто он так работает, — Донхэ погрустнел и покачал головой. — Я не могу, Хёкджэ, у меня режим. Мне надо выпивать стакан смузи в шесть утра, иначе мой организм мне «спасибо» не скажет.       — Нет, ну ты можешь делать это вечером, перед сном? А с утра выпивать свой стакан джуси и не мешать людям спать? — Хёкджэ ставит стакан на стол, нахмурившись. Он откровенно не понимает, чего он церемонится с соседом. Нельзя, значит нельзя. Люди спят в такое время.       — Смузи, Хёкджэ, а не джуси! — ситуация паренька явно веселит. Он хлопает в ладоши и хихикает снова. — Нет, прости. За ночь в смузи не останется ничего полезного.       Эта информация заставляет Хёкджэ снова помрачнеть. Что он тогда тут делает? Рывком поднявшись из-за стола, он быстрым шагом идёт в коридор, не оборачиваясь. Донхэ семенит за его спиной, но до того неслышно, что Хёк понимает это только благодаря нескончаемому потоку лишнесловия младшего:        — Ну неужели это такая проблема, Хёкджэ? Ложись спать пораньше, а с утра приходи ко мне, будем вместе пить смузи…       — Ты ещё будешь мне указывать, когда мне ложиться спать? — он разворачивается на лестничной площадке и сердито пинает коробку с книгами, заставляя Донхэ испуганно ахнуть.       — В последний раз говорю тебе, прекращай сверлить своим миксером по утрам! — рычит Хёкджэ и быстро спускается вниз по лестнице к своей квартире, услышав напоследок тихое:       — Блендер, Хёкджэ. Это блендер, — но, не остановившись, парень захлопывает свою дверь и устало выдыхает. Сон уже точно не придёт, так что нужно себя как-то занять. Снова ложиться в постель было бы пустой тратой времени, но он всё равно проходит в комнату и первое, что Хёк видит перед собой — это будильник, одиноко лежащий на полу.       — Ну чего уставился? — с неким раздражением ворчит Хёк, поднимая устройство и протирая циферблат перед тем, как вернуть его обратно на тумбочку. Словно обидевшись, будильник не торопится звенеть, оповещая о долгожданных восьми утра. Нет, стрелки безжалостно мстят, показывая шесть часов сорок пять минут. Глядя на будильник, парень ощущает, что его накрывает то чувство, которое Хёкджэ называет безысходностью. Ну вот что ему теперь делать всё это время?       Он тратит на пятнадцать минут больше привычного на душ, на пять минут дольше заваривает кофе. Сев за стол, Хёк неторопливо отпивает напиток из кружки, но осиливает где-то только половину. Задумчиво рассматривая содержимое кружки, Хёкджэ прислушивается к звукам наверху. Поразительная тишина.       — Неужели, он понял? — мысль, казалось бы, радостная, но удовлетворения от неё Хёкджэ не получает. Поднимаясь и выливая остатки кофе в раковину, он моет кружку и идёт собираться на работу.       Ли Хёкджэ работает адвокатом в одной популярной конторе «Black Suit»*. На работе требуется соответствующий дресс-код: строгие костюмы чёрного или нейтрального цветов, рубашка, туфли. Но Хёк не особо придерживается этого правила. Зачем? Он выигрывает дела за счёт своей образованности, а не за счёт того, в кого его нарядят. Вот и сегодня на нём белая футболка с чёрным крупным принтом спереди, чёрные зауженные джинсы, да любимые кеды — символ его успеха.       — Сегодня дело против фотостудии. Они задолжали банку оплату аренды, — коротко инструктирует его секретарь, выдавая папку дела, электронные копии которого Хёк проштудировал ещё вчера вечером. Тот кивает и сонно зевает в кулак, делая вид, что он не замечает, как девушка испуганно охает. Ещё бы. Если Хёкджэ на работе всегда идеален: нахален, умён, бодр и силён, то сегодня ему едва хватило сил сделать привычную укладку, приподняв чёлку.       — Плёвое дело. Сообщи Киму, что через три часа я буду ждать его в кофейне, — он кивает и быстрым шагом идёт в зал заседания. Представителю истца нельзя опаздывать. Хёк белозубо скалится — и ожидающие в коридоре испуганно расступаются перед ним. А ему будто всё равно, он лениво листает папку, пока не останавливается перед нервничающим мужчиной в костюме.       — Добрый день, Чхве Шивон, — рыжеволосый адвокат улыбается и протягивает руку ответчику. Тот медлит, но всё-таки пожимает руку в ответ, недоверчиво поглядывая на адвоката со стороны банка.       — Уверены, что он добрый, Ли Хёкджэ? — на что в ответ Хёк лишь многозначительно хмыкает, рассматривая мужчину перед собой. Высокий, широкоплечий, статный. Такие могли бы быть достаточно представительными, если бы Хёкджэ не ломал их во время заседаний. Ему доставляет крайнее удовольствие наблюдать, как эти самцы начинают что-то бубнить себе под нос, сжиматься и в страхе глядеть с того дна, куда юрист умело их заталкивает. Внешность — ничто, знания — вот, что важно. И его позиция окупается. Всегда.       — Для меня будет добрым приблизительно… — Хёк поднимает голову и смотрит на часы. Непонятно почему, но циферблат пробуждает в нём воспоминания о сегодняшнем утре, и Хёкджэ ёжится. Он прекрасно понимает, что этот жест не укрывается от внимательного черноглазого Шивона. «Ну и пусть», — отмахивается адвокат от этой мысли, улыбаясь ещё шире.       — Да, где-то через два с половиной часа мой день станет добрым, — он довольно расправляет плечи, замечая эту обречённость в глазах мужчины. Тот уже почти распрощался со своей компанией, и Хёкджэ не может ему даже посочувствовать. Господин Чхве сам виноват в том, что влез в такое неприбыльное дело. Фотостудия, это ведь надо было выдумать такое!       — Кстати, — юрист внезапно оживляется, кое-что вспоминая.       — Вы отказались от услуг предложенного Вам адвоката. Вы сами будете защищать свои интересы? Мне вписать Ваше имя? — он достаёт ручку и готовится вписать имя Шивона в графу, как только тот кивнёт.       «А ведь он почти кивнул…» — будет вспоминать Хёк позднее, в кофейне, потому что то, что произошло следом, явно не входило в планы ни Чхве Шивона, ни самого Хёкджэ.       — Запишите «Ли Донхэ», господин адвокат, — сбоку раздаётся поразительно знакомый голос, и Хёкджэ вскидывает голову, точно дикий зверь. Резкий поворот всем корпусом, после которого Хёк, наконец, приглядывается к сидевшему до этой секунды в стороне парню. Тот уже поднялся со стула и уверенно идёт к говорившим, поправляя ворот пиджака, на что Хёкджэ смог выдавить из своих лёгких лишь тихое и изумлённое:       — Ты?..

***

*Black Suit (англ.) — чёрный костюм.