☀☀☀
Чанбину восемь, а Феликсу семь, когда они все же становятся друзьями. За год жизни в Корее маленький Феликс запоминает тысячи новых слов, хотя порой, бывает, еще крепко задумывается, когда не может вспомнить ту или иную фразу. В эти моменты он забавно хмурится и губы надувает — все знакомые находят его безумно очаровательным. Даже Чанбин с какого-то определенно момента. А происходит все вот как. Чанбин собирается отправиться на прогулку с Минни, когда мама зовет его на кухню, чтобы дать деньги и попросить купить в ближайшем магазине йогурт на завтрак. Улыбаясь этому супер-важному поручению, мальчик спешит назад к своей собачке, но лишь с ужасом обнаруживает ее полное отсутствие и приоткрытую входную дверь. Улыбка мгновенно пропадает с его лица, а воодушевление сменяется беспокойством, «где же Минни» и «боже, что скажет мама». Чанбин чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, а сердце быстро стучит, когда он выбегает из дома и мчится по улице, оглядываясь по сторонам. — Минни! Минни! — зовет он. — Ну где же ты? — но ответа нет. Он обходит всю их улицу, даже заворачивает в несколько переулков поменьше, куда еще позволяют ходить родители, но собачки ни следа. Горячие слезы, которые уже совсем невозможно контролировать, текут по его щекам, он утирает их кулаками и шмыгает носом, когда плетется домой. Он совершенно не представляет, где Минни может быть и что же ему делать. Нужно обратиться в полицию. Он слышал от взрослых, что именно так и делают, когда теряются люди. Наверное, с собачками работают те же правила — храбрые дяди-полицейские в два счета нашли бы ее. Только вот Чанбин понятия не имеет, где же искать этих самых полицейских, поэтому только реветь продолжает и возвращается домой в надежде, что произойдет чудо и она вернется сама. И чудо происходит — почти. Возле его дома стоит Феликс, а на руках у него Минни, и Чанбин, завидев их даже сквозь пелену слез, бросается к ним, сам берет собачку на руки, к себе крепко прижимает и целует между ушек, и слезы, что все еще текут по его лицу, уже от облегчения и радости. — Минни забежала в наш двор, — поясняет Феликс, поглаживая спинку собачки, пока та повизгивает и извивается в руках Чанбина — наверняка испугалась не меньше хозяина. — Папа смог поймать Минни, приманил кусочком мяса. И потом я ждал тебя тут. — Спасибо, Феликс! — Чанбин на этот раз улыбается ему абсолютно искренне и заключает в объятья одной рукой, другой все еще держа Минни, и она оказывается зажатой между ними, такая теплая и лохматая, а Феликс звонко смеется, радуясь тому, что смог помочь. Вот так и начинается их история. Живя по соседству, они много времени проводят вместе. Играют с водяными пистолетами на заднем дворе, строят убежища из одеял в просторной комнате Чанбина, рубятся в компьютерные игры. Их родители, видя, как дети хорошо ладят, также начинают общаться между собой, ходить в гости, делиться бытовыми советами, обсуждать более глобальные вещи, которые дети хоть и слушают, но пока еще ничего понять не могут. Со временем между их целыми семьями завязывается крепкая дружба. Однажды осенью, когда мальчики играют в футбол, Феликс спотыкается о развязанный шнурок, который не заметил, падает и разбивает коленку. Он мужественно пытается сдержать слезы, когда Чанбин ведет его к себе домой и просит маму обработать рану. Пока мама мажет пораненное место ваткой с хлоргексидином, Чанбин изо всех сил дует на ссадину, замечая, что по щечке Феликса скатывается слеза. Забрав у мамы пластырь с забавными кактусами, Чанбин сам наклеивает его на коленку друга, старается изо всех сил, чтобы было ровно и не больно. — Спасибо, — благодарит его Феликс, шмыгая носом, и Чанбин треплет его по волосам. Когда начинается учебный год, Феликс идет в ту же школу, что и Чанбин. По утрам они вместе с кем-то из родителей отправляются на уроки, держась за руки, во время перемен сбегают из своих классов, лишь бы лишний раз увидеться, спрятаться ото всех в тайный уголок на третьем этаже, который Чанбин обнаружил случайно еще в прошлом году, и жевать там конфеты, что стащил из дома Феликс. — Мне нравятся ребята в моем классе, — говорит Феликс, причмокивая засунутым в рот чупа-чупсом. — У Эрика на телефоне классные игры, а Сынмин подсказывает на уроках, — он улыбается и добавляет: — Но ты все равно мой самый лучший друг. И маленькое детское сердечко Чанбина тает, ведь никто и никогда еще так не называл его. Он запихивает в рот последнюю шоколадную конфету, когда до урока остается всего минута, затем они бегом спускаются по лестнице и несутся по коридору, и прежде, чем Феликс успевает заскочить в свой кабинет, Чанбин кричит ему: — Ты тоже мой самый лучший друг!☀☀☀
Чанбину девять, а Феликсу восемь, и они продолжают вместе познавать мир. — Сегодня нам рассказывали о космосе, — говорит Чанбин, когда они сидят после уроков у него на кухне и пьют чай с печеньем, что приготовила мама Ли. — Что такое космос? — с интересом спрашивает Феликс. Ему очень уж нравится слушать рассказы друга о том, что он узнал во время уроков, пусть через год он и будет учить то же самое. Из уст Чанбина это всегда звучит по-особенному поразительно и увлекательно, может быть, все дело в эмоциях, с которыми он все рассказывает, ведь его голос становится выше в самые важные моменты, а за активными жестами руками невозможно наблюдать без улыбки. — Небо — это космос. Там есть много разных планет, и на одной из них находимся мы. Она называется «Земля». А те звезды, которые мы видим ночью, они не маленькие белые точки, а огромные горячие шары, и красные, и желтые, и голубые, и крутятся очень быстро, представляешь? — Ого! — глаза Феликса становятся большими, точно блюдца, ведь слова Чанбина кажутся невероятными, но он верит каждому из них. — А на тех, других планетах тоже есть люди? — Нет, — вздыхает мальчик. — Наверное, нет. Никто этого не знает. — Давай отправимся туда и узнаем! — Глупый, — Чанбин щелкает Феликса по носу и смеется. — В космос могут летать только специальные люди на специальных машинах, ракеты называются. — Но я хочу увидеть другие планеты, — Феликс поджимает губы, точно готов расплакаться от несправедливости, и это последнее, чего Чанбину хочется. — Эй, — он приобнимает друга за плечи. — Не расстраивайся. Я когда-нибудь покажу тебе планеты и даже звезды, хочешь? — Хочу, — Феликс смотрит на него глазами, все еще полными слез, так доверчиво. — Обещаешь? — Обещаю, — Чанбин протягивает ему мизинец, и Феликс обхватывает его своим маленьким пальчиком, улыбаясь. — Ты же мой лучший друг, помнишь?☀☀☀
Чанбину десять, а Феликсу девять, когда они впервые ссорятся. — Это ты сказал моим родителям, что я прогуливал уроки? — Чанбин хмурится, скрестив руки на груди. В среду они с Марком сбежали с двух последних уроков и отправились на баскетбольную площадку, о чем Чанбин, конечно же, рассказал своему лучшему другу, с увлечением говоря о том, как они целых два часа гоняли мяч и как много раз он смог отправить его в корзину. Все было хорошо целых несколько дней, а сегодня утром его мама сказала, что он будет под домашним арестом всю следующую неделю. И Чанбин уверен, что Феликс просто завидовал тому, что он сам хорошо провел время, в то время как мальчик кис на уроках, вот и настучал его родителям. Кто же еще это может быть? — Я ничего не говорил, — Феликс выглядит растерянным, стоя на пороге дома семьи Со и теребя шнурки своей желтой толстовки. Придерживаясь воскресной традиции, он пришел, чтобы посмотреть с Чанбином новые серии аниме, на которое они не так давно залипли вместе. И уж совсем он не ожидал того, что Чанбин будет внезапно обвинять его в том, о совершении чего у него даже и мыслей не было. — Я тебе не верю. — Но я бы не сделал такого, Чанбин! — Стукач, — Чанбин поджимает губы и закрывает дверь прямо перед носом Феликса. На душе грустно от того, что лучший друг оказался предателем, и даже любимые сырные шарики не радуют. Чанбин в одиночестве катает по полу суперкрутую машинку-трансформер, думая о том, что уже скучает по Феликсу. Но нет, это он рассказал обо всем чанбиновым родителям, так что Чанбин и без него обойдется прекрасно. У него же есть Марк, в конце концов. А в понедельник, когда Чанбин приходит в школу, Марк кидается к нему и слезно просит прощения, ведь это он случайно проболтался своим родителям о том, что они играли в баскетбол, а те позвонили родителям Со. И тут-то Чанбин понимает, что это он сам обидел своего лучшего друга, и хочется самому себе тумаков надавать, но он сдерживается и только ждет следующую перемену, от нетерпения каждые несколько минут на стуле подпрыгивая. Услышав наконец долгожданный звонок с урока, Чанбин подрывается со своего места и со всех ног несется в другую часть холла, к кабинету, где проходят уроки у Феликса. Он обнаруживает его в компании Эрика, и даже как-то грустно становится видеть своего лучшего друга с кем-то другим. — Ликс, — зовет его Чанбин, выглядывая из-за двери, но в сам кабинет не заходя. Феликс удивленно поднимает голову, заслышав знакомый голос, отдает Эрику телефон, обещая скоро вернуться и закончить игру, и неуверенно направляется к выходу. Чанбин краснеет и не знает, с чего начать. Ему ужасно стыдно. А Феликс растеряно стоит перед ним, сжимая в кулаках концы рукавов белой рубашки, и ждет, что же еще ему скажут. — Прости, что подумал, что это ты рассказал моим родителям, — тихо говорит Чанбин, опуская голову. — Все в порядке, Бини, — Феликс наконец-то успокаивается, и на его лице снова появляется улыбка. Он подходит к мальчику напротив и обнимает его. — Я тебя прощаю, ты же мой лучший друг. — Отныне я всегда буду верить тебе, — обещает Чанбин, растрепывая волосы своего друга и счастливо улыбаясь.☀☀☀
Чанбину одиннадцать, а Феликсу десять, и кое-что еще детскому сердцу слишком сложно принять. — Ее больше нет, Ликс. На Чанбине мятые вещи, а лицо красное и распухшее от слез, и это первое, что он говорит Феликсу после того, как написал ему сообщение с просьбой прийти. Феликс кидается к нему, даже не закрыв входную дверь, хватает за руки и заглядывает в глаза. — Что случилось? — Минни… умерла, — его голос дрожит. Минни была хорошей собачкой. Ласковой, игривой, активной. Феликсу нравилось гладить ее, кидать ей мячик и ждать, пока она принесет его. Ему нравилось, как она облизывала его руки и лицо, как начинала прыгать и заливисто лаять, стоило ему переступить порог дома Со — будто бы считала его одним из своих хозяев. У нее были умные карие глаза, мягкая шерстка и забавный хвостик, которым она быстро-быстро виляла, когда радовалась чему-то. Во время прогулки на нее напала огромная и злая бродячая собака, и Чанбин не мог сделать ничего, лишь кричал и звал на помощь. Когда подоспели взрослые с перцовым баллончиком и веревкой, было слишком поздно. Чанбин плачет, не переставая, и сжимает в руке фото Минни, что обычно висит над его письменным столом. Феликс обнимает его, но и сам сдержать слез не может, и так они и сидят вдвоем на полу в холле, а совсем рядом в углу лежат собачьи игрушки, и от этого только сильнее рыдать хочется. В этот вечер Феликс впервые остается с ночевкой у друга, и чанбинова пижама оказывается ему слишком велика, но он не хочет зайти домой за своей, ведь тогда ему придется оставить Чанбина одного. Он гладит плачущего мальчика по голове и сам постепенно засыпает, с тоской думая о том, что больше никогда не сможет увидеть Минни. Спустя почти пять месяцев, возвращаясь домой с дополнительных занятий по корейскому, Феликс слышит тихий визг, доносящийся из-за многоэтажки в самом начале их улицы. Под одним из балконов он находит маленького щенка, дрожащего от холода. Его глаза, будто собравшие в себе печаль всего мира, наполнены слезами, а одна из передних лап кровоточит. — Эй, малыш, — тихо зовет его Феликс и осторожно, очень медленно подходит ближе на корточках. Щенок отворачивается, пряча от него мордочку, и пятится, пока не натыкается на стену, где и остается стоять и лишь дрожать. — Я тебя не обижу, — говорит мальчик, будто тот его может понять. Феликс медленно протягивает к нему руку и подзывает. Щенок неуверенно поворачивается к нему, нюхает пальцы и даже дает слегка прикоснуться к себе, хотя все еще тихо скулит. Феликс сидит рядом с ним, кажется, минут двадцать, пока щенок постепенно привыкает к нему и позволяет легонько гладить себя по спине. Феликс аккуратно берет его на руки — щенок такой маленький и худой, кажется, сломается от любого неверного движения, — и прижимает к себе, прикрывая курткой. Дома Феликс вместе с родителями отмывает щенка от грязи и обрабатывает его лапу. Его шерсть сбилась в колтуны во многих местах, в ней запутались листья и колючки. Семья очень осторожно и тщательно приводит его в порядок, стараясь не напугать, и дает совсем немного еды и воды, ведь неизвестно, сколько времени он уже не ел и не пил. Щенок, претерпев все малоприятные процедуры, аккуратно двигается по дому на трех лапах, ведь четвертая перебинтована и болит, и обнюхивает мебель. Очень уж сложно держать это от Чанбина в секрете, а особенно отказывать, когда тот напрашивается в гости к семье Ли. Спустя четыре дня он начинает что-то подозревать и дуется, но Феликс лишь улыбается ему и просит: — Подожди немного, скоро я все расскажу. И Чанбин верит, как и обещал, ведь Феликс его лучший друг. Когда проходит еще неделя и лапка щенка практически полностью заживает, Феликс покупает для него новенькие поводок и ошейник, аккуратно цепляет их и ведет зверька к соседнему дому. Мальчик просит щенка сесть немного справа от входной двери, так, чтобы Чанбин не сразу заметил его, и надеется, что он сможет спокойно сидеть там. Для большей верности он приносит ему лакомство — и теперь хотя бы на минуту или две щенок точно занят. Чанбин открывает ему всего через минуту после звонка в дверь, на нем еще пижама, а волосы больше похожи на гнездо, ведь сейчас все еще достаточно ранее утро, и он уже готов пожурить своего друга, но тот счастливо улыбается и говорит: — Я хочу тебя кое с кем познакомить. До какого-то определенного момента Чанбин не понимает, что происходит, а потом слышит тихое сопение рядом с дверью и прямо так, в пижаме и домашних тапочках, выскакивает на улицу, склоняется над щенком и только и издает восторженные «о боже», пока Феликс смеется над ним. — Как его зовут? — спрашивает Чанбин, умиленно улыбаясь и почесывая щенку бок. — Это ты решай, — отвечает Феликс, опускаясь рядом. — Что? — Ты еще не понял? Он твой, Бини. Чанбин улыбается самой широкой и счастливой улыбкой в мире, берет щенка на руки и обнимает его, трется своим носом об его — идиллия для них обоих. — Я назову его Ричи, — сообщает Чанбин, очень довольный тем, как быстро придумал кличку. Феликс оценивающе осматривает их обоих, поглаживая воображаемую бороду, а потом уверенно кивает. — Бини и Ричи. Мне кажется, очень хорошо звучит.☀☀☀
Чанбину двенадцать, а Феликсу одиннадцать, когда старший выполняет свое обещание. Поездка на машине папы Со очень долгая и изнуряющая. Мальчики выпивают уже вторую бутылку воды, окна открыты на всю, а голова гудит от длительного пребывания в транспорте, когда мужчина наконец останавливается на парковке и объявляет, что можно выйти. Перед ними огромное здание с белыми стенами, снизу кажется обычным, а начиная с половины высоты имеет причудливую форму половины шара, собранного из кучи треугольников, крепко скрепленных между собой. С одной стороны этого шара огромное отверстие, из которого видна габаритная техника. Феликс подобных мест никогда не видел, поэтому удивленно пялится, пытаясь понять, куда же они приехали. — Бини, что это? — не удержавшись, спрашивает он. — Это обсерватория, самая большая в нашей стране, — с улыбкой отвечает ему Чанбин. — Обсе... Обсерватория, да? Что это такое? — Увидишь, — друг загадочно улыбается и берет его за руку. — Пойдем. Прямо перед входом в здание Чанбин отпускает его руку, и Феликс уже хочет возмутиться, но лишь удивленно ахает, когда ладони закрывают его глаза. — Что ты делаешь? — Раз ты не знаешь, что такое обсерватория, это будет сюрприз, — пусть даже Феликс Чанбина не видит, но он слышит в его голосе довольную улыбку. Идти, не видя пути, странно, но рядом лучший друг, поэтому Феликс ступает уверенно, даже практически не натыкаясь ни на что. Они поднимаются куда-то на лифте и проходят, кажется, два коридора, и потом папа Со говорит, что им нужно зайти куда-то «туда». Феликс не знает, где это «туда», но Чанбин все еще ведет его, останавливаясь, когда сзади закрывается дверь. А затем он наконец убирает свои ладони от лица мальчика. Перед Феликсом внушительный телескоп — он уверен точно, ведь видел такие в книгах. И, честно говоря, внушительный — это еще слишком мягко сказано. Мальчик обводит пораженным взглядом возвышающуюся над ним громадную конструкцию, даже не пытаясь оценить, сколько же в ней метров. Только сейчас все встает на свои места: почему они уехали в такую даль именно вечером, почему Чанбин так загадочно улыбался всю дорогу и почему держал все в секрете. — Бини, это… — Шшш, — Чанбин прикладывает указательный палец к своим губам и улыбается. — Посмотри туда. И Феликс, честно говоря, готов расплакаться, потому что впервые за целых одиннадцать лет своей жизни видит нечто настолько красивое. Нет, конечно, он и раньше видел планеты и звезды, Чанбин показывал ему в своем учебнике и рассказывал то, что сам слышал на уроках, но наблюдать их своими глазами через линзы гигантского телескопа — это совсем другое. Чанбин стоит рядом и снова повторяет все то, что говорил раньше о небесных телах, за которыми они наблюдают, а Феликс слушает внимательно, пусть даже и так помнит все это. А потом они еще долго ходят по музею на первом этаже с не закрывающимися от удивления ртами — даже папа Со, — и внимательно читают подписи к фотографиям и экспонатам, стараясь не пропустить ничего. Уже практически ночью по дороге домой Феликс изо всех сил пытается не заснуть, сидя в машине, и думает о том, насколько счастлив был провести такой запоминающийся день со своим самым лучшим другом. — Спасибо, Бини, — тихо говорит он, тыкая друга пальцем в руку. — Всего лишь держу свое обещание, — с довольной улыбкой отвечает Чанбин. А папа Со, сидя за рулем, наблюдает за мальчиками через зеркало заднего вида и с радостью думает о том, как же повезло этим двоим дружить друг с другом.☀☀☀
Чанбину тринадцать, а Феликсу двенадцать, и все не так хорошо, как хотелось бы. У Чанбина, в общем-то, переходный возраст, первые прыщи, перепады настроения и «Чеен сказала, что ты ей нравишься, а она тебе?». И вот он, честно говоря, совсем понятия не имеет, что с бесящими прыщами делать, как не вымещать свою агрессию на всех вокруг и что же он чувствует по отношению к этой самой Чеен. Все слишком — слишком быстро, слишком много, слишком сложно, и он едва успевает за новым ритмом жизни. Родители начинают требовать большего — не маленький ребенок ведь, вроде как, подросток уже, — а вместе с ними и учителя, что постоянно только и говорят об экзаменах, которые уже ну совсем скоро и определят всю дальнейшую жизнь. Одноклассники уже пытаются взрослыми выглядеть, будто им года на четыре больше, и все мысли их как будто бы заняты только тем, кому с кем встречаться. А у Чанбина в плейлисте становится слишком уж много грустного хип-хопа, слишком много ответственности на плечах и слишком мало времени, которое можно было бы провести со все еще лучшим другом. Но Феликс всегда рядом с ним, что за кучу лет стало до невозможности привычно. И Чанбина раз за разом удивляет то, что Ли кажется старше своих лет — не как его одноклассники, что только крутым видом окружающим пустить пыль в глаза пытаются. Все дело в том, как он себя ведет, как думает и как рассуждает, точно взрослый. В это напряженное время компания лучшего друга для Чанбина является идеальным лекарством. Вечерами, когда Чанбин еще сидит над домашним заданием, которое Феликс успевает закончить раньше, ведь задают пока меньше, младший валяется на кровати в комнате Со и тискает Ричи, периодически отвлекая Чанбина от уравнений по алгебре или текстов по английскому — скучно же. А тот, честно говоря, и не против, ведь разговоры с другом нравятся ему уж точно гораздо больше, чем учеба. Может быть, это не должно быть так, ведь учителя потом лишь головами качать будут — снова он плохо подготовился к уроку, — и оценки не самые лучшие ставить, но Чанбину отчего-то все равно. Сверстники кажутся до ужаса далекими и незнакомыми, несмотря на шесть с половиной лет, проведенных вместе. И не удивительно, ведь все эти годы, кроме первого, Чанбин практически все перемены проводил с Феликсом. И не то чтобы он в классе изгой или что-то вроде того, но пропасть между ним и другими одноклассниками ощущается размером с океан. И Чанбин, правда, изо всех сил старается вписаться. После уроков с ребятами за школой тусуется, впервые соглашается на предложенную сигарету и пытается кашель сдержать, когда горячий дым разрывает горло. Чеен с уверенной улыбкой там его за руку берет — «такой крутой парень, точно не ошиблась в выборе», — а Чанбин даже ответить ничего не успевает, и потом в какой-то момент ребята смеются и говорят им целоваться, и вот уже он чувствует на своих губах ее липкие от блеска губы, а в нос бьет резкий запах ее сладких духов, что она наверняка взяла у мамы без разрешения, и Чанбин ощущает себя настолько не на своем месте, насколько это только возможно. — Ты же не должен делать то, что тебе не нравится, — говорит Феликс однажды вечером, когда они вместе прогуливаются по улице, поедая чипсы из одной пачки. И это, конечно же, абсолютная правда, но все уже слишком сложно. Чанбина хватает примерно на две недели лжи, после чего однажды на его щеке красуется яркий след от пощечины — слишком уж Чеен не по душе пришлось его «прости, на самом деле ты мне не нравишься», — а в глазах одноклассников читается немой вопрос, мол, как же он нашел себе занятие лучше, чем пребывание в нашей компании. За этим снова следуют перемены, проведенные с Феликсом, и вечера, проведенные с Феликсом, и выходные, проведенные с Феликсом, и все снова так, как и должно быть. У друзей друг от друга секретов не бывает, так? Это является правдой до какого-то определенного момента, а потом Чанбин начинает слишком много думать. Особенно перед сном, когда он лежит в кровати с еще открытыми глазами, а в наушниках звучит вокал Дина. В голове тогда крутятся только поцелуи с Чеен с приторно-сладким вкусом клубничного блеска, настолько неприятные, что даже дрожь пробирает. И Чанбин не может не задаваться вопросом, в том ли дело, что клубнику он не любит, или в том, что губы Чеен были слишком холодными, или же просто-напросто в том, что она — девчонка. И Феликс не дурак, понимает же, что в чанбиновом «просто она мне не понравилась» о чем-то умалчивается, но тактично не спрашивает — недаром проницателен не по годам. Лишь напоминает Чанбину, что тот может сказать ему все, что угодно, и не будет осужден. А Чанбину, пожалуй, только это и нужно услышать, ведь слишком сложно нести груз сбивающих с толку мыслей в одиночку. — Возможно, — начинает он, когда в очередное воскресенье они устраивают привычный марафон аниме. Они остановились после двух серий, когда Феликсу слишком захотелось пить, и сейчас младший жадно глотает воду из бутылки, пока Чанбин развалился на своей кровати и гладит по голове Ричи, сидящего под боком. — Возможно, я рассказал тебе не все насчет Чеен. — Так расскажи остальное, — просто говорит Феликс. И как будто бы это на самом деле так просто, Чанбину этого очень хотелось бы. Но раз уж собрался с мыслями, то нужно говорить, поэтому он продолжает. — Она не нравилась мне, да… — Феликс утвердительно кивает ему. — Но, вероятно, дело не в ней? — А в чем тогда, Бини? — Феликс садится на кровати рядом с ним и непонимающе смотрит. — В том, что мне не нравятся девочки вообще? — ближе к концу предложения Чанбин переходит на шепот. Сердце его стучит быстро-быстро, он задыхается и думает, что умрет прямо здесь и сейчас, если не услышит ответ от Феликса — хоть какой-нибудь. — О, — выражение лица Феликса становится более осмысленным и понимающим. — Точно. Это и правда может все объяснять. И как будто бы Чанбин не сказал прямо сейчас то, за что на дворе за школой могут избить, а родители — выгнать из дома. Феликс просто кивает как ни в чем не бывало и предлагает смотреть следующую серию, а Чанбин чувствует, как на глаза наворачиваются непрошенные слезы, и притягивает в объятья друга, который от неожиданности ойкает и смеется, но так же обхватывает руками талию парня, сжимая крепко-крепко. «И чем только я заслужил такого друга?» — думает про себя Чанбин весь вечер, даже не обращая внимания на анимешных героев, что мелькают на экране телевизора.☀☀☀
Чанбину четырнадцать, а Феликсу тринадцать, когда старший впервые ввязывается в драку. Он не объясняет, с кем или почему это произошло, просто однажды вечером с окровавленными руками и лицом появляется на пороге дома Феликса, зная, что его родители еще на работе. А друг ни о чем и не спрашивает, лишь ахает и затаскивает его в дом, сразу в комнату, чтобы обработать раны. Феликс мокрым полотенцем смывает кровь, Чанбин шипит, а в голове его до невозможности яркое воспоминание о том, как примерно полжизни назад это он дул на ссадины мальчика и пластырем заклеивал, пока тот едва сдерживал слезы. И вот сейчас Феликс обрабатывает его раны очень осторожно и заботливо, так же дует, чтобы не было больно, хотя Чанбин уже и взрослый — мог бы потерпеть, но Ли такого, конечно же, не допустит. Феликса не оставляет в покое мысль о том, что Чанбин мог нарваться на неприятности или связаться с дурной компанией, и это уж точно последнее, чего младшему хотелось бы. Он почти целый месяц себя изводит этими мыслями, когда наконец узнает, что Чанбин застал двоих хулиганов, которые у школьников помладше за гаражами отнимали деньги, и просто не мог пройти мимо, а на душе сразу становится как-то легко и даже приятно, что Бини такой храбрый — вон на что готов ради справедливости. — У меня самый лучший в мире лучший друг, — радостно объявляет Феликс, на эмоциях чмокая парня в щеку. И именно в этот момент у самого Чанбина в голове что-то становится таким простым и ясным, но от этого, увы, совсем не легче.☀☀☀
Чанбину пятнадцать, а Феликсу четырнадцать, и они слишком далеко друг от друга. — Всего три месяца, — обещает младший, сжимая друга в своих объятьях. А потом припадает к окну машины, которая катится по их улице в аэропорт, и не отрывается до тех пор, пока парень, стоящий где-то рядом с их домами и отчаянно машущий рукой, не превращается в малюсенькую точку на горизонте. И Чанбин верит, наивно, как ребенок, верит. Но три месяца превращаются в четыре, а потом и в пять, а в сообщениях Феликса становится все больше «прости» — Чанбин знает прекрасно, что это не его вина, что его отца, а вместе с ним и остальную семью, задерживают в Австралии по вопросам бизнеса, но на душе кошки скребут от одиночества. Вот так и проходит его зима — дома за кучей книг, которые он берет в местной библиотеке, или на вечерних прогулках с Ричи, который, кажется, по младшему почти-хозяину скучает не меньше настоящего хозяина, или за игрой в баскетбол с Марком и Лукасом, который перевелся к ним еще в прошлом году и оказался, по мнению Чанбина, одним из немногих приятных людей в их классе. Только вот игра в баскетбол не доставляет столько удовольствия, сколько раньше, ведь Лукас под метр девяноста, а Марк хоть и не такой, но уж точно будет повыше маленького Чанбина, который разве что на силу и точность рассчитывать может, когда мяч в кольцо закидывает. Чанбин пишет Феликсу в мессенджере, кажется, практически двадцать четыре на семь, отсылает фото того, что делает в течение дня, рассказывает, что видел во сне, и вообще говорит с ним обо всех вещах, о которых говорит обычно, как будто младший и не уезжал вовсе. И только по ночам на парня опускается понимание того, насколько лучший друг далеко и как нескоро снова будет рядом, и он, конечно, никогда Феликсу не признается, но раз за разом обнаруживает, засыпая, что подушка под щекой неприятно мокрая, а нос отвратительно хлюпает. Чанбин списывает это на недостаток живого общения — ведь, разумеется, все дело в том, что рядом просто нет хоть кого-нибудь, а не определенного до боли знакомого мальчика, который сейчас за почти восемь с половиной тысяч километров от него. Это кажется вполне резонной отговоркой, правда. lovelylix 10:26 можно позвонить тебе? Вот что однажды утром видит Чанбин в своем телефоне и едва сдерживается, чтобы не начать прыгать на кровати — а обычно до проявления положительных эмоций до невозможности жаден ведь. К этому моменту прошло почти два месяца с отъезда Феликса, и он хоть и отвечает на сообщения Чанбина, когда появляется свободное время, но в целом постоянно занят помощью отцу на работе или своей старенькой бабушке, которая за несколько лет слишком уж сильно соскучилась по внуку. По вечерам младший засыпает так быстро, что Чанбин даже не всегда успевает доброй ночи ему пожелать — сообщения так и остаются непрочитанными, лишь на следующий день получают ответ в виде пожелания доброго утра, что кажется слишком забавным, но уже привычным. И вот сейчас Феликс внезапно сам предлагает поговорить, так что Чанбин задается вопросом, не забыл ли о каком-то супер-важном празднике, пока быстро тыкает пальцами на буквы на экране, даже не смотря. changbin15 10:28 да, конечно! Проходит всего несколько секунд, прежде чем на экране телефона Чанбина высвечивается входящий вызов. Он прижимает аппарат к уху и заваливается на кровать. — Привет, Бини. Черт возьми. Чанбин практически задыхается, потому что голос Феликса раза в три ниже, чем во время их последней встречи. Парень чувствует, как внутри что-то тянет и ноет от того, каким знакомым и в то же время неожиданно непривычным он звучит. — Хей? — снова говорит Феликс, когда не слышит ответа слишком долго. — Ты тут? — Кхм, да, привет, — наконец говорит Чанбин, очень и очень медленно пытаясь прийти в себя. — Ликс, твой голос… — Я знаю, — и Чанбин может поклясться, что слышит в его голосе довольную улыбку. — Сегодня я совершенно ничем не занят, поэтому сразу же решил позвонить тебе. Как ты? — Вполне хорошо. Родители на работе, у меня есть большая пачка чипсов, приставка и Ричи, что может быть лучше, правда? — Чанбин хмыкает. — Но я так скучаю по тебе. — Я тоже очень сильно скучаю по тебе, Бини. Я бы хотел приехать скорее, но… — Эй, я понимаю, — перебивает его Чанбин, потому что Феликс звучит слишком уж грустным, а от этого у старшего сердце кровью обливается. — Мы все еще можем иногда разговаривать, так? — Иногда, — соглашается Феликс и добавляет: — Я постараюсь звонить чаще. И Чанбин, как всегда, совершенно не сомневается в его словах — может быть, это и не получится, но младший точно попытается. Они говорят еще практически два часа, обсуждая все то, что произошло за последнее время. Феликс рассказывает о том, что в Австралии жаркое лето, и Чанбин который раз поражается временам года наоборот и даже завидует, ведь сам-то сейчас лежит, укрытый теплым одеялом, пока за окном идет снег, но зависть его сразу же превращается в сочувствие к другу, когда тот добавляет, что в офисе отца вовсю работают кондиционеры, лишь бы не было до одури душно, а из окна бабушкиной квартиры в отдалении виден пляж, который у Феликса все никак не выпадает возможности посетить. А Чанбин рассказывает о том, какую книгу прочитал последней, что готовила его мама на обед и как он не может выиграть у Лукаса в баскетбол, сколько бы ни пытался, и слышит на другом конце тихий смех — и этот звук хочется слышать настолько долго, насколько это возможно, поэтому он вспоминает еще истории с их шуточных поединков, а Феликс действительно не может перестать смеяться. Чанбин разрывается между тем, чтобы смеяться вместе с ним или плакать от желания слышать его не через глупый аппарат, и в итоге выбирает первое, оставляя второй вариант на время перед сном, и, может быть, это показалось бы кому-то ужасно жалким, но кто может осуждать его? После их разговора Чанбин задается вопросом, какие еще сюрпризы могут ждать его по приезде Феликса. И, как оказывается, не зря. Первое, что замечает Чанбин, когда встречает друга в аэропорту: Феликс теперь выше него на несколько сантиметров. Второе: на его лице чертовы веснушки, прекрасные до невозможности, и раз уж солнце уже поцеловало щеки мальчика, Чанбину хочется сделать то же. И он поддается этому желанию, где-то на задворках сознания думая, что в данной ситуации это позволительно. Третья вещь, которую он в этот день осознает: те чувства, которые у него есть к Феликсу, не испытывают к просто-лучшим-друзьям.☀☀☀
Чанбину шестнадцать, а Феликсу пятнадцать, когда появляется Хван Хенджин. Он переводится в класс Феликса в середине семестра, такой красивый, точно со страниц манги вышел, и не то чтобы самого Чанбина этот Хенджин особо интересует, пока друг не начинает говорить о нем слишком много. О том, что голос Хвана звучит точно сладчайший мед, когда он читает поэмы на уроках литературы, о том, что в танце он двигается настолько плавно и в то же время точно, что глаз не оторвать, о том, что он сам почему-то выразил желание общаться с Феликсом. — Знаешь, — говорит младший однажды, пока они сидят в библиотеке. Приходится говорить тихо, чтобы не мешать другим ученикам, поэтому Чанбин наклоняется ближе, а Феликс выглядит до жути смущенным, когда произносит: — Думаю, мне нравится Хенджин. Не как друг, возможно? За все время дружбы Чанбин впервые слышит от младшего подобные слова, и внутри что-то неприятно ноет, а глаза жжет. Но он выдавливает улыбку, которая, как он надеется, выглядит достаточно естественной. — Это здорово, Ликс! По твоим рассказам он очень хороший человек, — и тут Чанбин не кривит душой, он действительно считал бы так, если бы хвалебные речи в сторону Хван Хенджина лились потоком из чьего угодно рта, но нет, только не его лучшего друга. — Тебе стоит сказать ему об этом. — Ты правда думаешь так? Феликс смотрит на него глазами, ищущими поддержку, и Чанбин сглатывает образовавшийся в горле ком и похлопывает друга по колену. — Конечно. И Феликс так и делает. У Чанбина совсем нет причин на то, чтобы не любить Хенджина, честно говоря. Хван вежливо здоровается с ним, когда Феликс их знакомит, по-доброму улыбается и предлагает как-нибудь угостить старшего обедом, и, кажется, вообще делает все, что может, лишь бы понравиться, ведь мнение о нем лучшего друга его парня — это слишком важно. Чанбин выдавливает из себя улыбку и просит Хенджина позаботиться о младшем, и они вместе смеются над этими словами, пока Феликс краснеет. А потом Хван заключает его в объятья и чмокает в макушку, и Чанбин чувствует, как уголки его губ непроизвольно опускаются вниз, и ведь раньше на месте Хенджина всегда был он, нет, черт возьми, это кажется таким неправильным. Его сердце изъедает ревность, когда Феликс начинает проводить все больше времени с Хенджином, когда он видит, как те держатся за руки в школе, совсем не боясь издевательств, когда сидят с Чанбином за одним столиком во время обеда и даже делятся с ним своей едой. Феликс выглядит настолько счастливым рядом с Хенджином, что Чанбин ненавидит себя только больше. Ненавидит за то, что не может просто быть счастлив за своего лучшего друга, за то, что эти непрошенные чувства стали слишком сильными, так что обратного пути уже точно нет, за то, что был таким трусом и никогда не говорил правду о своих эмоциях. Теперь уже слишком поздно: Феликс смеется над дурацким танцем Хенджина и полными любви глазами смотрит, а Чанбин отводит взгляд и мечтает, чтобы поскорее настала ночь, когда можно будет закрыться в своей комнате, включить в наушниках глупые песни о любви и видеть в своих мыслях сюжеты, которые никогда не будут иметь места в жизни. Чанбин считает, что такой расклад, возможно, не так уж плох. Пока Феликс рядом и счастлив, он будет молча довольствовать мыслями обо всех «если бы», и этого будет достаточно. Пока их дружба цела, все в порядке. Только вот сам Феликс делает все лишь сложнее. — Бини, ты можешь мне помочь? Парень комкает в кулаках край одеяла, что накрывает его вечно мерзнущие ноги, и закусывает губу. Он заметно нервничает, и Чанбин не может понять почему. — В чем дело, Ликс? — Я боюсь. — Чего ты боишься? — Чанбин хмурится, садится на кровати ближе к другу и обнимает его за плечи одной рукой, не сводя внимательный взгляд с его лица. — Я не умею целоваться. Он прекрасно знает, что последует за этими словами, знает, что не сможет отказать, поэтому лишь паникует и надеется вмиг перестать существовать. Но судьба — жестокая штука, и Феликс, отводя глаза, заканчивает свою мысль. — Ты же мой лучший друг, не мог бы ты… научить меня? Я не хочу сделать все плохо с Хенджином. — Ликс, я не думаю, что это хорошая идея... — едва слышно произносит Чанбин, но Феликс вцепляется пальцами в его колено так, что еще немного — и было бы больно, губы поджимает и, кажется, вот-вот расплачется. — Пожалуйста. Чанбин такой человек, который особой силой воли никогда не отличался. И сейчас он признает свое абсолютное поражение, пока дрожащими пальцами приподнимает голову Феликса за подбородок, наклоняется ближе к его лицу, прикрывая глаза, и касается своими губами его. Этот поцелуй не похож на тот, что был у него с Чеен. Губы Феликса не покрыты липким приторным блеском, они мягкие и теплые, легко и осторожно следуют за движениями губ Чанбина. Старший едва сдерживает себя от того, чтобы провести по его губам языком или запутаться пальцами в его волосах, и лишь продолжает нежно целовать парня, чувствуя, как сердце его проваливается в темную бездну, из которой уже не будет выхода. Чанбин отрывается от губ Феликса спустя целых две минуты и стыдливо опускает глаза — слишком увлекся, какие уж тут оправдания, — а у младшего щеки горят ярким румянцем. — Это было... познавательно, — произносит Феликс, застенчиво улыбаясь. — Спасибо, думаю, теперь я буду чувствовать себя увереннее. Чертов Ли Феликс. Чертова обезоруживающая влюбленность. Чертовы мягкие губы, которые отныне точно не получится выкинуть из головы. — Пожалуйста. На это ведь и нужны лучшие друзья, да? — отвечает Чанбин, уже и сам не зная, где в этой дружбе искать границы дозволенного.☀☀☀
Чанбину семнадцать, а Феликсу шестнадцать, и засыпать по ночам становится слишком сложно. На уроках сейчас до ужаса тяжело — следующий год ведь уже последний в школе, а там и экзамены, и выборы университета. Учителя грузят по полной, и Чанбин до позднего вечера сидит в библиотеке над кучами книг и тетрадей, а в голове каша из всех предметов, дат, терминов, а также своих проблем, которые также мысли не покидают примерно никогда. Дома его почти каждый день встречают ссоры родителей, так что он с какого-то момента даже перестает ужинать на кухне, слишком уж невыносимо слышать ругань, доносящуюся из-за стены. Он не хочет думать о том, что мать и отец могут в конце концов разойтись, поэтому закрывается в своей комнате и перекрывает колким словам путь наушниками, в которых звучит рэп Зико. Когда-нибудь Чанбин мечтает так же выражать то, что на душе, через музыку, быструю читку и искусные рифмы, а пока на его столе десятки мятых листов с обрывками текстов, которые, по его собственному мнению, никуда не годятся. А сердце его предательски ноет, потому что он знает, что Феликс сейчас с Хенджином на очередном свидании, позволяет таять в своих объятьях, целует теми же губами, тепло которых Чанбин все еще помнит, и наверняка говорит то, что за столько лет ему, своему лучшему другу, не говорил ни разу. И зачем уже теперь врать самому себе? Чанбин влюблен в своего лучшего друга — и это звучит настолько странно, насколько только возможно, и заставляет от безысходности слезы на глаза наворачиваться, ведь Феликс никогда, никогда не будет чувствовать к нему того же. Сон кажется чем-то недостижимым. Чанбин ворочается в кровати, одеяло то откидывает, то снова укрывается им, подушку другой стороной поворачивает, чтобы было прохладнее, и изо всех сил пытается уснуть, но его тело к кровати тяжелейший груз придавливает, сердце стучит так быстро, будто он его прямо сейчас выблюет, а часы на тумбочке уже показывают три ночи. Он проваливается в беспокойный сон только ближе к утру, когда до назойливого будильника остается совсем немного, и даже тогда открывает глаза каждые десять минут, чтобы убедиться, что еще не проспал. Так продолжается целый месяц: жесткие тесты и проверочные, зубрежка до позднего вечера, ранящие перепалки родителей, разбитое сердце и мучающая бессонница. К концу мая Чанбин понимает, что едва может сосредоточиться на речи учителя, что забывает поесть слишком часто, что с ужасом ждет наступления ночи, когда снова будет не в состоянии заснуть. Феликс выглядит обеспокоенным, когда Чанбин встречает его во время большого перерыва — к настоящему моменту это единственное время, когда они могут побыть вместе и поговорить, потому что у обоих слишком большая загруженность, а у младшего еще и Хенджин. Тот, кстати, выглядит не менее взволнованным, чем Феликс, пока они вдвоем пытаются выяснить у Чанбина, сколько он спал за последнюю неделю и что же настолько сильно тревожит его. Но Чанбин лишь выдавливает усталую улыбку и отнекивается, надеясь, что его слова звучат достаточно убедительно. По взглядам Феликса и Хенджина понятно, что они ему не верят от слова совсем, но Чанбина это едва ли заботит. Сегодняшний вечер кажется совершенно обычным, наполненным изводящими мыслями, резкими словами родителей и тихими медленными битами, когда музыка вдруг прерывается входящим звонком. Чанбин с удивлением видит на экране имя Феликса и отвечает сразу, пытаясь вспомнить, не должен ли тот быть сейчас на свидании с Хенджином. — Алло? — Бини, я возле твоего дома. Пожалуйста, открой дверь. Чанбин хмурится, но тихо спускается из своей комнаты, чтобы не привлечь внимание родителей, и впускает Феликса в дом. Младший уже хочет что-то сказать, но Чанбин прикладывает палец к губам и жестом указывает ему подниматься за ним наверх. — Что ты здесь делаешь? — говорит Чанбин первым, когда за ними закрывается дверь. — Ну... Ты выглядел не лучшим образом в последнее время. Я слишком переживал за тебя, Бини. Мне кажется... мы не проводим достаточно времени вместе сейчас, и это моя вина... — Феликс грустно улыбается и садится на кровать. — Ликс, тебе не за что винить себя, правда, — Чанбин качает головой. Он опускается рядом с парнем, вздыхает и устало прикрывает глаза, когда чувствует пальцы, перебирающие волосы — это слишком приятно и успокаивает. — Я просто... — Тебе же трудно заснуть в последнее время? Что мучает тебя? — В голове так много мыслей, знаешь. От них нет никакого покоя, мне кажется, я скоро с ума сойду. Засыпая, я чувствую себя так, будто стою на рельсах, а передо мной стремительно приближающийся поезд, и пути к отступлению нет. — Боже, Бини... — Феликс поджимает губы и не говорит еще несколько минут, кажется, глубоко задумавшись. А потом он тянет Чанбина на себя, заставляя лечь на кровати, и укрывает одеялом. Сам он осторожно опускается рядом, двигается ближе, так, что Чанбин лбом упирается в его грудь, и снова гладит по голове, зарывается пальцами в волосы, осторожно массирует виски. — Давай попробуем поспать? — Но Хенджин? — бубнит Чанбин, ведь он уверен, что слышал, как на телефон младшего пришло сообщение. — Шшш, — Феликс только сильнее прижимает парня к себе и оставляет поцелуй на его макушке. И Чанбин сдается. Он чувствует, что дрожит, а по его щекам текут горячие слезы, и он вытаскивает руки из-под одеяла, чтобы вцепиться в толстовку Феликса в противовес словам, боясь, что он все же уйдет. Но Феликс остается рядом, возвращая Чанбину то чувство спокойствия, что, кажется, было так давно утрачено, и позволяя впервые за долгое время мирно заснуть.☀☀☀
Чанбину восемнадцать, а Феликсу семнадцать, когда все встает на свои места. По телу Чанбина разливается приятное теплое чувство от выпитых бокалов вина, недостаточное для того, чтобы опьянеть, но позволяющее хорошо проводить время. Они с Марком и Лукасом сидят чуть поодаль от остальных одноклассников, которые выпили слишком много, танцуют и громко смеются. Чанбин с ухмылкой думает о том, как спустя двенадцать лет учебы с этими людьми он все еще не вписывается в их коллектив, но это не заботит его, ведь рядом с ним сейчас два его друга, чьей компании ему более чем достаточно. — Вы можете поверить в то, что мы выпускаемся? — спрашивает Лукас, а Чанбин с Марком синхронно качают головами. — Это ведь наш последний день здесь. Вы ни о чем не жалеете? — Думаю, нет, — отвечает Марк, отпивая еще немного вина. — В чем смысл сожалений? Я сделал все так, как считал нужным. Кто знает, как повернулась бы моя жизнь, если бы что-то пошло иначе. — Понятно, — Лукас кивает ему. — А ты, Чанбин? — Я… — он останавливается и задумывается. В сожалениях нет смысла, так? Почему-то думать таким образом слишком сложно. В его мыслях тут же появляется образ одного-единственного человека. Что, если нечто не дает ему покоя уже столько лет? Что, если всего одна простая фраза, которую он доныне так и не решался произнести, может либо разрушить все полностью, либо сделать его самым счастливым человеком в мире? Он думает о событиях определенного вечера, которые, честно говоря, дают ему малюсенькую надежду. — Эй, чувак, — Лукас машет рукой перед лицом Чанбина, вырывая его из потока мыслей. — Заснул, что ли? — Нет, я просто… — он шумно выдыхает. — Есть кое-что, о чем я жалею, и, кажется, я могу исправить это. Увидимся позже, ладно? Марк и Лукас выглядят растерянными, но кивают и прощаются с другом. Чанбин выходит, даже не сказав ничего остальным одноклассникам, и быстрым шагом направляется к своему дому, пока рассветное солнце едва-едва появляется из-за низеньких домов. Он думает, что наконец-то готов сделать этот шаг. Феликс отвечает только на третий звонок, даже ничего не говоря, лишь дышит и сонно мычит в трубку. — Хей, — произносит Чанбин, тихо смеясь. — Прости, что разбудил так рано, но это, вроде как, важно. Выйдешь на улицу? Я под твоим окном. — Я бы послал тебя, — хрипло отвечает Феликс. — Если бы ты не был моим лучшим другом, Бини. — На это я и рассчитывал, — соглашается Чанбин. — Выходи. Феликс снова мычит в трубку и отключается. Чанбин машет рукой, когда видит его голову с растрепанными волосами, выглядывающую из окна. Он появляется там всего на несколько секунд, чтобы проверить, действительно ли старший его ждет, а еще через пять минут открывается входная дверь дома. На Феликсе старая толстовка и спортивные штаны, он потягивается и немного дрожит от утреннего холода, но улыбается и часто моргает заспанными глазами, когда видит перед собой Чанбина, а потом подходит к нему, утыкается носом в плечо, зевает и произносит: — Надеюсь, ты разбудил меня из-за чего-то действительно важного. Только давай все же зайдем в дом, мне холодно. — Но твои родители… — Спят. Я не думаю, что мы их потревожим. Чанбин колеблется, но в конце концов кивает. Феликс берет его под руку и ведет в свою комнату. В темноте коридора они почти сваливают вазу, что стоит на столике, но в последний момент Чанбин ловит ее и облегченно выдыхает, пока младший тихо хихикает над ним. Чанбин садится на кровать Феликса, немного отодвинув смятое одеяло, а тот, приставив к кровати стул, садится прямо напротив парня, так что их колени касаются. — Так что там у тебя за супер-важная вещь? — спрашивает Феликс, не сводя глаз с лица Чанбина. Старший жутко смущается и отводит взгляд, чувствует, как к лицу приливает кровь, и надеется, что в полумраке комнаты его румянец не будет заметен. В любом случае, он также может списать его на алкоголь. И вроде бы он уже все обдумал и решил, открывает рот, чтобы сказать то, что хотел, но не произносит ни слова. Сам себя корит за свою трусость, когда срывается и задает вопрос: — Почему вы с Хенджином расстались? — Ох, Бини, — Феликс закусывает губу и как будто бы понимающе кивает. — Я глупый, конечно, но ты, кажется, еще глупее. — Что? — Чанбин хмурится, не понимая, о чем говорит младший. — Я не знаю, откуда начать, честно, — признается Феликс. — Но если уж ты спросил о Хенджине… Он нравился мне, но, может быть, недостаточно сильно. — Что ты имеешь в виду? — Забавно, когда твой вроде как парень спрашивает, нет ли у тебя чувств к твоему лучшему другу, потому что ты даже на свиданиях не можешь не говорить про него, да? — он опускает голову и смущенно хмыкает, а Чанбин пытается понять, не ослышался ли. Феликс… чувства… что? — Ликс, ты… — Шшш, дай я закончу, — младший ладонью закрывает рот Чанбина, теперь уже наверняка кожей чувствуя, насколько его лицо горячее. — Я просто… Хотел, чтобы все было хорошо. Чтобы мы оставались лучшими друзьями. Я не хотел портить наши отношения. Я не знаю, в какой момент начал думать о тебе не как о друге, но постоянно отрицал эти мысли. И это выходило вполне успешно до тех пор, пока Хенджин не указал мне на них. Тот человек, в отношениях с которым я хотел перестать чувствовать к тебе то, что чувствовал, вот совпадение. В тот вечер, когда я пришел к тебе, помнишь? — Чанбин кивает. — Это Хенджин сказал мне пойти, потому что я слишком сильно переживал о тебе, и он подумал, что нам обоим нужна компания друг друга. И, отвечая на твой вопрос, он сам предложил нам расстаться, потому что решил, что для меня так будет лучше. У Чанбина совсем нет причин на то, чтобы не любить Хенджина, — теперь уже абсолютно точно. — Прости за то, что так вышло, — тихо произносит Феликс. — Я старался относиться к тебе только как к другу, правда, но что-то пошло не так… Чувствую себя предателем. Чанбин грустно хмыкает от услышанного, заставляя младшего поднять на него непонимающий взгляд. — И ты еще говоришь, что я глупее тебя? Это ты из нас двоих самый глупый, Ликс. И если уж тебе и есть за что извиняться, так это за то, что соврал мне. А я ведь наивно пообещал верить тебе. — Соврал? Когда я врал тебе? — Феликс хмурится. — Когда просил научить тебя целоваться. Ты ведь не для Хенджина этого хотел, не так ли? — Ой, — и вот теперь очередь Феликса краснеть и горящие щеки прикрывать ладонями. Он виновато смотрит на Чанбина, и тот едва ли сдерживает улыбку. — Прости. Я не должен был так делать. — Ничего. Ты же мой лучший друг, помнишь? — Чанбин в конце концов расплывается в улыбке. Феликс хмыкает и потирает шею, и старший понимает, что нет больше смысла мучить и себя, и парня напротив: все карты тот уже раскрыл, чего уж теперь бояться и прятаться. Поэтому он берет Феликса за руку и добавляет: — А с сегодняшнего дня, видимо, еще и мой парень. — Что… — Феликс выглядит так, будто вот-вот расплачется, и это последнее, чего старшему хотелось бы. — Как видишь, я тоже был с тобой не до конца честен, ведь сам давно уже думал о тебе не как о друге. Прости меня. — Ох, — Феликсу нужно время, чтобы осознать, что старший только что сказал, и он сжимает ладонь Чанбина крепче и наконец-то улыбается. — Все в порядке. И как давно? — Не знаю, — Чанбин наклоняет голову и внимательно осматривает лицо Феликса, пытаясь вспомнить, в какой же момент все началось. — Когда ты приехал из Австралии, а на твоем лице впервые появились веснушки? — Серьезно? — Феликс смеется, а вместе с ним и Чанбин. — Тебе нравлюсь я или мои веснушки? — Ты, конечно! — возмущенно восклицает старший. — И веснушки. И у него, на самом деле, есть еще столько времени, чтобы рассказать Феликсу, что же ему в нем нравится, понежиться в его объятиях, а также украсть несколько поцелуев — хотя их и красть не приходится, ведь младший сам тянется к лицу Чанбина, жадно целуя за все те годы, что на их отношениях был, по их же мнению, непреодолимый замок под названием «лучшие друзья». С поднявшимся высоко в небе солнцем приходит новый день, и Чанбин точно может сказать, что у него не осталось никаких сожалений.☀☀☀
Чанбину девятнадцать, а Феликсу восемнадцать. У них обоих ушло слишком много лет на то, чтобы понять, что «лучший друг» — это не ограничение. Наоборот, это возможность невероятно сблизиться с человеком, узнать такие мелочи, которые обычно остаются в тайне от окружающих, и быть абсолютно уверенным в том, что эти теплые отношения будут на всю жизнь. Они могут принять новый поворот и перерасти в нечто иное — не большее, но иное, — а могут и нет, все зависит лишь от людей, в этих отношениях находящихся. Спустя столько времени Чанбин все еще без колебаний может сказать, что Феликс его лучший друг. Лучший друг, который разделяет с ним маленькую квартирку и ходит в один университет. Лучший друг, что спит с ним в одной кровати, готовит для него завтрак и вообще окружает своей заботой. Лучший друг, которого Чанбин долгими вечерами крепко обнимает и нежно целует. И которого бесконечно любит. Как друга и не только.