Он ушёл.
Оставил. Покинул. Испарился. Исчез. Не вернулся. Вычеркнул. Возможно, даже забыл. Но в это Чунмён не верит. Он не такой. Он светлый, яркий и живой. Такие не бросают любовь на произвол судьбы.
Ким стоит на пристани и всё, что он слышит, это рёв волн и низкий бас отголосками в голове. Сегодня шторм, а он на самом краю холодных плит прямо перед взбунтовавшейся водой, которая с ярой силой бьёт по камню. Но мужчине нипочём. Его одежда сухая, и ни единой солёной капли не достать его. Кроме тех слёз, что текут по щекам.
— Ты мне нужен, Чанёль, — звучит в никуда, а океан зло пенится, и чёрные тучи гремят.
Чунмён не понимает, ему неимоверно больно и даже немного обидно, но он бы мгновенно простил, если бы те самые грубые широкие ладони притянули к себе, а любимые сухие губы шептали тихое
«люблю» куда-то в шею. Но ему всё ещё холодно, а внутри бушует тот самый шторм.
Они разные. Абсолютно. И нет ничего у них общего. Но так получилось, что Вселенная связала их судьбы, переплела красную и синюю нити узлом, чтобы навсегда. И Чунмён бы и не понял, если бы Пак не показал.
Младенцем Чунмёна выбросило волной на берег небольшой деревушки. Рыбаки немедля отнесли ребёнка женщинам, после чего те устроили его к старой вдове с домиком прямо у моря. Женщина была строгая, но заботливая. Она воспитывала из ребёнка мужчину, не давая ему стать юношей, но это даже пошло на пользу. А когда Чунмёну насчитали седьмой год после его появления в деревне, вдова скончалась. Она пропала в морских волнах.
Всё детство и юность провёл Чунмён на берегу моря, что он так любил и ненавидел. Оно манило его, нарочно подчинялось и дружелюбно пенилось у его ног, приглашая в свои глубины, но юноша знал, сколько жизней оно забирало, сколько ловушек в себе таило. Вот только морю с ним не тягаться — внутри него океан.
А когда жители деревни узнали о его способности, юноша поспешил сбежать. Точнее, как получилось, уплыть. Вода приняла его с восторгом, оберегая от холода и недостатка кислорода, погружая его в спячку. Очнулся Чунмён через три года в Калифорнии на побережье Тихого Океана. Незнакомый язык, валюта, люди — всё обрушилось на него тяжким грузом, и он предпочёл прятаться в воде, занимаясь мелким воровством и бродяжничеством. Океан кормил его и защищал. А потом появился он. Чанёль пришёл на рассвете, стал у самой кромки воды и позвал его. А у Чунмёна сердце бешено забилось, внутри словно водоворот закружил, а руки задрожали от волнения.
И тогда Пак увёз его в Канаду, Монреаль.
Он рассказал, что искал его очень давно, что ждал новой встречи с ним слишком долго, что приезжал к каждому побережью и звал. Он сказал, что они предначертаны друг другу и если умрёт один, то умрёт и другой, а их путь начнётся заново. Он показал Чунмёну свет, показал ему пламя, которое разжигал на тыльной стороне ладони, которое вредило всем, но не Чунмёну. И Ким поверил. Полюбил, отдал себя и даже больше, чтобы почувствовать себя счастливым. И каждый день, что они проводили вместе, каждую ночь, что они делили в кровати на его маленькой квартирке, были прекрасны. Они любили и были любимыми, дополняли друг друга и наслаждались свободой. Но было кое-что, что беспокоило Чунмёна.
Океан, что был внутри него, иссыхал под огненным Чанёлем. Штормы внутри прекратились, а потом и вовсе вода стала покидать его. Ким чувствовал себя слабее, будто жизненные силы из него вытаскивают длинными щипцами. Тот, кого он полюбил больше жизни, медленно убивал его. И, как оказалось, гибнул и сам Чанёль. Огненные красные волосы тускнели, яркие глаза теряли свой блеск, но единственное, что не могло погибнуть, — это их любящие сердца.
А когда Пак перевёз его из Монреаля в Сент-Джонс, он ушёл. Оставил его одного в курортном домике на берегу Атлантического Океана с сумкой зелёных купюр. Вот только зачем они ему, когда больше нет желания жить? Отчаяние заполнило изнутри, то, что осталось от огромного океана, взревело совсем тихо и жалобно, будто скулёж дворняги. Выйдя с сумкой на берег, он вытряхнул деньги, которые, касаясь водной глади, темнели и сжимались. А когда вместе с долларами вылетел и белый, сложенный вдвое кусок бумаги, Чунмён застыл, роняя из рук сумку. Пальцы сами схватили записку на лету, а глаза принялись быстро скользить по написанному тексту.
«Прости меня, Чунмён.
Мне необходимо было уйти.
Но мы ещё встретимся и ты всё поймёшь, обещаю!
Ты только дождись.»
И он ждал. До старости лет ждал, но Чанёль так и не возвращался. И вот Чунмён снова лицом к лицу со своей стихией, ему сорок шесть, а океан внутри него как прежде бушует и рвётся наружу. Чем больше времени они были одиноки, тем сильнее они становились. Вот только боль так и не проходила.
Чунмён уже не может. Стало слишком тяжело, и ничего уже не спасёт. Его разрывает от ожидания, тоски и чего-то ещё неизведанного. Совсем не его чувство. Должно быть, вода манит. И в первый раз в своей жизни он позволяет себе согласиться с её волей.
Знал бы Чанёль, он бы разозлился. Он постоянно твердил бороться и побеждать. Но ради чего и кого теперь биться? И с кем? Он с океаном единое целое. Воевать с ним всё равно, что с собой. Чунмён потерял смысл.
А вода зовёт за собой. Тянет водяные пальцы, но без разрешения коснуться так и не может. Ветер дует в лицо, а волны всё бьют и бьют не переставая. Небо тёмное, без проблеска света. Такой шторм пробыл бы ещё с неделю. Чунмён вытирает мокрые следы на лице рукавом тёплого свитера и вдыхает глубоко. Он давно уже утонул. Нет, по-другому. Сгорел. Не оставив после себя даже пепла, выгорел.
Ким тянет руку к воде, наконец позволяя забрать себя навсегда, и океан ликует. Ярко-красная молния пронзает небо, а пристань накрывает огромной волной. Он должен был вернуться туда, откуда пришёл, и, видимо, время настало. Вода отступает, вылизывая серые камни и оставляя от себя лишь редкие зелёные водоросли.
На следующий день стоит полный штиль.
***
Солнечные лучи касаются щёк парня, и тот недовольно морщится, отгоняя от себя сонливость. Сегодня утро воскресенья, а, значит, народу будет немного. Чунмён поливает последний цветок на высокой полке и, гордый проделанной работой, спускается с лестницы. Через три минуты нужно открывать лавку. Запах тёплого капучино перебивает сладкий цветочный. Идиллия.
Возможно, многие бы посчитали Чунмёна обычным, но он отнюдь таким не был. Даже то, что он владел своим магазинчиком в двадцать один год, уже говорило о нём немало. У него была мечта с самого детства — океан. Его всегда тянуло к воде и, более того, вода тянулась к нему. С такими способностями обычно либо в психушку попадают, либо на опыты, поэтому Чунмён держал это в тайне. Да и говорить как-то некому было. Сирота с рождения, ничего не скажешь.
Колокольчик на двери привычно зазвенел, впуская первого посетителя. Парень вскинул свой взгляд на незнакомца, на автомате здороваясь и предлагая помощь, однако ещё в середине своей речи замолкнул. Напротив него стоял высокий мужчина, с растрёпанными огненными волосами, яркими глазами и весёлой ямочке на щеке. Сердце бешено забилось, внутри словно водоворот закружил, а руки задрожали от волнения, когда незнакомец расслабленно рассмеялся. Сумасшествие.
Его смех. Его голос. Его улыбка, глаза, широкие плечи и грубые ладони. Чунмён возненавидел и полюбил в этом человеке всё, не зная о нём совершенно ничего. Вероятно, это заслуга стихии.
— Я так долго искал тебя, Чунмённи, — этот низкий бас застрял в голове теперь навечно, Ким уверен. Незнакомец протянул свою руку, в которой тут же зажглось алое пламя, танцуя на его длинных пальцах. — Пойдём со мной. Я покажу тебе свет.
И Чунмён пошёл. Вложил свою ладонь в ладонь незнакомца, которому готов мгновенно доверить жизнь, если бы он попросил. И внутри всё торжествовало и вопило, а океан бился и ревел, то ли от счастья, то ли от отчаяния.
