Children Of The Moon/Дети Луны

Где-то дикий ветер мне поет, Где-то волчий вой меня зовет, Где-то кружит в небе воронье, Это - разрывается сердце мое.

Тепло. Солнце мягко щупает щеки, греет оголенные плечи, но не обжигает. Оно удивительно нежно, даже глаза не слепит, мягкими бликами сверкая, но не ослепляет. - Моя девочка... Почему ей не становится лучше? Тихий голос. Потерянный, насквозь пропитанный печалью. Совсем не подходящий его хозяйке, какой-то абсолютно ненужный сейчас. - Тише, Прим, она может проснуться. А этот шепот совсем другой: твердый, с тяжелой хрипотцой. Да только ломается к концу эта решительность, строгость. Последнее слово дрогнет и наступает тишина. Такая тяжелая, темная, что, кажется, над этими голосами нависает грозная туча. А здесь светло. Яркие краски пейзажа вокруг рябят в глазах; зеленая трава, голубое безоблачное небо кажутся какими-то совсем волшебными по сравнению с их мрачным видом в Эддингтоне. И шумно: говор птиц заглушает собственные мысли. Воробьи о чем-то бурно спорят, сойки пытаются повторить вой ветра, но его рев уникален и неповторим. Удивительно, даже он, этот свирепый зверь, сегодня ласков. Лишь тихо пошатывает траву, листву деревьев и незаметно играется с моими волосами... - Может..., - неуверенное, тихое, - все таки стоит съездить в больницу? Этот шепот кажется мне знакомым, но определить личность человека не удается, ведь его резко перебивает другой: - Не лезь не в свое дело, милочка! Мы ждем дочку Адамсонов, а ты сидишь молча. Бабушка разозлилась не на шутку: каждое слово стреляет в собеседницу ядом, но та не сдается, издевательски отвечая: - Скоро дела этой девочки станут делами нашей семьи, как бы ты этого не хотела. - Прекратите! Такого голоса дедушки я всегда боялась. Он исходил, казалось, из самой глубины души, из тех внутренних уголков, к которым никогда не подберешься, ласкал слух хрипотцой и завораживал. Но никто не знал: вызван этот тон хорошей вестью, либо же сейчас будет оглашено что-то плохое. И я почувствовала. Отчетливо ощутила предвестие чего-то темного, устрашающего. А в голове, как по щелчку пальцев, прозвучало: «Моей судьбы». Тело резко разгорячилось. Стало до ужаса жарко, захотелось скинуть с себя все, прыгнуть в сугроб, голой оказаться на Северном полюсе, но каждая конечность казалась такой тяжелой, такой невыносимо тяжелой... Мысли тут же рассеиваются. Расплываются, как краски на бумаге, которые разбавили со слишком большим количеством воды. А я чувствую ее. Воду. Бурный поток, мощный рев и бешеный ритм. Она несется вниз, с гор, брызгаясь ледяными каплями и пенясь от злости. Она источает из себя гнев, грозясь без жалости снести любого, кто встанет у нее на пути. И мне кажется, что река смотрит на меня своими холодными, прозрачными глазами, щурится, и злобный голос грохочет: «Беги, пока можешь» - Совсем горячая, - голос резкий, громкий. Движения грубые и такие же острые. Я прислушиваюсь к ним и все никак не пойму, что происходит. На лоб равномерными движениями вмазывается какая-то смесь, похоже с некой мякотью. С каждым мазком по телу волной проходит прохлада, такая долгожданная и желанная, что дыхание захватывает. Тоненький палец медленно вырисовывает на лбу замысловатый узор, похожий на китайский иероглиф, а я разжимаю слипшиеся губы. Глубокий вздох вырывается из груди, тут же болезненно отозвавшейся: ноет, как будто воткнут нож, отчего больно двигаться. Все же хриплю совсем тихо, почти неслышно: - Клэр... Во рту так сухо, что двигать языком больно. Кажется, что он покрылся трещинами, стоит дернуть им в сторону, как побежит кровь. Клэр, похоже, чувствует это, поэтому накрывает мои губы прохладной ладонью. - Закройся, Лагард, и спи, - обычная грубость сейчас ласкает сильнее нежности. Я хочу усмехнуться, да эта сухость во рту не дает спокойно дышать. - Пить..., - подаю голос, но он снова незаметен, - пи-и-ить... Ко рту тут же прислоняется холодное стекло стакана и к губам подплывает живительная влага. Я ощущаю, как чья-то крепкая рука, придерживая затылок, поднимает голову и я глотаю воду, с наслаждением причмокивая. Начинаю чувствовать, что боль в каждой конечности утихомиривается, теперь могу даже пошевелить пальцами. - А теперь спи, - стакан пропадает, голова аккуратно ложится обратно, но этот тихий, уставший голос вызывает в груди беспокойство. Хочу открыть глаза, посмотреть на ведьму, да только веки, кажется, залиты свинцом. И как я не стараюсь, распахнуть их не выходит. - Что происходит? Клэр... Так жарко... Или холодно... Или... - Спи, - мой непонятный бред прерывает твердый голос. Я открываю рот, чтобы вновь заговорить, но Клэр отвечает на немой вопрос тут же: - Я расскажу тебе все завтра. Обещаю. Киваю. Тихо, аккуратно, чтобы не доставлять себе еще больше дискомфорта. В голове расплывчато плывут мысли, ухватится за одну просто невозможно, но в темноте закрытых глаз вдруг проскакивает два слова: «Что происходит?» Какие-то отголоски паники звучат в груди, да только сонность, эта странная мутность в сознании не дают ей разойтись. - Клэр? - тихо шепчу, ощущая, как мягкие лапы сна затаскивают меня куда-то в глубь черноты. Я медленно засыпаю. Не могу этому сопротивляться, но желаю знать ответ всего лишь на один вопрос. - Что происходит? И тишина. Гробовая. Я еще несколько раз зову девушку по имени, но никто не отвечает. Тогда, пыхча, как паровоз, поднимаю вверх руку, надеясь ухватиться за Адамсон, да нащупать ничего не получается. Рука бессильно падает на.... На холодную, шершавую землю. На сухие листья, впивающиеся в ладонь. На шишку под мизинцем. На маленькие сучки, опавшие елочные иголки, которые безжалостно ранят кожу. Я открываю глаза. И замираю. Вокруг настолько темно, что, кажется, я и не распахнула веки. Но нет: без боли исследую глазами черноту вокруг, ощутив, как невольно учащается дыхание. И вдруг осознаю, что каждая мышца переполняется силой, как во мне много энергии и желания двигаться. Так, стоп. Пару секунд назад я и глаз не могла открыть, настолько было тяжело, а сейчас... Какого... Кажется, я каменею. Застываю, успев лишь глубоко вдохнуть, а выпустить воздух не удается. Просто шокировано смотрю вверх, боясь даже моргнуть. Чернота надо мной медленно рассеивается. Огромные тучи стройным рядом отплывают в сторону, как солдаты, и открывают моему взору своего командира. Луну. Она строго смотрит на меня, ее бледные лучи, как острие ножа, прорезают темноту, кажется, стоит им коснуться меня, как ранят. Луна. Всегда восхищалась ей. Тем, что она такая неприступная, одинокая. Ночное светило всегда завораживало, наполняло душу воодушевлением, но никак не страхом. Да только сегодня, кажется, день исключений: сердце заколотилось, как обезумевшее, сходя с ума от страха. Моментально переворачиваюсь на живот, мычу от ужаса и не могу совладать с дрожащими руками. Еле как опираюсь на них, встав на четвереньки, и безумными глазами исследую осеннюю почву подо мной. О нет.... Нет! Боже мой! Нет-нет-нет-нет! Встаю на ноги и тут же скулю, сгибаясь, как будто меня ударили в живот. Кажется, глаза скоро лопнут, но не могу контролировать то, как они расширяются. Просто громко дышу, похоже, задыхаюсь, да только не смотреть не получается. Ведь... Вокруг лес. Ночь. Тишина. Луна. Хочу закричать от ужаса, переполняющего меня, но понимаю, что не в состоянии контролировать свои действия. За меня выбирает паника. Страх. Истерика. Они заползают в каждый уголок души, сердце, убегая от них, бьется на уровне горла. Я схожу с ума? Да, я просто схожу с ума. Я не могла оказаться в ночном лесу. Никаким образом, будь я в здравом рассудке. Это просто невозможно.Не-воз-мож-но. Так как я попала сюда? Кручусь на месте, дрожащими пальцами раздирая грудь. Высокие деревья смешиваются в темную кашу. Мысли путаются. Тошнота подкатывает к горлу и... Я останавливаюсь. Тяжело дышу и шепчу: «Спокойно» Да, спокойней, Филис, сейчас разберемся со всем. Нужно просто анализировать, думать, а не сходить с ума. Я в лесу. Ночью. Одна. До этого у меня, похоже, была лихорадка, а теперь я здесь. Как так вышло? Возможно, я просто ходила во сне и пришла сюда. Это доказывает пижама на мне, но каким образом на ногах одеты кроссовки? Так... Мозг просто знает, что на улицу нельзя выходить босиком, поэтому по памяти я одела эту обувь. Но шнурки... Неважно. Боже, как же это неважно! Главное сейчас - попасть домой. Уйти из леса. Найти выход. В лесу нельзя оставаться. Нельзя. Истерика зашкаливает. Неожиданно для себя самой, срываюсь с места. Куда я бегу? Не знаю. Зачем? Домой. Мне нужно домой. Я понимаю, что это желание заставляет меня двигаться вперед. Но откуда оно возникло и почему такое сильное никак не могу сообразить. Я бегу в ночном лесу, глубоко вдыхая запах хвои, как будто за мной гонится лавина. Но ноги не устают, а все сильнее переполняются силой. Я готова пробежать еще много-много миль, если понадобится. Но я... Не знаю, сколько еще бежать. Я даже не знаю, куда направляюсь. В этой части леса мне еще не доводилось бывать, совсем не знаю этих мест. Такие мысли заставляют сердце вздрогнуть. Я вдруг останавливаюсь, хватаясь за бок, и почти сгибаюсь от боли. Как же колит... А где я вообще? Удивленно оглядываюсь: маленькая поляна вдруг вырывает меня из лесной гущи, а впереди виднеются какие-то очертания. Медленно шагаю туда, вздрагивая от каждого шороха. Ночной лес полон опасностей. Луна следует за мной, внимательно следит и, кажется, насмешливо и издевательски смеется. от этого стараюсь не поднимать взгляд, лишь щурюсь, пытаясь вглядеться вдаль. Похоже на пирамиду, сложенную из... Бревен. Бревен! Это лесопилка. И здесь должны быть люди. Ускоряюсь, подходя ближе. Луна освещает холодным светом множество фур, выстроенных в ряд, а также многочисленные кучи из бревен. Но... Здесь нет ни трейлеров, никаких признаков человека. Может, они спят? Я надеюсь. Шагаю по асфальту твердо. Паника душит горло, бьет плетками сердце, отчего тяжело дышать. Вокруг тихо. Обхожу каждую фуру, стучусь в дверцы, но не встречаю никого. Потому что здесь никого нет. Пусто. Я понимаю это, остановившись в узком проходе между очередными грузовыми машинами. Они создают некое подобие стен, между которых я не могу даже полностью расправить руки. Поднимаю взгляд к луне, чувствуя, как трясутся губы. А она все так же смотрит на меня, тянет бледные лучи к моему лицу и молчит. Легион туч плывет мимо, на секунду закрывает ночное светило, из-за чего внезапно становится темно. Но вскоре холодный свет вновь освещает меня. Я внимательно слежу за тем, как тоненькая струйка дыма вдруг медленно ползет к луне, а вдали аукают совы. Страх сжирает. Закрываю рот рукой, жмурясь, чтобы не закричать. Ужас бьет в колени, отчего они бешено трясутся. Паника, как волна, захватывает с головой, и я чувствую дикие удары сердца в самом горле. А в голове только одно: «Что делать?Что делать?Что делать?» Треск. Тихий. Словно сделанный опрометчиво. Я хмурюсь. Треск. За моей спиной. Ночью. В лесу. Где я одна. Треск. Я замираю, расширенными глазами уставившись в темноту леса перед собой. Руки бешено трясутся, в голове все смешивается, а адреналин взрывается внутри слоновьими дозами. Если эти звуки не прекратятся, я потеряю сознание. Треск. Специально сделанный. Чтобы напугать. Чтобы дать понять, что здесь кто-то есть. Треск. А этот совсем близко. Прямо за спиной. В темноте за мной. Есть два вида реакции на резкий всплеск страха. Некоторые люди начинают сходить с ума: у них паника, они кричат и рвут волосы на голове, а все потому, что это - защитная реакция. И есть другие: такие вдруг застывают, буквально каменеют, и ничего не могут сделать с этим. Это из-за того, что мозг не успевает создать барьер против страха и это чувство резко завладевает всем телом. Так случилось со мной. Я просто встала, как вкопанная, и со всей дури прикусила пальцы, чтобы не закричать. От каждого треска содрогалось сердце, а дыхание перехватывало. На языке уже ощущался противный металлический вкус - моя кровь. Не знаю, как произошло следующее: я обернулась. Я, действительно, не могла этим управлять. Просто закричала до боли во связках и обернулась. Сердце остановилось. Истерика выстрелила в голову. Но... Ничего нет. Ни-че-го. Абсолютно. Лишь тишина и загадочная темнота. Я сошла с ума. Обезумела от страха и непонимания. Задохнулась в ужасе и панике. Нет... Боже мой, что происходит?! Куда идти? Куда бежать?! Где скрыться от всей этой чертовщины? Разворачиваюсь обратно с твердым намерением идти дальше. Спасаться. Бежать. Но резко останавливаюсь. Голова врезается во что-то твердое, теплое, а нос утыкается в мягкую ткань. Как вкусно пахнет... Тут же отскакиваю назад, с громким визгом, и с ужасом смотрю на того, в кого врезалась. - Лагард? Какого... Ты что забыла здесь? Ужас сменяется удивлением. Гарри Стайлс. Гарри. Чертов. Стайлс. В лунном свете зеленые глаза загадочно сверкали, хмуро глядя на меня, а розовые губы блестели. Кудряшки в полнейшем беспорядке, но почему это выглядит так сексуально? Закатанная до локтей рубашка, под которой тоненькая майка, и эти его фирменные узкие джинсы - и все, а выглядит, как будто сошел с красной дорожки. Почему ты такой красивый, Гарри? Он продолжает смотреть мне в глаза с вопросом, а я вдруг хмыкаю, стараясь утихомирить панику внутри. Чувствую, как сердце тянется вперед, как будто магнитом. К нему. К его груди. - Я..., - запинаюсь, пальцами зарываясь в волосах, - я н-не знаю... К-как ты... Замолкаю. Стайлс выгибает бровь, серьезно глядя на мои дрожащие губы. Я резко вдыхаю через нос, не в силах отвести взгляда от глубоких, зеленых глаз, и... Дергаюсь вперед. Гарри замирает, а я крепко прижимаюсь к нему, носом утыкаясь в его грудь. Судорожно вдыхаю, ощутив приятный запах. Не духов, а аромата Гарри Стайлса: запаха леса, свежести, вперемешку с чем-то сладким, до дрожи в коленях вкусным. Я хватаюсь за его спину, пыхчу, стараясь сдержать в себе слезы. Никак не пойму: что со мной происходит? Я хочу... Боже... Как же я хочу быть ближе к нему. Стать одним целым. - Какого черта происходит? - отвечает довольно грубыми словами, только голос ласкает своей мягкостью. Я вслушиваюсь в эту хрипотцу и все никак не могу надышаться его запахом. Хочу раствориться в нем. Руки сводит от странной, до дрожи приятной щекотки. Ближе, еще ближе. - Гарри, - зову, задыхаясь. Не отпускай меня. Прижми еще сильнее. Дай насладиться твоей энергией и запахом. Дай посмотреть на тебя. Чтобы получить это странное, щемящее грудь чувство. Это удовольствие в каждом кончике пальцев, волос. Поднимаю голову, желая посмотреть в зеленые глаза, затягивающие в себя омуты, как.... Глубоко вдыхаю. Белый потолок. Надо мной. Что за... Резко подрываюсь с места. Опираюсь на локти, диким взглядом исследуя гостиную нашего домика. Здесь и дедушка, и бабушка, все на своих местах, но... Что здесь делаю я? Я же была в лесу ночью? А сейчас, кажется, утро. Яркие лучи солнца пробиваются через кружевные занавески, с интересом исследуют всю комнату, мягко проводя по моему лицу. Я с испугом прижимаю к груди колени, спрятав собственное лицо в ладонях. Пускай не прикасаются ко мне. Не хочу... Ничего не хочу. Только одного желаю: узнать, что со мной происходит. ДЕНЬ 1. Я серьезно не понимаю всей это чертовщины. И мне очень страшно. Может, я сильно заболела? А в Шарлотте я никогда не болела. Не было этих до ужаса в каждом уголке сердца снов, странных припадков из-за чертового Стайлса, ведьмы Клэр, леса, волков... Ничего там не было. И было лучше, проще, спокойнее. Вздыхаю. И тут, что-то мягкое вдруг касается оголенных коленей. Влажный язык быстро скользит по коже, и я вздрагиваю, пискнув от страха. Тут же убираю ладони с лица и с ужасом смотрю на... Бадди. Он тихо сидит на диване рядом, не знаю, сколько, и радостно смотрит на меня, а его маленький хвостик никак не перестает двигаться. - Мой мальчик, - тихо шепчу, протягивая руку к псу, отчего тот заливается счастливым лаем. Я тут же хватаю Коротконожку и притягиваю к себе, закрывая пасть рукой. Он тут же замолкает, бросаясь облизывать мое лицо, из-за чего я тихо хихикаю, не пытаясь его убрать. Одновременно стараюсь понять: не проснулись ли старики от его лая? К счастью, они все так же спят: дедушка тихо сопит возле подушки, где недавно лежала моя голова, сидя, запрокинув голову на спинку дивана. Выглядит измотанным. Бабушка дремлет прямо на полу, положив уставшую голову одну из многочисленных подушек, лежащих на полу. Что, вообще, здесь было? Здесь была Клэр: ее деревянные чаши и запах трав говорят об этом. И кто-то еще, раз так много одеял и подушек лежат на полу, словно недавно гостиная была ночлегом для множества людей. Странно. Но это слово уже официально можно сделать вторым называнием Эддингтона. Мрачно усмехаюсь, отодвигая от себя Бадди. Он тут же замирает, а я сажусь на диван, опустив ноги на мягкий ковер. Никаких особых ощущений в теле не замечаю. Встаю, потянувшись, отчего кости хрустят, и аккуратно обхожу бабушку, направляясь на кухню. Коротконожка следует за мной, продолжая радостно махать хвостом. «Сегодня обязательно схожу в больницу,» - твердо решаю я, разглядывая полный холодильник, но ни к чему так и не притрагиваюсь. Не понимаю, чего хочу: то ли кушать, то ли пить. Непонятные чувства, но все внутри так и рвется в желании... Чего? Не понимаю себя. В итоге, насыпаю псу корм, а сама поднимаюсь на свой чердак. Здесь ко мне приходит спокойствие. Это единственное место, кажется, во всем мире, где я чувствую безопасность. Быстро одеваюсь, заметив, что раны на ноге, как и не было: гладкая кожа и ни одного рубца. Все таки, волшебница эта Кларриса Адамсон. Кстати... Нахожу свой телефон на столе и быстро набираю знакомый номер. Она мне точно поможет.

****

Where have you been - Imany

- Да, мне еще нужно заскочить к доктору. Подбросишь? Нет-нет, я просто заболела. Спасибо, Клэр, но в этот раз мне действительно нужна медицинская помощь. Договорились? Я жду. Фред стоит возле входа на кухню, хмурится, а сам готов вырвать себе сердце: так ему больно и неприятно. Внучка сидит за кухонным столом, что-то печатает на ноутбуке и одновременно говорит по телефону. Выглядит намного лучше, чем вчера, избавившись от темных кругов под глазами и болезненной бледноты с помощью косметики. «....нужно заскочить к доктору» Старик усмехается, складывая руки на груди, и медленными шагами направляется к Филис. Она, услышав шаги, вздрагивает и тут же захлопывает крышку ноутбука. Она постоянно так делает: не дает посмотреть, что же так упорно печатает с самого первого дня в Эддингтоне. - К доктору? Разве доктора помогут тебе, дорогуша? - хрипло проговаривает Фред и становится напротив девушки. Та поправляет волосы, тихо вздохнув, и внимательно смотрит в глаза деда. Не нравится ему этот посыл в карих глазах. То ли осуждающий, то ли подозревающий в чем-то, но такой... Не похожий на глаза Филис. И это его пугает. Фреду даже думать тяжело, сколько событий произойдет вскоре, и как изменится эти ее глаза. - Ты же видишь, что я болею. Похоже на лихорадку, или..., - неловко потирая крышку ноутбука, говорит девушка, одновременно чувствуя, что все не так. Какая-то неправильная атмосфера. Словно это дедушка должен погнать внучку в больницу, а не она напрашиваться на это. Она не понимает, почему дед никак не реагирует на ее состояние, словно не замечает. - Единственный, кто тебе поможет - это Гарри Стайлс, - на одном дыхании резко кидает старик, закрыв глаза. Внутри все тут же скручивает, а напряженная тишина давит еще сильнее. Внучка долго молчит, непонимающе смотрит на родное лицо, скривившееся, как от боли. - Скорее, наоборот, - она вздыхает, поднимаясь, и подходит к крану, набирая в стакан воды, - и, да, дедуль, это была отвратительная шутка. Фред открывает глаза, изумленно глядя на Филис. Она пьет воду, продолжая следить за ним, да только нет и малейшего намека на жажду. Просто пытается отвлечься и понять, чего так упорно требует организм. Чего-то так сильно хочется, что чешутся руки, хочется сжать кулаки до боли. Но чего именно определить не получается. - Филис, - девушка замирает, почувствовав, как изменился голос дедушки: вновь начал говорить из самой души, так, что все вокруг замирало, - помнишь, я обещал рассказать, почему родители отправили тебя к нам? Она медленно кивает, опираясь бедром на кухонную тумбочку, и аккуратно ставит стакан обратно. Дед усмехается, с какой-то доброй печалью, и подходит к дверям, выходящим на задний двор. Останавливается к ней спиной, пустым взглядом глядя на густой лес, и шепчет: - Прогуляемся? Выходит первый, безмолвно зовя Филис за собой. Она с удивлением приподнимает брови и послушно шагает за ним, притормозив лишь когда Бадди вдруг начинает тереться об ее ноги и жалобно скулить. - Но-но! - шепчет, пытаясь продолжить идти, но пес упорно продолжает скулить и останавливать ее, - хорошо, пойдем со мной! - с безысходностью восклицает и срывается на бег вслед за дедушкой, с непониманием глядя на Коротконожку, не отстающую от нее. Сердце пылало, как будто главная тайна всего бытия должна сейчас раскрыться. Филис чувствовала, что что-то невероятно важное и масштабное происходит. Об этом кричал серьезный вид деда и таинственный дух, летающий вокруг. На улице было удивительно тепло для ноября в Эддингтоне. Солнце ярко светило, слепя глаза и просачиваясь миллионами лучей сквозь деревья в лесу. Именно туда шел Фред, твердыми и большими шагами, прислушиваясь к пению птиц. Внучка еле поспевала за ним, а когда, наконец, добежала, резко остановила за руку. - Что происходит? - бегая глазами по лицу дедушки, произнесла Филис. Ответом ей послужила та же печальная улыбка и большая ладонь, мягко положенная на щеки. - Твоя бабушка просила объяснить все, но, я думаю, что лучше показать все сразу, - он ласково потрепал ее по щеке, и шепнул напоследок, - дорогуша... Разминая шею, Фреда отошел на несколько вперед. Он резко остановился. Все замерло: птицы прекратили свой громкий говор, замер ветер в предвкушении, казалось, даже лес, казавшийся Филис всегда живым и сказочным, вдруг застыл. В сердце невольно поселилось беспокойство, но она молча стояла на месте, сложив руки на груди. - Мы долго скрывали это... Хриплый голос дедушки заставил внучку нахмуриться. Его голова повернулась к ней и Филис вдруг закричала. Громко, так, что в глазах на секунду потемнело. А причиной были... Налитые золотом глаза. Яркие, пылающие в лучах солнца, как фонари в ночной темноте... Глаза. Но не человеческие. Шаг назад. Сердце бьется в каждой клеточке тела. Руки бешено трясутся. - Боже мой... Тихий шепот, сливающийся с резким порывом ветра, взметнувшим вверх осенние листья и... Шерсть волка. Огромный хищник смотрит ей прямо в глаза. И, кажется, медовый, светящийся взгляд горит печалью, как человеческий, умен, как будто все понимает. Коричневая, густая шерсть развивается на ветру, но волку все равно: все так же сидит, горделиво и прекрасно, как настоящий вожак, серьезно смотрит на Филис, кажется, если бы умел хмуриться, обязательно это сделал. Она чувствует, как дыхание перехватывает. Как пустеет голова, как глаза продолжают бешено бегать по телу животного, но дедушки позади него нет. Его нигде нет. Через пару секунд, как гром, гремит мысль: он - это и есть дедушка. Этот волк - Фред Лагард. И тогда Филис понимает: больше она собой не управляет, ей движут лишь инстинкты. Крик резко прорезает повисшую над ним тишину. Птицы громко горланят, взлетая с деревьев, почувствовав опасность. Ветер грозно завывает, следуя вслед за Филис. А она бежит. Бежит, не различая дороги сквозь слезы, не чувствуя дрожащих ног и рук, не понимая, что происходит. Внутри пусто, как будто все мысли, ощущения соединились и образовали пустую, серую комнату. И в ней только одно чувство: страх. Слышит, как позади звучит громкий, короткий волчий вой, и осознает, что это знак к тому, чтобы пуститься вдогонку. Лагард не оборачивается. Знает, что обернуться - значит, окончательно потерять знание. Поэтому влетает в дом и несется к входной двери. Вслед ей звучит визгливый, испуганный голос: - Филис, стой! Послушай! Но она не остановится. Ни за что. В ту секунду, когда девушка уже открывает дверь, на улице звучит сигнал машины. Спускается по ступенькам, периодически спотыкаясь, и встряхивает головой, вспомнив. Но в последний момент я, как самый внимательный и аккуратный в мире человек, споткнулась о собственную ногу и с криком полетела прямиком на землю. - Черт, Филис, как можно быть такой неосторожной! Я заскулила от боли в колени и зажмурилась, пытаясь сдержать ненужные слезы, когда дедушка с встревоженным видом приблизился ко мне. - Все нормально, - кивнула я, пытаясь подняться, и неожиданно почувствовала сильную руку Фреда на своем плече. Он крепко сжал его и быстро поднял меня, словно тряпочную куклу, из-за чего я широко распахнула глаза, задерживая дыхание. Когда я крепко стояла на ногах, то нахмурилась и сделала шаг назад, открывая рот. - Ты... Как... Слишком сильный для своего возраста. Слишком здоровый и крепкий. - Нет! Филис вскрикивает, подбегая к знакомой машине, и с трудом хватается за ручку, открывая дверь. Тут же плюхается на сидение и блокирует дверь со своей стороны, оборачиваясь к Клэр всего лишь на секунду. Адамсон открывает рот, удивленно хлопая ресницами. Руки невольно падают на колени, а глаза, не отрываясь, смотрят на Филис. На ее растрепанные волосы, огромные, напуганные глаза, болезненную бледноту и трясущиеся руки. - Гони! Гони, Клэр! Скорее! - она кричит не своим голосом и все смотрит в сторону собственного дома. Как обезумевшая. - Какого... Не успевает розоволосая договорить, как хмурится, щурясь, чтобы рассмотреть буквально вылетевший из дома объект. И сглатывает, когда понимает, что это. Точнее, кто это. Голова тут же опускается, а руки сжимают руль. Она знает, что не может даже взгляда поднять, преклоняясь перед таким важным членом стаи. И все равно, что она уже не ее часть. И все равно, что все они ненавидят ее. Уважение останется навсегда. А Филис снова орет. В истерике бьет по коленям, по стеклам, и все кричит, кричит... - Пожалуйста, поехали! Господи, Клэр, трогайся! Прошу! Она плачет, кричит и задыхается. Сурово осмотрев Лагард, ведьма понимает тут же: паническая атака. Тогда она оборачивается, взглянув в глаза волка извиняющимся взглядом, и резко нажимает на педаль газа. Что ж.... Раз она больше не должна подчиняться никому, то, наверное, можно разрушить доверие окончательно. Не ради забавы. Не ради мести. Ради Филис. Позади тут же звучит злобное рычание. Это рычание намного громче, грознее и страшнее, чем у обычных волков. Клэр знает это, поэтому спокойно смотрит в зеркало заднего вида, но подруга рядом сходит с ума: она буквально рвет волосы на голове, рыдает в голос и задыхается, стоит посмотреть назад, ведь... Волк, в раз пять больше обычного, несется вслед за машиной. Огромные, мощные лапы двигаются слишком быстро, его рык говорит о том, что зверь разгневан, но... Скуление вдруг заставляет Филис застыть, вот так глядя на дорогу позади. Хищник замедляется: вскоре начинает хромать, скуля все больше, видимо, от боли в поврежденной ноге, а потом и вовсе останавливается. Он внезапно падает, тяжело дыша, а машина отдаляется от него все дальше и дальше. Эта картина навсегда остается в памяти у Филис Лагард: огромный волк лежит посреди дороги в лесу, хрипло дышит от боли и жалобно скулит, а грустный, сожалеющий взгляд, - гнев вдруг куда-то пропадает, - смотрит прямо ей в глаза, кажется, до самой школы, даже тогда, когда его уже не видно. Она оборачивается, хватаясь за горло, пытается восстановить дыхание, но не может нормально дышать. Страх медленно отступает, а вот паника все еще держит в своих железных оковах, отчего Филис задыхается. Клэр тяжело вздыхает, глядя на это, и с сожалением шепчет: - Не так все должно быть. Ох, не так... И ее худая рука быстро приближается ко лбу девушки, три пальца аккуратно ложатся на нее и карие глаза закатываются. Адамсон поджимает губы, глядя на дорогу, и чувствует, как вина сжимает сердце, стоит взглянуть на спящую Филис. Но она должна была это сделать.

****

Тишина давит на плечи Клэр. Наверное, именно поэтому она горбится, закрывая глаза, чтобы не смотреть на мирно спящую на сидении Филис. Ей не хочется будить девушку, ведь Адамсон знает, что ждет Филис. При этом, она понимает, что должна сделать это. Каким бы козлом не был этот Стайлс, нельзя сопротивляться своей природе. И, как бы этого не хотелось, Филис Лагард его Предназначенная. Ведьма, наконец, взглянула на подругу. Она выглядит такой спокойной сейчас, словно и не было этих панических атак, но что будет, когда она проснется? Задержав дыхание, она прикоснулась к ее лбу, мягким движением вырисовывая сложный узор. Карие глаза открылись сразу же. Сначала, они сонно осмотрели салон машины, внимательно исследовали школьную парковку, а затем наткнулись на Клэр. И с ужасом вспыхнули. Филис подскочила на месте, тяжело задышав, и дрожащими руками схватилась за шею. Опять. - Хэй! Тише, все хорошо! - Адамсон тошнит от таких слов, но она утешает себя тем, что успокоит Лагард. Та отрицательно качает головой, глядя куда-то в пустоту, и шепчет, как в бреду: - Ты видела, Клэр? Господи, он же... Я должна пойти к психиатру, да? Я схожу с ума? Кларриса вздыхает, замерев, когда Филис вдруг останавливает свой взгляд на ней. Смотрит так испуганно и печально, что ведьма сравнивает ее с загнанным в угол зверьком, знающим, что его конец близок. Слезы блестят в карих глазах, грозясь вот-вот сползти вниз по щеке, отчего Клэр пододвигается к подруге и берет трясущие ладони в свои. - Ты не сходишь с ума, Лагард, - грубо, резко - так, как надо, чтобы отрезвить и привести в чувство, - я знаю, что тяжело это принять, но то, что ты видела - правда. Твой дедушка - обор... - Замолчи! - резко кричит Филис, взмахивая руками, и жмурится, только бы не слышать странных слов. Та хмурится, даря в ответ серьезный взгляд. - Замолчи ты и слушай меня, подруга, - шипит сквозь зубы Клэр, да только переплетает свои пальцы с пальцами девушки. Она дергается, хватаясь за ручку, чтобы выйти, морщится как в отвращении, когда понимает, что дверь закрыта. С непониманием смотрит в глаза розоволосой. А та поджимает губы на секунду, как будто от боли, и вздыхает. - Твоя семья расскажет тебе все подробнее, но... Я чувствую, что должна объяснить самое главное. В ответ тишина. Солнце светит в глаза Филис, но она не щурится, а продолжает внимательно смотреть на лицо Кларрисы, пытаясь понять: очередной ли это сон? Правда ли то, что сейчас происходит? - Ты никогда не спрашивала у своих родителей, зачем они отправили семнадцатилетнюю дочь в Богом забытый городишко посреди леса? - Клэр печально усмехается, но никто ей не отвечает, - в «Домвере» помощь никому не нужна, дед с бабушкой живут прекрасно и без тебя, так какова же причина? Филис с силой сжимает ручку дверцы и чувствует, как с каждой секундой тяжелеет сердце в ожидании продолжения. В глазах темнеет от напряжения, но она молчит. Она должна знать. - Ты - волк, Филис. Секунда и... В машине раздается громкий смех. Клэр хмурится, глядя на сгибающуюся от смеха подругу, и качает головой. Гнев медленно растекается по телу, а в голове, сказанные голосом самой темной стороны ведьмы, звучат слова: «Ты распинаешься перед ней, говоришь о важных вещах, а эта дура смеется. Вышвырни ее из машины - и дело с концом. Конечно, стоит Филис заплакать и ты тут же побежишь ее успокаивать, но сейчас ты должна наказать за неуважение к самому сокровенному» Лагард утирает слезы свободной рукой и с трудом говорит: - Господи, Клэр, послушай: у меня серьезные галлюцинации! Мне, действительно, нужно к хорошему психиатру! Нет, ты можешь представить: мне послышалось, что ты сказала... Грубый рывок. Филис резко замолкает, со страхом глядя в серьезные глаза подруги, и чувствует, как подскакивает сердце к горлу. Клэр сильно сжимает ладонь девушки и тихо говорит, но так, что мурашки идут по коже: - Ты - чертов оборотень, Лагард. Ты можешь смеяться, плакать, бояться, но это правда. И ты приехала в Эддингтон, чтобы выполнить свой долг: стать Предназначенной Гарри Стайлса, его истинной парой, и обрести себя настоящую. И когда ты будешь прибегать ко мне на протяжении пяти дней, плакаться, что тебе больно, страшно и ты хочешь к Стайлсу, я посмеюсь сполна. Тихий всхлип и щелчок. - А теперь выметайся из моей машины. - Ч-что? - Филис дрожит всем телом, словно от холода, и расширенными, как от наркотиков, глазами жадно пожирает лицо Кларрисы. Она резко отпускает руку подруги и поворачивается к рулю. Тишина длится ровно две секунды, после чего громкий крик рушит ее: - Я сказала тебе: пошла вон! Ты не хотела слушать меня, теперь я не хочу видеть тебя! Лагард дрожащими руками открывает машину, вылазит наружу и, не оборачиваясь, на ватных ногах направляется к нужному кабинету. Вся трясется, как будто на улице минусовая температура, из-за чего на ней останавливается множество взглядов. Не обращает внимания, скорее, даже не замечает: слова Клэр ее интересуют куда больше.

****

- Формула тангенса половинного угла — тригонометрическая формула, связывающая тангенс половинного угла с тригонометрическими функциями полного угла: где и определяется... Лагард! Филис, ты слушаешь меня? Девушка вздрагивает и все взгляды одноклассников обращаются к ней. Она боязливо поправляет кофточку, постоянно оглядываясь, и мягко поглаживает плечо. Филис вдруг нервно улыбается и неловким движением хлопает в ладоши. - Да, мистер Вон, конечно я вас слушаю! - как ни в чем не бывало отвечает она, опустив взгляд на свою парту, но поняв, что на ней ничего нет, делает вид, что так и должно быть, заинтересованно взглянув в сторону учителя. Мужчина хмурится, подходя ближе, и с каждым его словом Лагард чувствует: еще чуть-чуть и она закричит от напряжения в каждой мышце. - Сначала ты пришла без единого учебника, но я промолчал, учитывая твою репутацию. Теперь ты смотришь в окно уже ровно пятнадцать минут, как будто учитель там. Но нет, Лагард, твой учитель перед тобой и... - Слушайте, - Филис неловко улыбается, поднимаясь с места, и невольно рука тянется к плечу, - можно мне выйти? Пожалуйста. Мистер Вон вопросительно приподнимает бровь, вдруг замерев, когда замечает, как ученица медленно чешет плечо через ткань одежды, видимо, сдерживаясь перед ним, чтобы не разодрать кожу в кровь. Он проходится серым взглядом по всему классу и почти физически чувствует, как напряжены остальные подростки. Вновь смотрит на Филис. Медленно кивает, отступая, когда она проходит мимо к выходу. В кабинете продолжает царить тишина. Мужчина прочищает горло, крепче сжимая учебник, и шепчет: - Честь для меня видеть, как сын альфы приобретает свою Предназначенную, но срывать урок..., - затем улыбается и громче произносит, хоть и знает, что все услышали, - ну, а теперь продолжим. Филис кажется, что ее скоро стошнит. Желудок, руки, глаза, сердце - все просит чего-то так упорно, что становится невыносимо. Появляется гнев, ведь понять, чего так сильно хочется не выходит. Она желает нечто так, что готова продать душу дьяволу, лишь бы узнать что именно. И нет никого, кто мог бы ей помочь: никого из друзей в школе не оказывается. Даже Клэр испарилась куда-то, оставив Лагард без учебников в школе, с полной кашей в голове. Одно она понимает отчетливо: никому она не верит, потому что считает себя полоумной, так что решает сегодня же ехать обратно в Шарлотт, не предупредив никого. Не нужны расспросы и проблемы, задерживающие в этом городке. Чтобы отвлечь себя от мыслей о непонятном желании, Филис чешет родимое пятно в виде полумесяца и злится сильнее, ведь это напоминает ей о... Волках. - Ты - волк, Филис. - Ты - чертов оборотень, Лагард. Она вздрагивает от голоса Клэр, но он звучит только в голове. Так как снаружи... - Куда подвести, мисс? - водитель такси приветливо улыбается, вопросительно глядя на Лагард, а она вдруг замирает, поняв, что стоит с протянутой рукой на обочине. И такси остановилось, подумав, что ей нужна машина. Ничего необычного. Но... Какого черта она оказалась здесь? Она ведь даже не думала об этом. Что за... - А знаете что? - вдруг произносит Филис и уверенно садится в машину, - везите меня в частную школу на Сансет-Стрит. - Как скажите, - последовал ответ весельчака, а сама девушка сжалась на заднем сидении, глядя в окно. Вскоре они поехали по знакомой дороге среди леса и Лагард зажмурилась. «Только бы не увидеть очередного монстра,» - подумала она, отворачиваясь. Но она знала, куда идет. Не понимала, зачем, но чувствовала, что должна попасть туда. В груди снова начало неприятно жечь. Так хотелось... Чего-то так невыносимо хотелось, что рука вновь потянулась к плечу и начала невесомо тереть кожу через ткань. Но, чем ближе они подъезжали к школе, тем невыносимее становилось сидеть без дела. Хотелось рвать и метать вокруг, лишь бы избавиться от этого странного ощущения внутри. - Мы приехали, мисс, - голос водителя заставил вынырнуть Филис из облака мыслей. Она вздрогнула, резким движением вытащив из кармана последние деньги и быстро выскочила из машины. Огромное здание в старинном стиле оставалось неизменным, но оно не интересовало Лагард сегодня. Ее интересовало кое-что другое. И Филис чувствовала, как сводит пальцы от желания... Не было ни голода, ни жажды, да только хотелось чего-то так, что в горле сохло, а желудок сводило, как от спазма. И рука все тянулась и тянулась к плечу, чтобы отвлечь мозг, и кожа уже горела на месте родимого пятна, да вот ничего никуда не уходило. На стенде с расписанием, класс, в котором был записан «Гарри Эдвард Стайлс», найти не стало трудной задачей, зато отыскать кабинет в не такой уж и большой школе заняло порядком много времени. Но когда Филис Лагард, наконец-то, остановилась перед нужной дверью, сердце, почему-то, резко упало вниз. Волнение, как разряд тока, прошлось по всему телу, заставляя покрыться кожу мурашками. Рука, сжатая в кулак, нерешительно поднялась и застыла у самой двери. А может... Это все - галлюцинация? Масштабная галлюцинация, из-за которой Филис сейчас натворит дел. Стоит ли верить всему? Конечно нет, но... Ей так хочется... Она так желает... Тяжелый вздох. - Просто проверю..., - тихо шепчет девушка под нос, вздыхает, ощутив, как по лбу стекает капля пота, как температура во всем теле резко повышается. Она робко стучит по двери и открывает ее, прищуриваясь, чтобы рассмотреть среди учеников знакомое лицо. Гарри находит моментально. Он сидит на последней парте, рядом с каким-то парнем, и почти спит, опустив голову на парту. На звук открывшейся двери все обращают внимание, но не он. Филис не может свести с него взгляда: с ног пополз щекочущий импульс, отчего они затряслись. Затем дошел до точки... Между ног. И жар окутал все нутро, добрался до самого сокровенного, отчего Лагард тут же скрестила ноги. «Неправильно! Господи, как же это неправильно!» - она поморщилась, хватаясь за шею ладонью, когда это чувство вскарабкалось на грудь, заставляя сердце трепетать, и ударило в голову, отчего волна боли прошлась по затылку и мысли помутнели. - Мисс? - высокая женщина-учитель вопросительно взглянула на Филис, отчего та вдруг вздрогнула, заправляя прядь за ухо. Дрожащие руки спрятала за спину, и выдавила из себя уверенную улыбку, хотя каждый удар сердца предвещал приступ паники. Что она, вообще, творит? Разве Филис Лагард может прогуливать школу ради... - Добрый день. Кхм, можно Гарри Стайлса? Буквально на пять минут. Ради какого-то там придурка Стайлса. - Да, конечно, - преподаватель улыбается кивая, видимо, довольная вежливым обращением, и только тогда Филис смотрит на Гарри. Тут же замирает. Ведь он смотрит на нее так внимательно, что, кажется, видит все ее скрытые мысли и намерения. - Стайлс, на выход, - женщина махает рукой к выходу, отчего весь класс тихо хихикает, но вскоре замолкает. Все с удивлением следят за высокой фигурой Гарри, что твердой походкой приближается к Лагард. Она вдруг дергается назад. Страх ползет по спине, когда Филис видит его нахмуренные брови, напряженные руки и серьезный взгляд. Он приближается, а она опять шагает назад. Осматривает его с ног до головы и сглатывает: такие рубашки вообще можно носить в школу? Она не подразумевает первых пуговиц, отчего на всеобщее обозрение открывается мощная грудь и головы двух птиц - татуировок.

Harry Styles - Medicine

Он выходит из кабинета, а у Лагард начинает кружится голова, ведь чертов его запах сводит с ума. Стайлс останавливается прямо перед ней, прикрывая за собой дверь, прочищает горло, так, гаденыш, сексуально, что Филис чувствует, как сохнет во рту. Он уже распахивает губы, чтобы заговорить, как девушка его опережает, зажмурившись: - Я пойму, если ты посчитаешь меня сумасшедшей, но, Господи, мне так нужно... И все резко пропадает из головы. Она открывает туманные глаза, хватается за воротник рубашки и толкает Гарри Стайлса в стенку. Он тут же выдыхает прямо в лицо Филис, горячим потоком воздуха ударяя по коже и заполняя ее легкие мятным запахом. Зеленые глаза от неожиданности расширяются и он хрипло шепчет: - Какого черта... Договорить не может: лишь открывает рот от шока и растерянно следит за действия Лагард, не понимая, все ли с ней в порядке. Но, очевидно, что нет, раз она резко хватается за его талию, утыкается носом прямо между грудей и прикрывает глаза. Глубоко вдыхает. И тихо, сладко стонет. - Мне просто нужно..., - шепчет, как в бреду, и прижимается к парню еще ближе, отчего влажные губы скользят по горячей коже, задевают татуировки. Гарри моментально отрывает руки от стены, чтобы оттолкнуть эту эту чокнутую, как резкая волна жара проходит по его телу. Пульсации идут по кончикам пальцев, по животу и... По тому, что ниже живота. Весь тут же напрягается, хрипло выдыхает, и руки бессильно падают. Рычит, желая обрести прежний контроль, но эти ее словечки, произнесенные томным голосом, этот сладкий, ненавязчивый запах... - Я так хочу... И, задыхаясь в запахе, в энергии и в самом духе Гарри Стайлса, Филис сжимает его рубашку, одновременно с кожей, прикрывая глаза. Вновь вдыхает аромат его кожи, водя носом по ней. Почти неслышно стонет от удовольствия в каждой клеточке тела. Лагард кажется, что скоро она потеряет сознания от этой приятной судороги, от этого желания... Быть ближе. Еще ближе. Больше Гарри. Ей нужно больше. Стайлс не знает, что делать. Он чувствует лишь эту необъяснимую тягу, будоражащие вибрации в теле, жар и... Желание. Желание раствориться в Филис, желание получить ее, как утолить жажду. И ему так хочется, чтобы девушка продолжала, чтобы сливалась с ним, связывая сердца обоих миллионами тоненьких ниток, что сейчас приковывают их друг к другу. - Не понимаю..., - шепчет она вновь, вдруг замерев на секунду. Жмурится сильнее, сжимает рубашку так, что та грозит порваться, и... Горячий язык скользит прямо по промежутку между грудями. И Гарри не выдерживает: он хрипло стонет, откидывая голову назад. Это не такие чувства, как при сексе; они ни с чем не сравнятся. Эти сильнее, ярче. Эти сносят крышу. Стайлс невольно хватается за длинные волосы девушки, второй рукой резко притягивает ее, сжав талию, и вновь не сдерживается от горячего выдоха. Весь воздух, кажется, пропитался этими бешеными ощущениями, поэтому так душно, жарко... Филис невесомо касается губами мужской груди, уже дрожит от бешеной эмоциональной встряски. Вдыхает так глубоко, что ей кажется, она скоро задохнется. Знает, что это грязно, так пошло и неправильно, но до такой степени хочется Гарри, что уже наплевать. Высовывает язык, медленно проводя по гладкой коже, тут же покрывшейся мурашками, и вздрагивает, когда Стайлс буквально вдавливает Филис в себя, сам дергается от переизбытка чувств. Его горячая, большая ладонь медленно опускается по пояснице и... Грубый, резкий рывок. Лагард вскрикивает, отскакивая назад, и расширенными глазами смотрит на не менее ошарашенного Гарри. Оба растрепанные, с блестящими глазами, с жаром в теле - такими их видит Луи, оттащивший Филис за шиворот от парня. - Я, конечно, знаю, щенок, что ты ее Предназначенный, но пять дней еще не прошло! Не смей прикасаться к ней! - злобное шипение мистера Лагарда привлекает их внимание. Они оба, с нескрываемым шоком, смотрят на свои семьи, Стайлсов и Лагардов, на друзей и... Звучит громкое, гневное рычание. Филис вздрагивает, с ужасом взглянув на Гарри. Замирает. Чувствует, как останавливается сердце, щемит что-то в груди, когда... Когда видит вспыхнувшие ярким зеленым глаза Стайлса. Два фонарика. Источающие из себя бешенство и недовольство. Из-за того, что ее оторвали от него, прервали их. Он резко хватает Лагард за руку, обжигая, и тянет на себя. Она сама тянется к нему, идет вслед, но Томлинсон крепко сжимает кофту девушки. Она жалобно хнычет, глядя на Гарри, но его злобное, низкое рычание и не менее злые глаза направлены на Фреда Лагарда и Деза Стайлса. И Филис уже отчетливо понимает, что рычание совсем нечеловеческое, что глаза уж слишком яркие, но ей так хочется обратно в его руки, чтобы вновь прижаться к нему, ощутить эту связь. Луи не отпускает девушку, Стайлс продолжает притягивать ее к себе, а Эшли испуганно дергается к своему парню, прошептав: - Отпусти его, Филис. Миртл прижимается к Найлу, а тот хмуро следит за действиями друзей, одновременно напряженно вглядываясь в фигуру отца Гарри, ведь тот сжимает кулаки и, пытаясь изобразить спокойствие, говорит: - Прекрати этот цирк, Гарри. Сейчас же отпусти Филис и, соблюдая правила, отойди от девушки. Время еще не настало, сын. Стайлс младший рычит громче, грознее, и с силой дергает Лагард к себе. Но она не заплачет от боли, лишь пискнет, пытаясь сбросить руку Томлинсона, но тот тянет ее в свою сторону, отчего она оказывается меж двух огней. И ее невыносимо влечет к тому, что отдает зеленым, опасностью и загадочными чувствами. - Сладкие щечки, не зли взрослых. Отпусти его руку, давай же, - Эшли старается выдавить из себя улыбку, глядя в глаза Филис, но она испуганно смотрит то на своего деда, то на мистера Стайлса, но ее вниманием не одаривает. Дез строго приподнимает бровь, почти шепчет: - Проблем захотелось? Лагард от этих слов вздрагивает и завороженно смотрит на то, как глаза мужчины вспыхивают золотом, как тогда у дедушки, и угрожающе сверкают. Рука Гарри сжимает ее ладонь сильнее, но когда его отец вдруг делает резкий шаг вперед и издает предупредительный рык, пальцы разжимаются. Парень медленно опускает голову, из-за чего кудряшки падают на его лицо, продолжает злобно скалиться, но он... Отступает. Словно преклоняется перед отцом, не в состоянии ему противостоять, и все тянет с тем, чтобы отпустить Филис. До последней секунды касается ее пальцев, но вскоре тепло Гарри пропадает и пустота нападает на девушку. Она жалобно хнычет, рукой хватаясь за плечо, и вновь чешется, опять ощущая, как пальцы сводит от желания... Теперь она знает, что ей так нужно. Теперь ей еще страшнее. Ведь Филис Лагард отчетливо понимает, что нуждается в Гарри Стайлсе буквально на физическом уровне. - Еще раз ты попробуешь перечить альфе и я... Лагард не слышит остальных слов. Все происходит, как в тумане: мать Гарри, такая же красивая и аккуратная, как в прошлую встречу, оказывается прямо у ее лица. Эшли, Миртл и бабушка окружают ее, хватают за руки и уводят из школы. Вся мужская половина, кроме Найла, что ведет машину, и Фреда, который угрюмо молчит, сопровождая внучку, остается в этом коридоре. И Гарри остается там. От этого становится так пусто, так холодно и грустно, что Филис непонимающе хмурится, прислонившись лбом к стеклу окна машины и внимательно следит за пролетающими мимо деревьями, пытаясь переубедить себя в том, что она не ищет на подсознательном уровне двух зеленых фонариков. Когда они приезжают в знакомый домик, она еле передвигает ногами, заходя внутрь. Но стоит к Лагард подойти ее деду, она вздрагивает, выставляет руки перед собой и со слезами на глазах просит: - Пожалуйста, не подходи... Бабушка тут же обнимает за плечо и ведет к ее лесенке на чердак, шепча на ушко: - Мы должны раск... - Завтра, - вздыхает Филис, забираясь по ступеням вверх, и почти плачет от усталости и печали внутри, - все завтра, бабушка. Прошу. Примроуз кивает, смутно осознавая, что чувствует внучка, и уходит. Сама девушка, закрыв вход на чердак, всхлипывает, падая на высокую кровать, и кричит в согнутый кулак. Она не верит, что это правда. Она не хочет в это верить. И Лагард настолько тяжело думать об этом, что она просто говорит себе: «Нужно поспать и завтра все будет хорошо» Но все тело сводит, оно кричит, чтобы горячие руки к нему прикоснулись, и Филис знает, что будет лучше: поднимается с кровати, утирает мокрые щеки и уверенно шагает к окну, отметив, что за окном уже темно. И сколько времени она лежала на кровати, заливаясь горькими слезами? Почти полная луна внимательно следит за действиями девушки, когда та открывает окно, дав холодному ветру играться с волосами, и смело перекидывает ногу через подоконник. И тут застывает. Сердце ноет, просится к Гарри. Так хочется вновь оказаться в плену его глаз, прикоснуться к нему, ощутить сладковатый запах, почувствовать это.Но перед глазами всплывают двое разгневанных мужчин: мистер Стайлс и дедушка. То, как они отреагировали на... Ситуацию с кудрявым... И сомнения забираются в это пылающее сердце, заставляя его волноваться сильнее. Филис не знает, что делать. Она всхлипывает, жмурясь, и прижимается лбом к оконной раме. Идти, или нет? Так хочется... Но дед и его страшные глаза... Клэр. Лагард шепчет эти слова в голове, представляет образ подруги, надеясь, что ведьма услышит. Что поможет. Но ответа не следует. И Филис знает, что Адамсон прекрасно слышит ее зов, но молчит. Клэр, прошу... Безмолвие. В голове лишь свои бешеные мысли, никакого холодного голоса. Но Лагард ждет. Напряженно дышит, сжимая подоконник до боли, но только бы не сорваться... Только бы не побежать к Гарри, дав чувствам окончательно удушить ее. Она ждет ровно пять минут. Когда открывает глаза, тяжело вздыхает, поняв: значит, она должна идти к нему. Уже привстает, чтобы перекинуть вторую ногу, и сбежать на встречу ощущению под покровом ночи, как хриплый голос в голове шепчет: Куда собралась, Лагард? Филис замирает. Робко улыбается, заправляя волосы за уши, и садится обратно, вздрагивая от холодного ветра. Что это такое, Клэр? Я не понимаю себя и боюсь... «Не смей. Тебе нельзя встречаться с Гарри, Закону нельзя противиться. К тому же, твои старики совсем не рады той картине, что видели сегодня...,» - тут же следует ответ. Филис хмурится, задержав дыхание, и чувствует, как краснеют щеки, а сердце сжимается в смущении. Мало что понимает из слов подруги, но точно знает, что та права. Смотрит на звездное небо, луну, а перед глазами все равно два фонарика. Я не смогу. Лагард жмурится, сжимая руки в кулаки. Клэр, заставь меня уснуть. Иначе я не выдержу. Через пару секунд звучит насмешливый голос: «Такая слабая? Или это связь такая сильная? А я была устойчивей... Но, ты точно уверенна, подруга?» Филис решает, что задаст миллион вопросов завтра, пытаясь понять смысл слов «А я была устойчивей», но сегодня ей нужно просто уснуть. И она кивает, прекрасно зная, что Кларриса это чувствует. Ложись в кровать, Лагард. Девушка послушно встает, закрывает окно и нехотя идет к кровати. Быстро меняет повседневную одежду на пижаму, вновь прикасаясь к родимому пятну, но вздрагивает, поняв, что кожа на его месте просто разодрана. Аккуратно поглаживает плечо и кладет тяжелую голову на мягкую подушку. Мычит, жмурясь, чтобы не сорваться с места, не побежать по зову чувства, как тоненький пальчик медленно вырисовывает на лбу замысловатый узор... Темнота затягивает моментально. И перед тем, как попасть в мир грез, в голове вдруг вспыхивают два зеленых фонарика. Филис снится сон, где она сидит на футбольном матче у Стива и улыбается, наблюдая за тем, как братик забивает очередной гол. ДЕНЬ 2. Первое чувство, которое Филис Лагард ощущает, поняв, что уже проснулась - радость. Утро наступило, а, значит, все то, что произошло вчера останется в прошедшем дне. И все эти волки, приступы, странные взгляда - все окажется сном, а реальность встретит ее обычным днем. С такой мыслью она открывает глаза, промаргивается, чтобы рассмотреть звездное небо над головой и улыбается. Глубоко вздыхает, ощущая, как сердце тревожно ноет, все еще боясь, что вчерашний кошмар был настоящим, но Филис тут же выбрасывает такие мысли. Конечно же, все ей приснилось. И бояться нечего. Разве может вся эта чушь быть реальностью? Естественно, нет. Лагард вдруг замирает, вспомнив, что давно не слышала голос мамы. Что с тех самых пор, как обида зародилась в ее сердце, она не брала трубку бесконечно звонящего телефона, отказывалась связываться с матерью через брата, или отца, на уговоры стариков никак не реагировала. Филис так хочется, чтобы женщина оказалась рядом, поддержала. Когда ей было четырнадцать, у Филис была страшная бессонница: она не могла уснуть много ночей подряд, хоть и голова была пуста, ничего ее не тревожило. При этом, она понимала, что тело и организм просят пару часов отдыха, только вот провалиться в темноту не получается. Лагард было ужасно страшно: ей казалось, что она больше никогда не сможет спать. И она бежала к своей маме, ложилась сбоку и тихо плакала в подушку, пока женщина не просыпалась и не обнимала дочь, успокаивая. Только тогда Филис засыпала. А сейчас ее укладывает спать магия подружки-ведьмы, которая постоянно грубит и несет чушь о волках. Девушка усмехнулась, вздыхая. За окном солнце только-только просыпалось, но темные тучи уже препятствовали ему. Поэтому серость с улицы заползала в комнату Филис, делая все краски в ней мрачными. Но Лагард знала, что это не испортит ее хорошего настроения, ведь она выспалась, она уверенна в том, что ей приснился очень странный сон, но это - новый день, новое начало. И Филис опирается на локти, с твердым намерением направиться на кухню, как... Как с тихим стоном падает обратно на подушку. Глаза расширились, и она с ужасом уставилась на выученное до каждой детали звездное небо над головой. Еще одна попытка: медленно шевелит пальцами на руках, почти вскрикивая, но скрывает отчаянный рев, крепко сжав губы. Тяжело дышит. Не может быть... Хочет поднять ногу, как в ней происходит взрыв боли, и Лагард, не успев сдержаться, кричит во все горло. Не замечает, как ускоряется дыхание, лишь с непониманием скользит глазами по комнате, намереваясь повернуть голову, но тут же скулит, морщась. - Бабушка! - орет, мыча от боли, - бабуля! Через несколько мучительных секунд лестница на чердак опускается и в него буквально влетает обеспокоенная женщина, видимо, проснувшаяся от крика: с растрепанными волосами, помятым лицом, сонными глазами и в халате, поспешно накинутым. - Что? Что такое, милая? - визжит она, падая на колени перед кроватью. И тут же замирает, открывая рот, когда видит лицо внучки: напуганные, расширенные глаза с дикой скоростью бегают по старческому лицу, холодные капли пота покрывают все тело, а дыхание, кажется, заглушает громкий раскат грома, неожиданно прозвучавший за окном. - Я..., - запинается, сглатывая, - я не могу пошевелиться... Мне очень-очень больно... Бабушка кивает, как будто с пониманием, закрывает глаза и глубоко вдыхает. Мускулы лица дергаются в такт стонам боли девушки. Затем она, наконец, распахивает удивительно серьезный взгляд и поднимается с места, торопливо открывая окно. Тут же возвращается на прежнее место, при этом смотрит на хмурое небо. Холодный ветер мягко залетает в комнату, шевелит шторки и самые глубокие струны в душе, одновременно с голосом Примроуз Лагард: - Клэр сказала тебе правду. Филис морщится, но не от физической боли. Так и хочет крикнуть: «Прекрати нести чушь!», но решает дослушать до конца: - Твоя мать не хотела говорить тебе до последнего, потому что твой отец человек, а это значит, что ты можешь и не стать волчицей. Только если... Старушка вздохнула, скрепляя руки в замок, и поджала губы. - Только если у тебя нет Предназначенного. - Кого? - тут же произнесла внучка, пустым взглядом исследуя звездное небо над головой. Внутри все смешивалось, переворачивалось и сжималось. - У каждой стаи есть список всех ее членов, записанный на особенной бумаге - пергаменте, освещенном светом полной луны, пропитанный кровью альфы и благословленный нашими предками. Рядом с именем волка возникает имя его волчицы, его Предназначенной. Той, кто будет с ним всю жизнь, той, кто послана ему нашей богиней - Луной, той, кто является его истинной парой. При этом, никто не знает, когда Луна определит судьбу волка: в день его рождения, в пять лет, или когда ему исполнится сорок. Наступила тишина. Тяжелая, гробовая и настолько загадочная, что Филис сглотнула, закрывая глаза от напряжения в каждой мышце. - Твое имя возникло рядом с именем сына альфы пару месяцев назад. Это значит, что ты будешь полноценной волчицей, милая..., - к концу слов голос бабушки совсем затих и она опустила голову, громко выдыхая. Лагард иронично хмыкнула, пытаясь утихомирить сходящее с ума сердце, и хрипло прошептала: - Я не могу в это поверить. Я просто не могу. - Полнолуние через четыре дня, - резко перебила ее старушка, сглотнув. И, не дав внучке сказать и слова, продолжила: - Быть женщиной, быть волчицей - намного сложней, чем волком. Мы обязаны подчиняться воле наших Предназначенных, и не имеем права перечить им, как и... - Что?! - тут же воскликнула Лагард младшая, с горечью понимая, что не может сейчас вскочить и убежать, - что ты несешь?! Ты хоть слышишь себя? Но бабушка оставалась неприкосновенна. - Мы просто не можем сопротивляться Луне и тому, кому мы предназначены. Как бы ты не хотела, ты будешь делать то, что сказали, потому что ты волчица, ты - его Предназначенная. И Примроуз замолкла, глядя куда-то в пустоту. Словно что-то долго вспоминала, с грустью в глазах, не обращая внимания ни на холодный ветер, ни на стрелки на часах, ведь в полной тишине они просидели около десяти минут. И Филис было так страшно слушать правду, что она замолкла, в ужасе ожидая следующих слов. - Связь настолько сильная, что разорвать ее может только смерть одного Предназначенного, но, скорее всего, вскоре умрет и второй. Альфа обладает особой силой, как и его сынок, - с ядом выговорила последние слова старушка, - поэтому вчера ты так сорвалась, не в состоянии противостоять узам. - Господи..., - вырвалось тихое у Филис, когда она в который раз убедилась, что произошедшее вчера - правда. Пугающая, странная и слишком нереалистичная - правда. - За пять дней до полной луны у обоих Предназначенных начинаются пять стадий, с помощью которых Луна скрепляет их связь. Первый день - желание встретиться. Помнишь, как вчера ты разодрала кожу, не понимая, чего так сильно хочется? Лагард кивнуть не смогла: знала, что боль пронзит всю шею, поэтому промолчала, а бабушка продолжила: - Тебе хотелось к Гарри. Ты хотела быть его частью, чувствовала эту лунную связь. И это нормально, ведь, чем сильнее это желание, тем сильнее будет ваша связь и сила Предназначенного, но... Чем дольше ты находишься рядом с ним в первый день, тем..., - Примроуз затихла, взглянув на парализованную внучку, - тем хуже тебе будет во второй. - Что это такое? - всхлипнула Филис, когда бабушка, утирая собственные слезы, присела на край кровати и дотронулась до ее щеки. - Твое тело перевоплотится в тело волчицы впервые в полнолуние. Сейчас Луна готовит его для этого, изменяя структуру клеток, поэтому тебе так больно, милая... - Почему вы не сказали об этом раньше? - девушка шмыгнула носом, открывая печальные, разочарованные глаза, и ее губы затряслись. Старушка виновато опустила голову. - Мне так жаль, Филис... Но мы надеялись, что ты никогда не узнаешь об этом, оставшись обычным человеком. И такие, как ты, не должны знать о Луне, пока не определится твой Предназначенный, но и тогда ты не имеешь права обладать знаниями обо всем этом. Лишь за пять дней до твоего первого полнолуния мы могли объяснить все. Но вчера ты не стала слушать... - Я не хочу, бабуль, - прошептала Филис, качая головой, из-за чего боль поразила все тело и слезы потекли по щекам, - я не хочу быть оборотнем. Пожалуйста... Старушка вздохнула, поджимая губы. - У тебя нет выбора, милая. - И да, - раздался хриплый голос позади. Бабушка обернулась ко входу, внучка лишь перевала мутный из-за слез взгляд, и тут же затихла, - мы - не оборотни. Отныне забудь об этом глупом, позорящем нашу природу слове. Мы - Дети Луны. Фред Лагард хмуро осмотрел лицо Филис и тяжело вздохнул. Это был единственный звук в тишине, которая вскоре заполнилась тихими всхлипами.

****

День длится целую бесконечность. Минуты кажутся часами, часы - месяцами. И возникает ощущение, что никогда не пройдет эта боль, никуда не денутся тягостные мысли. Но Филис верит, что все вскоре кончится. Нет ничего вечного, а, значит, и этот день пройдет. Бабушка хочет остаться в ее комнате, но девушка мягко просит выйти, сказав, что обязательно позовет ее, если что. С сердцем, полным сомнений, старушка выходит, оставляя внучку в одиночестве. Кажется, Филис никогда не была так ему рада. Впервые оно кажется ей не страшной мукой, а самым настоящим другом. Оно молчит, слушает ее мысли и дарит чувство спокойствия. Не осуждает, не тяготит, а, наоборот, дает возможность все проанализировать, понять. И Лагард четко прокручивает последние события в голове, осознает, что все происходящее сейчас - правда, да только понять все же не может. Нельзя давать слишком много информации в одно мгновение. Слишком сложно для нашего мозга четко обрабатывать и тщательно «сканировать» новые вещи. Либо ты не поймешь ничего, либо поверхностно пройдешься по всему, или, в конечном результате, просто... Сойдешь с ума. Поэтому она просит дедушку придержать рассказы о ее новой жизни, когда тот заходит с кружками мятного чая. Говорит, что не в состоянии сейчас ничего слушать, да только страх в глазах ее выдает. Лагард, действительно, боится старика, потому что перед глазами все еще стоят золотистые всплески в его взгляде. Нельзя давать слишком много сразу. Филис не знает, как принять тот факт, что она не человек. Как не сойти с ума лишь от одной мысли, что через четыре дня она станет волчицей. Животным. Зверем. Казалось бы, стоит быть счастливой, ведь такая возможность выпадает далеко не каждому. Многие мечтают о том, чтобы их судьба была похожа на жизнь, например, Гарри Поттера, но люди редко полностью осознают все аспекты этой «волшебной» жизни. И, все таки, верна остается фраза: «Не поймешь, пока на своей шкуре не испытаешь» Пока не будет опыта, пока человек действительно не почувствует все нюансы и всю суть, он не будет понимать. И, если бы Филис Лагард два года назад согласилась быть Предназначенной Гарри Стайлса, не зная настоящего кошмара, то Филис Лагард нынешняя бы смело врезала прошлой версии себя. А сейчас... Сейчас она не могла поднять и руки, потому что от каждого движения ее тело ломило, как у наркомана. Когда Филис не двигалась, мышцы ныли так, словно она делала тяжелую тренировку недавно, но вот стоило пошевелиться... Это была ни на что не похожая мучительная боль. В костях было ощущение, что кто-то настойчиво стучит по ним и от каждого удара они болят. Тук-тук-тук. Так, стоп... Это же... - Кто там? - Лагард кричать громко не может: горло сухое, сколько бы она не пила, и каждый звук, как когтем, царапает. Стук прекращается и из проема с лестницей появляются розовые волосы. - Клэр! - Филис хочет улыбнуться, да только уже мышцы лица сводит, как будто они были долго напряжены до этого. Поэтому ей остается наполнить голос радостью встречи. Но вот лицо Адамсон не выражает никаких положительных эмоций: нахмуренные брови, серьезные глаза и сжатые в тонкую полоску губы говорят об этом. - Что такое? - девушка даже нахмуриться не может, лишь глазами следит за подругой. Та молча проходит к рабочему столу и плюхается на кресло-качалку, прикрыв глаза. Медленно раскачивается, нервно стуча пальцами по подлокотнику, и шипит через зубы: - Я бы сейчас посмеялась, как хотела, если бы не эти... - Сладкие щечки! Филис от неожиданности забывает о невыносимой боли и поворачивает голову ко входу, сдавленно застонав. Но глаза расширяются и она счастливо произносит: - Ребята! На чердак буквально заваливается Луи с Эшли, сидящей на его спине. Они падают на пол, громко хохоча, и за ними, виляя бедрами, поднимается Даниелла, облизывая красные губы. Зейн следует за ней, мило улыбаясь, и красные щечки сверкают в теплом свете. Найл пропускает вперед Миртл, которая не отпускает его руку, и выглядит какой-то уж слишком возбужденной. «Кажется, они помирились,» - думает Лагард. - Как дела? - Луи помогает подняться своей девушке, после чего подходит к Филис, присаживаясь на край кровати. Матрас прогибается под его весом и нога Лагард немного сползает, отчего она тут жмурится и мычит от боли. Томлинсон вскакивает с места, растерянно смотрит на Филис и восклицает: - Прости-прости! Я не хотел! Она в ответ растягивает губы в слабую улыбку, сдерживая стон, и устало осматривает всех присутствующих. Все тут же чувствуют, как напрягается атмосфера, ведь взгляд у подружки какой-то слишком не похожий на ее обычный. Словно молча осуждает за сокрытие правды и смотрит на них уже не так, как прежде. Но, кажется, пытается перебороть эту стенку: - У вас тоже было это? После тихого, хриплого голоса каждому становится еще тяжелей. Зейн поджимает губы, подходит к кровати и садится рядом на пол, поднимая голову к звездному небу. Но он молчит. За него говорит Даниелла: - Не так сильно, чтобы лежать на кровати пластом, но верхняя часть не давала нормально двигаться, - она усмехается, так же уверенно и дерзко, как обычно, - конкретно тебя ударило, Лагард. - О, а у меня, почему-то, болели только пальцы ног, - с ангельским выражением лица произносит Миртл, хлопая ресницами, и все взрываются от смеха. Воздух разряжается, когда подростки размещаются на полу, их разговоры заполняют тишину, а Филис вновь задает вопрос, только смотрит на друзей с обвинениями: - А у парней..., - запинается, смущаясь, - ну, тоже так? Найл, жующий непонятно откуда взявшееся печенье, усмехается и качает головой, с ностальгией говоря: - Если он перевоплощался до того, как узнал о своей Предназначенной, то ему намного хуже, - а потом глупо смеется, получая подзатыльник от Даниеллы, - я вот мечтал всю жизнь стать волком, но смог только, когда имя Миртл возникло с моим. Черт, какой же я везунчик! Все тихо хихикают, но внезапно вновь погружаются в напряженную тишину. Это происходит, когда Филис пытается выдавить из себя улыбку, но все понимают, как ей непривычно и неудобно слышать такие разговоры. И в этот раз никто не смеет разрядить атмосферу. - А Гарри... Он чувствует себя хуже, чем я? - робко произносит Лагард и ребята, почему-то, молчат. - Не помнишь того волка, которого ты встретила по дороге в Эддингтон? - вдруг подает голос Клэр, с прищуром глядя на подругу. На других не смотрит: недоверие и ненависть пройдут еще не скоро, - он пришел посмотреть на тебя впервые. - И тот..., - Зейн запинается, неуверенно оглядываясь, - которого ты видела, когда мы увиделись в лесу? Это тоже был он. Найл перестает жевать и серьезно смотрит на Филис, вдруг подавая голос, полный вины: -Когда мы оставались у тебя с ночевкой, ты слышала его вой, но мы не могли раскрыть Стайлса. Мне жаль, Филис, ведь ты подумала, что сходишь с ума, но он был там. Лагард поджимает губы, до сих пор не веря в происходящее. Тяжело понять, что все это - правда, а не фантастика, не сон и не глупая фантазия. - Гарри всегда был рядом, - Миртл пытается улыбнуться, но выходит у нее это, мягко говоря, ужасно, - всегда охранял и присматривал. И Филис хочется крикнуть: «Замолчи! Это полнейшая чушь!», но она молчит, слушая насмешливый голос Даниеллы: - Так что можешь не сомневаться: кудрявому в тысячу раз хуже, чем тебе. К тому же, учитывая, как ты его облизывала в школе... - Заткнись, Дэн! - тут же восклицает Эшли, цокая языком, но та спокойно пожимает плечами, с ожиданием уставившись на Филис. И Лагард не может представить, как ужасно и отвратительно она выглядела со стороны. И ей не хочется верить в то, что вчерашняя выходка не будет ее большой тайной, о которой ей остается лишь со смущением вспоминать, а все знают о произошедшем. Но еще больше Филис не понимает, может ли боль быть еще хуже, чем та, что мучает ее сейчас. Если такая существует, то ей... Очень жаль Гарри. Очень-очень жаль... - А... А что там в школе? - Филис старается перевести тему: ее уже тошнит от всей этой мистической чепухи. Но мысль о том, что зря она решила сделать это, тут же приходит в голову, стоит послушать Луи: - Тебя освободили на неделю от занятий, - на непонимающий взгляд Лагард, он непринужденно продолжает: - Все знают, что Луна свяжет сына альфы с Предназначенной через пару дней, поэтому ничего с тобой и с твоей репутацией не случится. Филис чувствует, как сердце начинает с безумной скоростью биться на уровне горла. - Все в Эддингтоне..., - замирает, - Дети Луны? Откуда они знают это? - Нет, конечно, нет, - улыбается Эшли, - но большинство - да. Есть и люди, и даже парочка ведьм, - она смотрит на Кларрису, хмуро наблюдающую за всем разговором, - по сути, весь наш город - одна большая стая, альфой которой является отец Гарри. Поэтому у тебя есть куча преимуществ, сладкие щечки, - она подмигивает ей под конец, но Лагард не до смеха. Все вокруг - волки. Даже если не 100%, то большая часть точно. И они всегда были рядом, всегда могли убить ее... Этот ужас окружал ее с самого начала... Но никто не сказал. Не дал и малейшего шанса на выбор. - Завтра я буду с тобой, хорошо? - вдруг говорит Зейн, слабо улыбаясь. Филис сдерживается от того, чтобы нахмурится, и с непониманием произносит: - А что будет завтра? - А завтра, милая моя, нужно будет держать тебя на дистанции от Стайлса снова, только с одним новым дополнением, - Клэр впервые за долгое время подает голос. Лагард, содрогаясь в ожидании ответа, спрашивает о «новом дополнение». Ведьма как-то грустно усмехается и смотрит в окно. - Готовься к ощущению опустошенности и депрессии, Лагард. Луна вытащит из тебя каждую положительную эмоцию, чтобы главным счастьем для тебя окончательно стал твой Предназначенный. И Филис готова поклясться, что Кларриса Адамсон определенно чувствовала то, о чем говорит. И каждый в этой комнате чувствовал, ведь все неожиданно замолчали, словно вновь окунулись в воспоминания. ДЕНЬ 3. - Дорогуша, пора вставать... Хриплый голос заставляет девушку поморщиться. Плотно зашторенные окна не пропускают света, поэтому в душной комнате темно и почти ничего не видно. Здесь царит сонная тишина. Филис лежит на своей кровати лицом к стене, прижав подушку, как родную мать, к груди, и почти неслышно дышит. Но дед слышит, какое у нее тяжелое и хриплое дыхание, как у болеющего ангиной, и видит, как медленно поднимается грудь. Высокой фигуре дедушке приходится горбиться, чтобы не задевать потолок, поэтому ему приходиться сесть на край кровати, внимательно вглядываясь в лицо внучки. Он не сразу понимает, что она открывает хмурые глаза, вспыхнувшие от страха, когда видит знакомое, морщинистое лицо. Филис тут же меняет из лежачего положения в сидячее, и прижимает к себе колени. Невольно внутри поселился страх при его виде. И, как бы она не хотела, испуг и панику внутри контролировать не получается. И Лагард чувствует себя ужасно по отношению к собственному дедушке, ведь знает, как это тяжело для него - видеть, что внучка боится его. Но ему не стоило делать все так резко. - Я-я спущусь, - тихо шепчет она, кивая, и вдруг замирает. Нет ни боли в каждой клеточке тела, ни желания окунуться в объятия Гарри. Ничего нет. Совсем. Ни-че-го. Только... Дед кивает, поднимается и спешно выходит из комнаты. Филис остается одна и с удивлением разглядывает собственные ладони, вертя их перед лицом. Странное ощущение... Как будто тело переполняется силой, энергией. Хочется бежать, прыгать, летать, а одновременно с этим - лечь и ничего не делать, уставившись в потолок. Какая-то непонятная тоска на душе и каждый предмет кажется серым, мрачным. - Вот дерьмо..., - шепчет Лагард, запуская пальцы в волосы, и закрывает глаза. Не хочется ничего делать, никого видеть. Единственное, чего желает - уехать из Эддингтона, куда подальше. Чтобы не видеть знакомых лиц, чтобы забыть обо всем. Полнейшее опустошение. Филис думает, что, возможно, ее состояние улучшит горячий душ, но от него ее начинает тошнить и приходится закончить водные процедуры под холодной струей воды. Лагард лениво, словно нехотя, переодевается, тяжело вздыхая. Пересиливает себя, не плюхнувшись лицом в подушку, и слазит с лестницы, оказываясь в пустом коридоре. В доме пахнет вкусной едой, но это не вызывает у Филис аппетита, тошнота лишь усиливается и появляется ощущение, что... Что все раздражает. Все не так. Лишь ярость внутри. Хочется крушить все и ломать. И эту грусть в сердце тоже. - Доброе... Добрый день, - Зейн улыбается, отпивая из кружки чай, а девушка в ответ хмуро сканирует кухню взглядом, не понимая, откуда этот парень здесь взялся. Но Малик здесь: сидит, мило беседуя с бабушкой и дедушкой, дожидаясь Филис. Она смотрит на часы, чувствует, как сердце на секунду с удивлением вскакивает, а затем также погружается в, кажется, бесконечную печаль. Стрелка показывает два часа дня. Но когда Лагард подходит к большим, стеклянным дверям, ведущим на задний двор, ей кажется, что сейчас уже вечер: солнца совсем нет, его закрывают плотные, хмурые тучи, отчего лес кажется еще более зловещим и серым. Хочется уйти ото всех. Девушка хватается за ручку двери, чтобы выйти, как крепкая, горячая хватка на запястье ее останавливает. Она морщится, как в отвращении, и презрительно смотрит на Зейна. - Я хочу выйти. Говорит хриплым, низким тембром, как будто курит много лет, но Малик в ответ спокойно улыбается и медленно объясняет: - Ты не можешь уйти сама, Филис. Неизвестно, что взбредет в твою голову сегодня, поэтому я буду следить за тобой. Лагард лишь недовольно цокает языком и одергивает руку. Резкими шагами удаляется обратно в коридор и взбирается на свой чердак, игнорируя визгливый голос бабушки за спиной: - А как же завтрак, милая? Зейн застает Филис, сидящую за рабочим столом и уткнувшуюся в ноутбук с каменным лицом. Он вздыхает, ощутив, как холодно в комнате, поэтому тут же смотрит в сторону открытого окна. Садится на подоконник и внимательно вглядывается в лесную даль. Огромные тучи ползут прямо над лесом, как воздушные корабли, подгоняемые ветром. Сами потоки ветра ледяные, пробивающие холодом до костей, но в них нету предвестия дождя. Лес мрачнеет с каждой секундой, и Зейн ломает голову над тем, как бы самому не превратиться в хмурую тучу, под стать Филис, или пейзажу за окном. - Тебя никто не приглашал, - резко говорит Лагард, но парень знает, что сегодня на ее слова не стоит обращать внимания. Комната погружается в тишину, прерываемую лишь клацаньем пальцев по клавишам, и Зейн поджимает губы, задаваясь вопросом: «Стоит ли ей рассказать?» Стоит ли рассказать Филис Лагард, что в этот день он сам чуть не покончил жизнь от тягостных мыслей в голове? Стоит ли долго и чувственно повествовать о том, как Даниелла спасла его и потом они сполна получили от альфы, лишь с помощью Гарри не вылетев из стаи? Малик смотрит на родственницу, когда она останавливается печатать, мрачно глядя на него в ответ, и понимает, что, похоже, не в этот раз. От этого грустно усмехается, опуская взгляд, и думает, что сегодня настоящая «Дорогуша», либо «Сладкие щечки», полностью исчезла из этого тела. Осталась лишь печаль, грусть и раздражение. А еще желание скрыться ото всех. Филис чувствует, как трясутся пальцы от злости и как сильно хочется врезать Зейну, чтобы он оставил ее одну. Ее тошнит от этой серости вокруг. Когда вдруг жизнь успела потерять все краски? Или она сама потеряла способность видеть их? И, угнетая себя еще больше, Лагард вдруг понимает, что никто, кроме этого чертового ноутбука, не сможет ее понять. Не сможет уловить той самой тоски, что сейчас скребет сердце. «Депрессия. Для нее это слово всегда казалось каким-то страшным и далеким. Сегодня она поняла, что это такое. Депрессия - полнейшее отсутствие желания. Желания делать что-то, видеть кого-то, жить. И ты понимаешь, что, черт возьми, собственные мысли могут убить, да только выбросить их из головы никак не выходит. Чтобы ты ни делал. Как надоедливый сорняк, вроде плюща, она обвивает сердце и сжимает. Так больно и мучительно, что хочется плакать. Единственное, что действительно хочет душа. Она никогда не хотела расплакаться так сильно. Так, чтобы от рева пропал голос, чтобы в глазах темнело и слезы заползали в рот, в нос, в уши, чтобы задыхаться в них. Сердце напоминало наполненную до краев чашу, еще чуть-чуть и все прольется. В голове постоянно возникал образ матери. И от этого становилось еще хуже: когда она последний раз слышала ее? Услышит ли? Одно понятно: она не хочет видеть никого, находиться в Эддингтоне и чувствовать бесконечную грусть. И она обязательно избавиться от этих ощущений...» - Зейн! Иди сюда, мальчик мой! Малик вздрагивает, когда слышит голос своей бабушки Доры снизу. Удивленно приподнимает брови и встает с подоконника, направляясь к проему в полу, но когда он уже садится на его край, свешивая ноги вниз, вдруг оборачивается к Филис, на секунду ощутив, как холод окутывает сердце. Больше она не печатала. Сидела на кресле-качалке и пустым взглядом смотрела в стенку, как будто отключившись от реальности.И такой у нее был жуткий взгляд... Совсем безжизненный, холодный и пустой. Такими глаза Филис Лагард еще не были. Парень сглатывает, негромко зовя родственницу по имени. Но она продолжает сидеть неподвижно, как зависшая программа, даже не моргает, а на свое имя не отзывается тем более. - Сиди здесь и не натвори глупостей, пожалуйста, - тихо говорит Зейн, почему-то, уверенный, что Филис его не слушает. Он спускается по лестнице и последний раз смотрит на открытый вход на чердак. Хмурится. Ощущение, что что-то не так не покидает груди. Обычно, волчицы тяжелее переносят «5 ступеней». Малик навещал Гарри вчера и ужаснулся: тот просто лежал без сознания, так как не мог придти в него из-за ломки костей. Лишь потел, хныкал во сне и морщился от боли. Стайлсу было намного хуже, чем его Предназначенной, хотя в первый день держался он, действительно, прекрасно, пока Филис не сдержалась и не приехала к нему. А там уже проснулся настоящий волк, способный перечить даже альфе, чтобы не отпускать свою Предназначенную. Но третий день... Самый мрачный и ненавистный всеми волчицами, потому что они буквально сходят с ума. В прямом смысле: сносят все, что видят, грубят на каждом шагу и не могут сидеть на одном месте, желая свернуть шею первому встречному. Но у Филис все происходит слишком странно: больно она тихая и покладистая. Совсем не хорошо. Лучше бы она плакала в истерике, чем молча сидела, как вкопанная. Об этом Зейн думает, направляясь в гостиную Лагардов. Он всегда удивлялся тому, какой в этом доме уют и покой. Даже в такой ситуации, стены хранили в себе твердое спокойствие и нечто согревающее. На диване сидела Дора - ярко накрашенная, вальяжная и... Такая родная. Она заменила Малику отца, мать, друзей - всех. И он никогда не поймет, как удалось такой женщине сделать это. Но он любит ее всем сердцем, как любит дитя своего родителя, и предан ей, как Луне. - Привет, - улыбается парень бабушке, вдруг натыкаясь на кое-кого сидящего рядом с ней. Он тут же останавливается и с шоком произносит: - Какого черта ты забыл здесь, Стайлс? Гарри поднимает голову, туманным взглядом глядя на друга. Пару секунд изучает его, после чего возвращается в прежнюю позу: упирается локтями в колени и голова падает на скрепленные в замок ладони. Не отвечает. - Я нашла его на Грани, - подает голос бабушка Дора, недовольно цокая языком при воспоминаниях, - он избивал какого-то парня оттуда. - Что?! - вспыхивает Зейн, подходя к кудрявому, и резко поднимает его за шиворот рубашки. Тот реагирует остро: тут же отшвыривает Малика, угрожающе рыкнув, и глаза, пару секунд до этого не разбирающие изображения перед собой, загораются ярким зеленым. Но Зейн не будет молчать сегодня. - Когда до тебя наконец допрет, придурок? - шипит он через зубы, стараясь не повышать голоса, ведь Филис все еще наверху, - ты хочешь, чтобы он отобрал ее у тебя? Или чтобы Лиам остался там навсегда? Был договор - и ты не смеешь его нарушать, чьим бы сыном ты не был! - Мальчики! - охает миссис Лагард, когда Стайлс вдруг с силой прижимает Малика к стене, крепко сжимая шею, и яростно рычит, уже почти не как человек: - Он подослал кого-то олуха, чтобы проследить за ней, ты понимаешь?! Этот ублюдок пытается завлечь мою Предназначенную на свою сторону! Я что, блять, должен молча смотреть на это?! Крепкая рука Фреда отталкивает Гарри от Зейна, а тот тут же кашляет, хватаясь за шею. Кудрявый не давил слишком сильно, чтобы Малик начал терять сознание, но хватка у этого паренька совсем не слабая. Да только Стайлс продолжает громко дышать от злости, резко подергивая головой, чтобы не дать Луне завладеть его разумом. - Держи себя в руках! - цедит сквозь зубы старик, закрывая глаза, чтобы успокоиться самому, - это все из-за Луны! Ты хоть видишь, кто перед тобой? Ты только что душил своего друга, Гарри! Стайлс промаргивается, приходя в себя, и глаза медленно возвращают свой привычный цвет. Он не смотрит на Зейна, потому что ему будет тяжело видеть в его глазах разочарование, но... Куда, черт возьми, деть эту злость внутри? Куда выплеснуть горячий гнев, текущий по венам вместо крови? - Знаешь, что? - вдруг подает хриплый голос Зейн, но Гарри упорно смотрит в пол, сжимая руки в кулаки, - в следующий раз, когда захочется выплеснуть свою злость, возьми с собой Филис. И покажи ей, какой прекрасный Предназначенный ей достался, чтобы она точно уехала вслед за Лиамом. - Какого черта ты несешь? Стайлс понимает, что еще чуть-чуть и он точно свернет шею Малику. И сдерживаться уже не получится, но... Шорох. Все, находящиеся в гостиной, замирают. Звук исходит из чердака, и каждый понимает, что он - не простой, что не зря так резко бросается во внимание. Бабушка Дорис медленно переводит взгляд на Гарри и видит, как его глаза расширяются, когда он поднимает голову вверх. Волчья натура вообще очень чуткая. Зрение, слух, обоняние - все обострено до максимального уровня, но во время «5 ступеней» все нутро становится настолько чувствительным, что, кажется, волк может понять, что происходит на другом конце огромного леса, при чем догадываясь лишь по еле различимым звукам. Фред Лагард тут же ощутил что-то неладное, что-то, что раздражающе скребло грудь. И, почему-то, это чувство вызывало в голове образ пустых глаз Филис. Видимо, он не единственный, кто тут же вспомнил о девчонке. Вся толпа моментально сорвалась с места, направляясь на чердак, но первым туда успел заскочить Зейн. Остальные остались стоять в коридоре, в ожидании объяснения, но Малик молчал. - Что там такое, Зейн? Филис в порядке? - первой не выдерживает бабушка, крича наверх, и обнимает себя руками. Слышится тяжелый вздох и странный, разочарованный голос говорит: - Она сбежала. И Малик внимательно всматривается в открытое настежь окно, с которым играется беспощадный ветер, отчего то постоянно бьется о стены дома. В комнате на чердаке холодно и пусто.

****

- Да? У Филис сжимается сердце. Она жмурится, вслушиваясь в знакомый голос, и внутри тоскливо ноет. Перебарывает в себе желание всхлипнуть, лишь тихо шепчет, зная, что ее услышат: - Мам... - Филис, милая, наконец-то ты позвонила! - тут же верещит женщина, - где ты? Как ты? Девушка утирает согнутым пальцем одинокую слезу-предательницу, заметив на себе взгляд женщины рядом. Она, вообще, какая-то странная: смотрит на Филис слишком пристально, словно не веря своим глазам, при чем старается делать это скрытно. Ну, учитывая то, что Лагард уже раз десять словила ее, то можно сделать вывод, что делает она это ужасно. - Мама? - Филис шмыгает носом, тут же ощутив, какая необычная тишина повисла в трубке, - мам, я очень сильно хочу домой... - Филис, - голос у матери вдруг твердеет, - ты уже знаешь обо всем? - Я - не Ребенок Луны, - почти шепчет Лагард, роняя голову в руку, и устало закрывает глаза, - я - просто Филис, понимаешь? Я должна была помочь дедушке с бабушкой с пекарней в Эддингтоне, а не становится чертовым... Она смотрит краем глаза на подозрительную незнакомку, замолкая, и тяжело вздыхает. Та продолжает «тайком» следить за ней, что немало напрягает. - Но это и была главная причина твоего переезда, милая, - голос Ребекки дрогнет на последнем слове и ее дочь до боли кусает губу, жмурясь, когда слышит следующие слова: - Когда я узнала, что ты - Предназначенная сына альфы, то пыталась договориться со Стайлсами, но они были непреклонны, Филис. Я так не хотела, чтобы ты знала о волках, чтобы чувствовала все то, что в твоем сердце сейчас. Тяжелый вздох на том конце телефона. - Я надеюсь, что ты не ненавидишь меня, потому что мне, действительно, жаль. Ты - моя дочь, я старалась уберечь тебя, но Луна решила все за нас. - Почему ты не осталась со мной, мам? - Лагард, наконец, открывает глаза, когда чувствует, что автобус трогается с места, и с тоской наблюдает за тем, как проносится за окном лес. - Видеть, как ты мучаешься..., - мать тихо всхлипывает, потом, видимо, накрыла рот ладонью, раз голос зазвучал так приглушенно, - это слишком для меня, Филис. - Мне так плохо, мамочка... Я хочу домой... Филис Лагард думает, что никогда в жизни не плакала столько, как за последние три дня. Причем, слезы никак не кончаются. Все текут и текут, словно пытаясь вынести всю внутреннюю боль наружу, да только... Боли, непонимания и обиды - слишком много. Слишком много чувств. Слишком много мыслей. Слишком много Гарри. Слишком много тайн. Слишком много волков. Слишком много мистики. Эддингтона со своими загадками слишком много. Слишком много... Для Филис. - Я приеду на твое полнолуние. Я буду рядом, - девушка почти чувствует, как судорожно кивает в такт своим словам женщина, - дай трубку бабушке, Филис, мне надо кое-что сказать ей. Лагард утирает нос, отрицательно качая головой, и дрожащим голосом отвечает: - Я уезжаю из Эддингтона, мама. - Что?! - мать шокировано шепчет, а после пытается совладать с собой, ведь на пару секунд виснет тишина. - Ты знаешь, что за день сегодня? - Филис кивает, хоть и знает, что женщина никак не увидит этого, - сегодня ты чувствуешь себя, как выжатый лимон, верно? Детка, Луна готовит тебя к новой жизни, и ты не можешь бежать от нее, как плохо тебе не было бы. - Но я не могу оставаться здесь, - девушка скулит в ответ, после чего накрывает рот ладонью, всхлипывая, - я просто не могу, мама... Я еду на автобусе домой. В Шарлотт. - О нет, Филис... О нет..., - в ужасе произносит Ребекка, - сейчас же выходи и иди домой! В ответ девушка молчит, потухшими глазами следя за пролетающими мимо деревьями. Лес окружает со всех сторон, дорога настолько узкая, что, кажется, едешь в самой гуще. - Гарри приедет за тобой, хочешь ты, или нет, Филис, - неожиданно посерьезневшим голосом говорит мать, - и ты должна будешь держаться от него подальше, поняла? Иначе завтра будет очень плохо. Филис бросает трубку. Резко нажимает на красную кнопку, выключая телефон, и засовывает его в карман, опуская глаза. Вздыхает. Так будет правильнее, лучше. Все, что происходит в Эддингтоне - сплошное сумасшествие, частью которого она не собирается становится. Чересчур страшно и неизвестно. Автобус, монотонно гудя, едет по дороге среди леса ровно пятнадцать минут, как показывает табло. Тишина давит, и Лагард искренне радуется, когда тихий шум прорезает ее. Но каждый пассажир удивленно охает, когда вдруг... Резкий толчок. - Какого черта..., - шепчет Филис, оглядываясь в поисках ответа, но люди в автобусе выглядят такими же растерянными. - Почему автобус остановился? - недоуменно произносит женщина рядом, но Лагард нечего ответить. Она пожимает плечами и поднимается с места, встав в проходе между сидениями. Щурится, глядя на дорогу через лобовое окно и... Замирает. - Вот дерьмо... Он нашел ее. Как сказала мама. Филис не задерживает взгляд на волке, вставшем перед автобусом, резко садясь на место. Опускает голову, делая из ладони козырек, чтобы не видеть ничего, и ей хочется оглохнуть, чтобы не слышать шокированного шепота: - Это волк! Боже мой! Но такими удивленными выглядят лишь пару человек. Остальные, по догадкам Лагард, волки, которые преклоняются перед сыном альфы, почтительно опуская головы в знак уважения. Женщина, сидящая рядом, тоже смотрит вниз, и тихо шепчет: - Выходи, - Филис изумленно смотрит в ее сторону, - твой Предназначенный пришел за тобой. Сейчас же уходи из автобуса. Филис поднимает голову именно в тот момент, когда весь лес вдруг оглушает громкий, волчий вой. Она вздрагивает. Кажется, никогда не привыкнет к этому будоражащему все нутро звуку, такому величественному и пугающему одновременно. Приходится встать, пряча дрожащие руки в карманы куртки, и закусить язык, чтобы не закричать. Лагард медленно шагает между сиденьями, стараясь не смотреть вперед, поэтому следит за происходящим за окнами. Открывает рот, чувствуя, как в сердце происходит взрыв чувств, отчего оно подскакивает в горло и начинает биться с бешеной скоростью, оглушая. С двух сторон, окружая автобус, несутся около трех волков. Они быстро передвигают лапами, выглядят напряженными. Филис поражает их размер: они не больше того, что впереди, но... «Они же огромные!» - мысленно кричит она, с ужасом накрывая рот ладонью. И останавливается. Но нужно идти дальше. Выхода нет. Вновь шагает. Молча проходит мимо паникующих людей, опустив голову, и аккуратно ступает на холодный асфальт. Вздыхает, поднимая голову, на секунду прикрывает глаза, и резко поворачивается. Гарри. Теперь она узнала его. Разозленные зеленые глаза, пар изо рта, гневное рычание, оскалившаяся морда, навостренные уши - вот он, Гарри Стайлс. Ее Предназначенный. Ее волк. Он стоит прямо перед автобусом и смотрит ей ровно в глаза, словно пытается сжечь, и Филис чувствует, как страх холодно змейкой мурашек ползет по спине. Остальные трое находятся чуть поодаль и выглядят совсем по-другому: какие-то напуганные, старающиеся не смотреть на Лагард, и с опаской глядящие на главного волка. На Стайлса. Филис упорно не понимает, кто из них кто, но точно знает, что это ее друзья. И она не знает, что делать: идти к нему, или уйти в лес, а, может, возвратиться в автобус? Поэтому неловко топчется на месте, обнимая себя одной рукой, и надеется, что не потеряет сознание от страха. Лагард смотрит себе под ноги, не видя, что происходит перед ней, но буквально чувствует, как приблизился к ней волк. Боязливо поднимает голову. - Я-я..., - хрипло тянет, желая оправдаться, и нервно дергает лямки рюкзака, но замирает, глядя на волчью морду прямо перед своим лицом. Сердце упало куда-то вниз, ноги затряслись и дыхание остановилось. И не было дикого желания, как тогда, прикоснуться к Гарри, раствориться в нем, не было обиды и ненависти, остался лишь страх. Пожирающий душу, ударяющие прямо в грудь и ослепляющий. - Филис, ты идешь со мной, - слышится голос за спиной, но Филис не смотрит на говорящего. Лишь продолжает вглядываться в глубь ярко зеленых глаз, не понимая, почему они так гипнотизируют и затягивают. А, что еще хуже: как они могут так пугать? Но ее хватают за руку. Она тут же вздрагивает, резко оборачиваясь, пытается вырвать ладонь, да только крепкая хватка Миртл не дает этого сделать. Как тогда, в школе, резко пропадает из ее глаз наивность и нежность, отдавая место серьезности и пустоте. И теперь Филис начинает понимать каждую странную ситуацию, каждое непонятное слово. И теперь хочет сбежать из Эддингтона сильнее. Но Миртл почти до боли сжимает ее руку, и быстро уводит в сторону Эддингтона по пустой дороге. Один из волков идет по другой стороне от Лагард, и по доброму голубому взгляду, а так же по светлой, блондинистой шерсти она решает, что это Найл. Даже осознание того, что этот зверь, на самом деле, друг, не дает Филис чувства спокойствие. Наоборот: она напрягается еще сильнее, прижимается к Миртл, и старается не смотреть в его сторону, хотя он шагает рядом, доставая ей почти до плеч. Проходя мимо автобуса, Лагард поднимает голову и со страхом смотрит на внимательно глядящую на нее женщину, бывшую соседку по сидению. Заметив взгляд девушки, она опускает голову, одновременно кивая, словно выражает свое уважение и почтение. От этого Филис жмурится, всхлипывая, и продолжает идти к машине Миртл. Она не хочет, чтобы люди склоняли свои головы перед ней, как перед Предназначенной будущего альфы. Ей не хочется быть ей, а, тем более, проходить через все, что уготовила Луна. И, кажется, Филис готова продать душу дьяволу, чтобы забыть обо всем этом и продолжить жить обычной жизнью. Девушка оборачивается лишь, чтобы взглянуть на следящего за ней разозленного Стайлса, и его дружков позади, а также понять, что у нее просто нет выбора. И, уж точно, никто не спросит, чего хочет Филис Лагард. ДЕНЬ 4. - Ты - полная идиотка, Филис, ты знаешь об этом? - Клэр заливается громким смехом, запрокидывая голову, и прикрывает глаза, - нет, я просто понять не могу: как такая трусиха, как ты, решилась сбежать из города, от чертового Гарри Стайлса? - Заткнись, Адамсон, - шипит сквозь зубы Филис и ее движения становятся намного грубее и резче: нож с громким звуком ударяется об доску, когда она быстрыми движениями нарезает морковь. Руки опять сводит от уже знакомого ощущения, плечо вновь чешется, но в этот раз все намного лучше: Лагард точно понимает, что не сорвется. Теперь она знает, чего так невыносимо хочется. Точнее, кого. И больше она не совершит тех же ошибок. Родимое пятно оказалось разодранным в кровь утром, из-за того, что Филис неосознанно чесала его во сне. Но сейчас на плече нет ни одной царапинки: дело рук розоволосой ведьмы, которая, не скрывая своей насмешки, пришла около восьми утра и с тех самых пор без остановки пытается уколоть подругу вчерашней ситуацией, при этом, открыто смеется. - Потише, подруга, - усмехается Клэр, замолкая, и подпирает голову рукой, - а то зарежешь меня, и кто тогда остановит тебя перед тем, как вновь побежать к Стайлсу? Она вновь смеется, да так, что почти сгибается на стуле, а Филис замолкает, перестав резать ингредиенты к сегодняшнему обеду, и с обидой смотрит на Адамсон. Ведь ей, действительно, стыдно до слез в глазах из-за вчерашнего, а как же больно оттого, что побег не удался... Еще хуже вспоминать о депрессивных чувствах, переполнявших ее вчера, хотя, кажется, Клэр плевать. Но Лагард знает, что это - защитная реакция Кларрисы. Таким образом она пытается не показывать свое волнение за подругу, чтобы никто не узнал, по мнению Адамсон, ее слабостей, за которые потом могут уцепиться и ранить в самую болезненную точку. Филис успокаивает себя этим и глубоко вдыхает. Все чувства итак накалены до предела, кажется, дотронься к ним слегка, как изнутри рванет лава и убьет всех своих жаром. Почему-то, Лагард уверенна, что так и есть, только вместо лавы из самого сердца вырвется кое-что похуже. Волчица. Та самая, что ждет своего часа уже семнадцать лет, и ей осталось дотерпеть до завтрашнего полнолуния, и тогда... А что «тогда»? Филис не знает, и это пугает больше всего. Каково это: быть волчицей? Это же страшный, безжалостный зверь, так как можно вдруг перевоплотиться в него? Какие ощущения испытывает Дитя Луны, обращаясь в свой настоящий облик? Эти мысли пугают Лагард. От этого она каждый раз отбрасывает их, хоть и понимает, что нельзя убежать от неизбежного. От своей судьбы. От своего Предназначенного. Больно понимать, что вокруг - одни лишь тайны, недавно казавшиеся Филис самой прекрасной вещью на свете. Везде одна ложь и обман. - Зейн рассказывал тебе, что он чуть не сбросился с обрыва на третий день, когда ему было четырнадцать? - внезапно посерьезневшим голосом произносит Клэр. Филис промаргивается, возвращаясь из мира мыслей в реальный, и мрачно усмехается, вновь возвращаясь к готовке. - Думаю, даже если бы он поведал мне эту историю вчера, то я просто послала бы его, - в ответ Адамсон кивает, вздыхая, и вдруг прерывает занятие подруги, положив свои холодные руки на дрожащие пальцы. - Филис, все нормально. Бывали случаи и похуже, поэтому ничего ужасного нет в твоем вчерашнем поступке. Не принимай слишком близко к сердцу ничего, - и она хмурится, строго наказывая: - Чтобы не сломать себе психику, - взгляд Клэр протыкает насквозь, как обычно, да только в этот момент какой-то слишком открытый, нежный, - и я знаю, что тебе кажется, что хуже уже ничего не может быть, но, поверь, одно дело быть Предназначенной обычного волка, а другое сына альфы. Думаю, твоя бабушка не говорила тебе об этом, но... Кларриса неожиданно насмешливо усмехается и падает на спинку стула, пытаясь отогнать ногой играющего с ней Бадди, и тихо, с привычной для этой девушки издевкой, говорит: - Некоторое время ты будешь особенно чувствительна, пока... И многозначительно замолкает, загадочно сверкнув глазами, а широкая улыбка не сходит с ее лица. Филис чувствует, как напряжена каждая струна души, но, одновременно с этим, вся тяжесть и мучительный страх медленно отступает, наблюдая за тем, как вечно мрачная Кларриса Адамсон вдруг становится такой игривой. - Пока «что»? - Лагард хмурится, не сдерживая улыбки, что прорывается сквозь сжатые губы, а Клэр поднимается с места, подходя к своему рюкзаку. Она достает оттуда пару мандаринов (которые удивительным образом всегда есть у Адамсон в независимости от времени года), и садится обратно, перекидывая фрукты из одной руки в другую. - Пока ты не займешься со Стайлсом сек... - Замолчи! Замолкни, Клэр! - тут же верещит Филис, размахивая руками, и чувствует, как краснеют щеки, когда она отворачивается, якобы промывая под краном уже помытые помидоры. За спиной звучит тихий смешок, который заставляет Лагард смущаться еще сильнее, но... Улыбка растет на лице сама по себе. Девушка вдруг понимает, что настроение подскакивает и она чувствует себя намного лучше, желая смеяться и улыбаться. О том, что эта тема все равно поднимется, и кто-нибудь другой не замолчит, как Клэр, - она подумает позже, а сейчас обернется с робкой улыбкой и тихо прошепчет, сгорая от любопытства: - Порой мне кажется, что ты сама испытывала все это. Кларриса вдруг замирает, пустым взглядом уставившись на Филис, словно неожиданно задевают ее главную тайну, но, видимо, ее хорошему настроению сегодня не помешает ничего: она вновь усмехается, взмахивая головой, и начинает чистить мандарины. - Тебе кажется, - улыбается девушка краем губ, но Лагард понимает, что нужно копать глубже. Решает оставить это дело на потом, намереваясь устроить огромный расспрос подруге в другой раз, чтобы не рушить непринужденную и легкую атмосферу сейчас. Вновь возвращаясь к нарезке овощей, Филис внезапно осознает, что все эти несколько минут совсем не чувствовала тяги к Гарри, забыв о ней с помощью Клэр. От этого она замирает и внимательно смотрит в глаза Адамсон, хрипло произнося: - Спасибо, Клэр. Ведьма ничего не спрашивает, лишь кивает, прикрыв глаза. Она понимает Филис. - Как дела? - в кухню заходит дедушка, с поникшим взглядом, но когда он видит улыбку на лице внучки, то тут же оживляется: поправляет свой любимый халат и садится рядом с Клэр, поблагодарив за предложенный мандарин. - Жить можно, - Филис улыбается шире и пожимает плечами, а дед с удовольствием смотрит на нее, кивая каждому слову. - Что нового в пекарне? - чтобы не дать неловкой тишине повиснуть над ними, говорит девушка, с разочарованием ощутив, как вновь завывает сердце, прося присутствия Гарри, а родимое пятно опять чешется. - Бабушка устроила взбучку Луи, - усмехается дед, закидывая в рот дольку мандарина, - он случайно забыл закрыть «Домвер» вчера и чуть было не спалил кухню. - Придурок, - буркает Кларриса, закатывая глаза, а Филис с наигранной строгостью произносит: - Совсем отбился от рук. Мальчик позабыл, каково это: быть под моим присмотром. Старик заливается хриплым смехом, и Лагард кажется, что, вроде бы, страх медленно проходит, но понадобиться еще немало времени, чтобы переварить увиденное, и перебороть боязнь перед собственным дедушкой. - Он всегда был идиотом, Филис, - уверяет подругу Клэр, со стула перемещаясь на пол, где начинает играть с Бадди. Она в ответ качает головой, тихо хихикая, и... Вдруг замирает. Сердце резко подскакивает, переполняясь эмоциями, и дышать становится тяжелее. Какая-то вспышка происходит у нее в груди, разнося свой свет по всему телу, что тут же напрягается. Низ живота тянет, сердце сходит с ума от переизбытка чувств, а жар обдает с ног до головы. - Дорогуша? - дед хмурится, поднимаясь с места, а Филис в ответ отрицательно качает головой, и ее глаза расширяются, когда взгляд вдруг цепляется за нечто в лесу, виднеющееся сквозь стеклянные двери, выходящие на задний двор. Зрачки увеличиваются, делая взгляд совсем темным, почти черным, когда мозг неожиданно отключается. Тут же отпускает нож и, как загипнотизированная, шагает к дверям, уже нажимая на ручку, чтобы выйти на улицу, как Клэр резко тянет ее на себя. Филис вздрагивает и взгляд резко светлеет. Она хрипло вдыхает воздух, морщась, и протягивает руку к плечу, начиная грубо чесать кожу под свитером. - Что такое? - хмурится ведьма, глядя за спину подруги, и ее взгляд тут же переполняется злостью. Гарри Стайлс. Он стоит в одних шортах, когда на улице ужасный ледяной ветер, и смотрит прямо на Филис. Растрепанные кудряшки поднимает вверх ветер, мышцы напряжены до предела, а грудь быстро поднимается, доказывая, что он тяжело и быстро дышит, и Клэр тут же понимает: он только что перевоплотился. Среди деревьев его не сложно заметить из-за ярко горящих глаз. А это значит, что... Филис оборачивается, судорожно мыча, а Адамсон тут же отводит ее за спину, отчего Стайлс рыкает и делает шаг вперед, как... Черный волк сбивает его с ног. Лагард тут же вскрикивает, дергаясь вперед, а Клэр грубо разворачивает ее спиной к происходящему, сама встает перед ней и трясет за плечи. - Филис! Филис, успокойся! - кричит она, не давая голове девушке повернутся к лесу, а та не перестает пытаться вырваться. Ведьма смотрит на происходящее и замирает. «Хорошо, что Лагард не видит этого. Не стоит ей видеть волчью драку сейчас. Слишком рано,» - думает она, переводя взгляд к брыкающейся Филис. - Черт! - рычит Адамсон сквозь зубы и резко звучит хлопок. Все замирают. - Зря ты сделала это, - шепчет дед, напряженно наблюдающий за картиной за окном, и сам выходит на улицу, из-за чего через открытую дверь на секунду пробирается холодный ветер. - Ты что творишь? - ошарашенно шепчет Филис, потирая щеку, а Клэр усмехается. - Я дала тебе пощечину, - пожимает плечами и неловко закусывает губу, взглянув за спину подруги, - и Гарри очень этому не рад... Звуки снаружи пугают Лагард: волчий вой, рев, скуление и завывание ветра смешиваются в одну кашу. Она чувствует, как мышцы сводит от боли, а с носа течет что-то теплое, когда Кларриса резко прижимает ее к себе и шепчет на ушко: - Гарри сегодня повторяет твою историю в первый день, понимаешь? - с насмешкой произносит она, - он хочет быть со своей Предназначенной, но стоит вам приблизиться друг к другу, как боль поразит все тело. Голос Клэр убаюкивает, отчего звуки страшной бойни, в которой замешано уже около пяти волков, медленно затихают. - Так Луна делает вас зависимыми друг от друга на физическом уровне, - поясняет Адамсон, поглаживая подругу по голове, а сама напряженно следит за тем, что происходит на улице, - но ты должна сопротивляться, а то в свое первое полнолуние случится что-нибудь плохое... И становится тихо. С подбородка капает кровь на плечо Кларрисы, голова гудит, пугающие звуки за спиной будоражат сердце, а все тело желает быть ближе к Гарри. Тем не менее, Филис вдруг проваливается в темноту, перед этим словив у себя в голове одну мысль: «Завтра последний день. Завтра полнолуние»