Сказка о Тройке и Мельничной магии

– Итак! Вечернее заседание Тройки объявляю открытым! Было около девяти часов по московскому времени. Хамовнический вал встал в одной большой пробке, усугубляемой накрапывающим с неба мелким дождиком. Слева от асфальтовой дороги шла широкая полоса деревьев, рыжих сверху по причине осени и зеленых снизу, по причине работников коммунальных служб, старательно сметавших всю листву в кучи. За деревьями, прямо у проектируемого проезда с каким-то там номером, высились пятиэтажки. Дом с номером двадцать восемь внешне не отличался от остальных таких же зданий ничем. На самом деле, в узких кругах он считался легендарным местом, в его подвале располагался клуб «Форпост». В несильно освещенном помещении которого убрали прочь стулья, а на сцену взгромоздили и выставили в ряд канцелярские двухтумбовые столы из добротного дуба. За ними в мягких креслах с пружинами восседали Они. Спокойно взирающий на бывший зал Лавр Федотович Вунюков, толстощёкий пожилой человек с пенсне на крупном носу; Чуть нервно перебирающий какие-то бумаги в синей папке Рудольф Архипович Хлебовводов, втолковывающий соседу что-то важное; Методично кивающий Фарфуркис, согласный с каждым словом коллеги; Спокойно дремлющий грузный человек в кителе с погонами неопределённого рода войск; И наконец, обложившийся всеми тридцатью толстенными томами Большой Советской энциклопедии профессор Амвросий Амбруазович Выбегалло. Стоящий перед титанами бюрократии, нервничая, словно студент на экзамене, товарищ Зубо, бережно оглаживал высокую стопу папок и кип листов бумаги на тележке рядом. Взглянув на часы, он поднял глаза на председателя и тот, чинно откашлявшись, начал новое Заседание Тройки По Рационализации и Утилизации Необъяснимых Явлений, сокращенно ТПРУНЯ. – Итак! Заседание Тройки объявляю открытым! Докладывайте, товарищ… э-э… Поняв, что надо немедленно начать говорить, так как советник председателя рвался прервать заседание в связи с «затруднением», комендант Зубо взял с верха огромной стопы документов пыльную толстую папку, раскрыл и начал громко и быстро читать заглавный лист. – Дело номер сорок два. Имя дела – мельничная магия. Национальность дела – международная. Дата и место рождения – 15 октября 1999 года, Москва, улица…, дом…, квартира…. Место работы – не определено. Родственников и близких нет. Краткая сущность необъяснимости… Тут комендант замолк. Пошевелив губами, он принялся отсчитывать страницы. Одна, другая, третья… На тридцать четвертой Зубо остановился, и обращаясь не ко всем, а к председателю, виновато сообщил: – Тут такое дело… Краткая сущность необъяснимости явления приведена на тридцати двух с половиной страницах, и поэтому… – Народное время нужно беречь, – прервав коменданта, отозвался басом Лавр Федотович Вунюков, и, чуть помолчав, добавил. – Поэтому, пусть дело войдет. Комендант Зубо нервно махнул рукой. Широкие деревянные двери клуба чуть скрипнули и в помещении, будто из воздуха, появилось множество неподвижных фигур, самого разного облика. И женщина в платье с невероятно длинными волосами и сборником сказок Братьев Гримм в руке. И неизвестный воин, сжимающий в одной руке тугой лук, а в другой руке - стебли растения, с висящей биркой, на которой можно было разглядеть надпись «Calluna vulgaris» [1]. И белая призрачная лошадь, рядом с которой почему-то располагался конный патруль милиции. И еще одна лошадь, с белой гривой до копыт и позолоченной уздой, у которой стоял монгольский военачальник как с иллюстрации из учебника истории. И женщина в платье, которую обвивала в тридцать три кольца огромная змея. В руках она держала два ведра с водой. И самый настоящий шаман в маске и с бубном, держащий рядом с собой оленя о семи рогах. И эльфийская золотоволосая владычица, в руках державшая серебряную арфу. На её пальце сияло кольцо. И русская княгиня, держащая в руках томик Гумилева. И неизвестная с побелевшей косой, держащая догоревшую дотла лучину, за которой, с хитрой улыбкой, в небольшой бадье стоял неизвестный, с длинными волосами, завязанными в хвост, и гитарой на перевязи. И несколько рыцарей-крестоносцев в доспехах, за которыми, еле уместившись под не таким то уж и низким потолком, сидел самый настоящий дракон. И неведомые воины-звери в сером, за которыми будто из тумана показывался нос боевого драккара, с опирающимся на деревянную голову одноглазым великим воином. И хиппи-девочка, с тёмными волосами до плеч, в которые вплетены несколько синих перьев. В руках девочка держала некую стилизованную под средневековую инкунабулу книгу, на широком развороте которой виднелась чёрно-белая гравюра с рыцарем в доспехах, обращающемся к женщине в белом платье. Та протягивала вперёд руку, словно о чём-то умоляя мужчину. Перед молчаливой разношерстной толпой выстроились в ряд девки-бабы, как на купальню, с подносами в руках. На них же вместо хлеба-соли лежали всяческие вещи. И старые магнитофонные кассеты, и толстая книга в тёмно-зелёной обложке с полустёртой надписью «Смерть Арт…», и чёрные кастаньеты, и портрет седого бородатого мужчины с сигарой, и запылённые нотные тетради, и связка из ярких перьев, и резиновые сапоги с рисунком из цветочков, и стопка компакт-дисков, и даже ноутбук, на экране которого виднелась какая-то зеленая страница. На всех пришедших с удивлением взирал Лавр Федотович, пытаясь разглядеть каждого в перевёрнутый театральный бинокль, а также советник председателя, пытавшийся одновременно этому самому председателю что-то сказать. Еще стоит отметить научного консультанта, судорожно листавшего одновременно два тома Большой Советской Энциклопедии. В наступившей тишине, кроме звуков шелеста страниц энциклопедии, сопения полковника и зубовной дрожи коменданта, на пределе слуха наполняло еще что-то. И неведомая прекрасная музыка, и конский топот, и волчий вой, и плеск моря, и вой ветра, и просто вкрадчивый шепот. Неожиданно все это прервал басовитый голос Лавра Федотовича: – Комендант, поименно доложите всех прибывших. Зубо очнулся и стал быстро шелестеть страницами. – Есть затруднение, товарищ председатель, – наконец проговорил он. – Полный список имен расположен на ста тридцати страницах шестого приложения к делу номер сорок два. – Грммм… – издал неопределенный звук озадаченный Лавр Федотович, и в ставшем местом заседания Форпосте повисла тишина, наполненная неведомыми звуками. Наконец, председатель осмыслил факт и обратился к коменданту. – Скажите, какой полный объем дела? – Сто семьдесят три папки, из них тридцать две составляют приложения к делу, – моментально ответил комендант. – Грммм… – снова наморщил лоб Лавр Федотович, но ненадолго, ему страсть как хотелось в баньке посидеть, да с беленькой… – Что предлагается в связи с данными фактами? Рационализировать или Утилизировать? Товарищ профессор, каково ваше мнение? Научный консультант вздрогнул, нехотя оторвался от восьмого тома Большой Советской Энциклопедии и поднял очки. – Эта, значить. Представленное явление множественно своей сутью и от того, мон шер, выявляется как совокупность ряда явлений. А от того, значить, явления те необходимо сообща утилизировать. – Согласен, – кивнул Фарфуркис. – Обоснование? – поднял бровь Хлебовводов. – Так того, мон шер, научности нет, – сообщил Выбегайло. – Нёс па? – Нёс, нёс, да вынес, – невпопад пробормотал советник и повернулся в сторону председателя. Председатель Лавр Федотович Вунюков задумался. Затем поднялся с места и громко объявил: – Обосновано. Тут же на столе появилась заявка на дело, а затем со скрипом где-то раскрылась несгораемая касса, дохнуло канцелярщиной, и над заявкой повисла, сияя медью, Большая Круглая Печать. Лавр Федотович размашистым почерком начеркал свою резолюцию, схватился за печать обеими руками и занес ее над заявкой. Неожиданно наступила мертвая тишина. А затем Печать с сильным ударом впечатала в бумагу своё решение. – Утилизировано! – торжественно объявил Лавр Федотович, опускаясь на своё председательское место. Хлебовводов протянул руку к заявке и замер. Следов от резолюции и штампа Большой Круглой Печати не было. В абсолютно чистый кружок с надписью «М.П.» с удивлением вглядывались все присутствующие члены ТПРУНЯ, за исключением мирно спящего полковника диванного рода войск. Наконец, Лавр Федотович издал недовольно «Грмм» и во второй раз приложил Большую Круглую Печать к словно отвергающей решение высших бюрократических сил, заявке. – Затруднение… – пробормотал председательские слова Хлебовводов. – Что, какое тут ещё затруднение? – разорвал тишину громкий женский голос, и отпихнув в сторону коменданта Зубо, из-за толпы нематериальных фигур дела с номером сорок два, вышла спокойная, уверенная в себе синеволосая женщина. – А вы, собственно, … – подал голос Вунюков, и женщина чуть повернула в его сторону голову. – Наталья Андреевна О’Шей, – отрекомендовалась нежданная гостья. – Вы можете не представляться, наслышана. Читала-с про ваши подвиги. Ну и что вы мне тут, трам-парарам, вытворяете? Ругалась женщина не сильно, но от души. – Рассмотрение дела номер сорок два с целью… – подорвался говорить Зубо и Наталья резко цыкнула на говорливого коменданта. – Я вас спрашиваю, – впилась взглядом она в Лавра Федотовича Вунюкова и тот даже слегка занервничал. – А вы, мон шер, не шумите, тут заседание идёт… – вмешался было научный консультант, но Наталья прервала его. – А вы, мон шер, сейчас отправитесь вон отсюда. Гомункулов-потребителей в скороварках выращивать. Так, о чём это я, ах, да. Вы, голубчик, невежа и хам. И с таким научным подходом электричество отрицать готовы. А что, электронов мы не видим, значиться, всё это выдумки. – Я бы попросил… – очнулся председатель, и Наталья обратилась к нему, забыв о профессоре Выбегайло. – Это я бы попросила. Вы, батенька, объяснитесь, с какой стати одним своим решением собрались уничтожить всё то, что я создавала? Зелёные глаза словно пылали огнём и прожигали столпа бюрократии насквозь, и Наталья не сдерживала эмоций. – Подумать только, целые миры, судьбы, личности и истории одним движением взять – и стереть с лица ноосферы. А ты подумал, колобок бюрократический, что я вкладывала во всё своё творчество? Душу я вкладывала, слышишь? Всё хорошее, что я видела в жизни. Память о людях, которых с нами нет. Слушал ли ты песню о Господине горных дорог? Не слушал. А знаешь ли ты, что её я написала в память обо всех погибших альпинистах. Вижу, что нет. А «Ушба», слышал? Горе-гора, смерть-гора, она тоже в память тех, кого с нами нет. Ночная кобыла, Воин вереска, Травушка, Шаман, всё это части мира. Моего мира, понял? И не тебе касаться его своей железякой. И Наталья кивнула в сторону по-прежнему левитирующей над заявкой по делу номер сорок два Печати. – В общем, так, – подытожила она, видя полное непонимание в серых глазах председателя Тройки По Рационализации и Утилизации Необъяснимых Явлений. – Дело это можете засунуть в… Поскольку мы культурные люди, то суйте его в печку. Заявку отправляйте следом. И чтоб вы хоть раз ещё попробовали взять и покуситься на то, что принадлежит мне. Руки оторву и скажу, что так и было. Всё ясно-понятно? Вижу по вашим честным глазам, что да. На этом откланяюсь. И женщина, быстро повернувшись на месте, зашагала обратно в сторону выхода из клуба, легендарного места, где она когда-то, вечность назад, выступала… и в то же время, места, на сцену которого она больше никогда не ступит. Всё это прошло и осталось там, сейчас у «Мельницы» новые высоты. – Интересно, – чуть пробормотала она, пробираясь через не освещённое фойе и ругаясь про себя. – Откуда со страниц этого забавного рассказа вылезли чёртовы бюрократы от магии. Надеюсь, не на форуме призвали? Хотя кубинцы такие, они всё могут… вон Гумилёва вызвать умудрились как-то… а ещё они Полоза мерили и таки измерили. Тридцать три кольца-а-а… Нет, но всё же, кому мне говорить спасибо за такой сюрприз? Сидящий где-то в зелёном кресле администратора, Иван, известный как Комбат, икнул и машинально покосился на стопку дискографии любимой группы. – Интересно, кто меня сейчас вспоминает? – пробормотал он. Примечания: 1 – (лат.) Вереск обыкновенный