Чем-то навеяно.

Прекрасный зимний день, первый мягкий снег. Мы так о нем мечтали. Снежинки кружаться хлопьями, падают и тают на алых любимых губах. Глаза искрятся радостью и теплом. Бескрайнее необъятное пространство, какого-то поля в дали от суеты мегаполиса, небо сливается с белоснежной землей, так спокойно вокруг, и только этот необъяснимый еле уловимый звук падающего снега. Держась за руки идем далеко вперед, мы счастливы. Приятный хруст под ногами, тепло ладоней. Останавливаемся. Нежный трепетный поцелуй. Становимся спина к спине, десять шагов резкий поворот и... два выстрела сотрясают воздух. Ты смотришь на меня, а я чувствую, как по груди разливается тепло крови, мои глаза улыбаются тебе. Оружие медленно выскальзывает из пальцев, колени сгибаются, и я опускаюсь на них. Какой чудесный контраст белого и красного, холодного и горячего, непонятный рисунок от падающих капель. Вот соленный и такой пряный вкус во рту, струйка потекла по подбородку. Ты подходишь, я поднимаю голову последний нежный взгляд. Ни слов, ни прикосновений, ни страха только больно, кажется, кровь заполняет легкие. И тут… немой крик "Уходи! Не смотри! Ты не должен видеть предсмертные муки. Запомни меня теплым.* Ты все понимаешь. Уходишь, молча, не оборачиваясь. Теперь я один на один со снегом. Падаю на спину смотрю в небо. морщусь захлебываясь собственной кровью. Улыбаюсь, вспоминая наш разговор. — Нам так хорошо вместе, так не бывает, это обязательно разрушиться, развалиться, сгинет! Ты проснулся среди ночи, тебя трясло, ты бормотал и пытался спрятаться в моих объятьях. — Глупый, с чего тебе пришло такое в голову, да к тому же в пол 3 ночи? Я глажу твои шелковые волосы, улыбаюсь, смотря с нежностью на это давно не юное мужественное создание, которое ведет себя как юнец. — Я знаю, я чувствую... я не хочу этого. Сбивчивые хриплые слова. Затем горячий кофе, разговор до 4 утра и забавный контракт. — Как герои пушкинских историй, давай? Улыбка на твоем посвежевшем лице. — Родной, герои пушкинских историй не были 28 летними педиками. Смеюсь я отпивая немного кофе с легким привкусом коньяка, затягиваюсь ментоловой сигаретой. Как же ты злился, когда я курил их. Переживал за мое сердце. — Плевать, мы напишем свою историю! Сначала в шутку обсуждение того, как мы убьем друг друга, а затем пугающая серьезность, но от этого не менее сумасшедшая и такая манящая. — Через два года, после наших дней рождения, зимой. Как у Пушкина, к барьеру! Смеялся ты, а после успокаивался и говорил. — Я не хочу дожить до того момента, когда наша любовь превратится в привычку, или тебя заберет кто-то другой, или же она просто изживет сама себя. — А если кто-то останется в живых? Я понимал, что мы сошли с ума, но у нас была одна болезнь на двоих, одно безумие. — Тогда у него будет пол года что бы рассказать о такой любви. А потом, потом, как у Шекспира "выпью же яду, чтоб оказаться рядом с тобой моя любовь" Снова хохот двух идиотов. Возможно это можно было бы списать на простой дурацкий разговор. Но в течении двух лет, когда наша жизнь пестрила разнообразием, каждый из нас помнил этот разговор. После дней рождения, каждый словно готовился к тому дню, когда случится нечто такое значимое в нашей жизни. И случилось. Снег давно припорошил тело, которое еще какое-то время было теплым. Стеклянные глаза все так же были устремлены в небо, а на губах была неизменная красивая улыбка. Полгода спустя все газеты пестрили заголовками о неадекватности двух молодых людей, приведшей к трагичным последствиям. В статьях описывались подробности первого убийства и второго самоубийства.