Уборка

Звонок явно не работал, но стучал Питер громко. А за дверью по-прежнему было тихо. Можно было подумать, что Уэйда нет дома, но Пит был уверен в обратном, а потому колотил в дверь всё усерднее, останавливаясь через каждые секунд десять и напряженно прислушиваясь. – Ну же, где ты?! – крикнул, дергая ручку на себя. С тихим скрипом дверь отворилась, заставив Паркера судорожно выдохнуть: Уэйд никогда не оставлял дверь открытой. – Эй, Уэйд? Ты дома…? Чутьё молчало, а значит, посторонних в доме не было, но Питера все равно пробрал легкий озноб, стоило ему только перешагнуть порог. Выдохнув и опустив рюкзак на пол, он прошел вглубь квартиры, ища хозяина. Пахло очень странно – смесь мексиканского соуса, сладкого сиропа, и еще чего-то подозрительно знакомого. В гостиной без звука работал телевизор, создавая легкие тени на стенах. Окно было приоткрыто – штора (почему-то одна) слегка покачивалась. Катаны и килограмма три-четыре любимых ножей, сваленные в кучу, поблескивали холодными точками на столе в углу. С кухни доносился уличный шум – там тоже была открыта форточка, – и, заглянув туда, Питер увидел на полу разбитую бутылку шоколадного сиропа, пару тостов в тарелке на столе и явно остывший кофе в кружке рядом. Что ж, причина сладости в воздухе понятна, мексиканские нотки вообще не вызывали вопроса – Уэйд слишком любит мексиканскую кухню, а вот это нечто неуловимо знакомое…? Пит заглянул в спальню и в ванную, но Уилсона не было и там. Он прошел к дивану, намереваясь найти пульт и выключить это мельтешение на экране, и на секунду обмер – Уэйд Уилсон лежал на диване. И всё бы хорошо, но подсохшие ошметки мозгов и капли крови на, к счастью, темной обивке спинки дивана, пистолет в расслабленной руке у головы и явно сквозная, уже затягивающаяся, дыра в виске точно не относились к понятию «хорошо». Не в силах отвести взгляд, Пит устало опустился на диван, возле ног Уилсона, мимолетно опуская руку на его лодыжку, очерчивая пальцами контур очередного кратера на его коже. Нет, Питер уже видел, на что похож Уэйд без костюма и маски, и это уже давно не кажется ему чем-то сверхужасным. Хотя Уилсон по-прежнему комплексует по этому поводу и не всегда показывается Паркеру (его сладкой булочке) без укрывающий все тело ткани костюма. А Питер никогда не признается, что его реально вырвало за углом, после того, как он увидел его лицо первый раз. Сейчас же, аккуратно оглаживая выступающую косточку на его лодыжке, и словно загипнотизировано смотря на медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь, Питер думал, что, возможно, это не такая и хорошая идея – жить здесь, с ним. Но на базе Мстителей жить он больше не мог. Его до сих пор передергивает от силуэта Кэпа, стоящего на коленях. Не то чтобы Питер был против таких отношений, в смысле ему вообще было плевать кто, с кем, когда и сколько – это личное дело каждого. Но не в общем же коридоре! Да, была уже почти половина первого, но это не значит, что можно занять вот так вот коридор, ведущий, между прочим, на кухню…! Пит тогда быстро и бесшумно удрал, стараясь не слышать эти звуки, происхождение которых было слишком понятно. Но уснуть так и не смог. Как и смотреть утром за завтраком на членов команды. Особенно на Кэпа, который с некоторым недоумением ждал, пока Пит возьмет из его рук чашку с чаем. К слову, чай он пил в это утро только в колледже. Ехать к тете было не то, чтобы нельзя, нет, она всегда его примет, и даже слова не скажет. Просто на время, пока Питер стажируется у Старка, Мей позвала к себе пожить подругу: вдвоем жить им куда лучше, чем просто ходить пару раз в неделю друг к другу в гости, и Питер не хотел им мешать. Так что вариант был один – Уэйд Уинстон Уилсон. Дэдпул. Сумасшедший наёмник. Чокнутый парень, говорящий с табличками в голове чаще, чем с кем-либо. Неубиваемый мужик, стреляющий себе в висок раз в пару недель, просто чтобы отдохнуть и расслабиться. Тот, кто несколько раз спасал Пауку шкуру, буквально подставляясь за него под удары/выстрелы/бомбы/дротики со всякой химической дрянью (нужное подчеркнуть). Тот, кто доказывал свою преданность (влюбленность) на деле столько раз, что Питер открылся перед ним. И тот, кто с огромным трудом смог открыться в ответ. Не самый плохой вариант сожительства, верно? Вздохнув, Питер перевел взгляд с мощной груди, на которую до сих пор смотрел, на свои пальцы, которые все еще кружили по грубой коже, подбираясь ближе к колену. Уэйд был теплый. И не противный. Питер рассеянно подумал о том, кто из них будет спать на диване, и кто первый не выдержит, придя ночью… Он отдернул руку и похлопал себя по щекам, ругая за подобные мысли. На диване спит Уэйд, и точка! Потому что он слишком сильно пропах едой, что бы Пит смог на нём уснуть. Но убраться всё же нужно: Мей хорошо воспитала племянника, который, не то чтобы сильно любил чистоту, но не мог жить в свинарнике, который представляла из себя квартира Дэдпула. И пока Уэйд не очнулся и не стал вопить что-то вроде: «Мой запас крошек! Ты подмел их!», или «Это не просто пятно на стене – это искусство», или еще чего-нибудь, что он вполне мог вопить, Питер решительно встал и закатал рукава. Дел было… много. Начать он решил с кухни, но сперва наведался в ванную, пытаясь найти хоть что-то из моющих средств. Ему повезло – он обнаружил запылившуюся банку средства для мытья ванн, судя по запаху, довольно сильного, и несколько рваных футболок, которые, видимо, нужно было давно выкинуть. Решив, что мыть пол можно и ими, Пит направился с добычей на кухню, на секунду взглянув на Уэйда – тот по-прежнему лежал, и Питер готов поклясться, что он не встанет, даже когда воскреснет, чтобы не помогать. Найдя в ящиках пакеты, он собрал в них весь мусор на кухне, безжалостно отправляя туда и тост, и все, что говорило/ползало/моргало в холодильнике. Вынес пакеты в коридор и занялся мытьем пола. Сладкий сироп не хотел отмываться так легко, норовя впиться подсохшими ошметками в лицо и кофту Паркера, и бесповоротно испортить джинсы, что раздеться было очень умной мыслью. В одних трусах, Пит продолжил бороться с подсохшей лужей сладкой гадости, понимая, что в ближайшее время не сможет даже видеть этот самый шоколадный сироп. Вода беспрерывно текла в раковину, стараясь размочить высохший слой какой-то еды на тарелках, и пытаясь отмыть сироп со старой футболки, которой Пит мыл пол. Брызги от раковины летели во все стороны, но Питер был этому даже рад: так было немного свежее. Да и открытое окно радовало свежим воздухом. Дышать становилось все легче – в ноздри уже не бил этот приторный аромат. С трудом вставая и потягиваясь, разминая затекшее тело, Питер услышал: – Какие у тебя классные трусы, моя сладкая карамелька, и как же хороши твои паучьи булочки в них! – Уэйд, – он слегка повернулся, встречаясь с ним взглядом, запоздало думая, что раздеться, когда за стенкой лежит Уилсон – не самая хорошая идея, – сходи в магазин, мне нужно средство для мытья посуды, мыло, «крот» и пакеты. И еще… – Стой-стой! – Он поднял руки в примирительном жесте. – Ты. Убираешься. В моей. Квартире? Кто ты, и что сделал с моим Питером!? От столкновения своей шеи и руки Уилсона Питера спасли лишь чутье и реакция, но второй его выпад не удалось ни блокировать, ни избежать, и Питер оказался прижатым к полу, с заломаной рукой и выпирающей задницей. Уэйд держал его грубо, сильно, заставляя судорожно хватать ртом воздух и извиваться, то и дело проезжаясь задом по паху Уилсона. – Кто ты? Отвечай. – Тихо прорычал на ухо, крепче сжимая горло. Услышав хрип, он чуть ослабил хватку. – Теперь говори, пока я не сломал тебе шею. Где. Мой. Питер?! – Это я, Уэйд, отпусти, это я… – Паркер попытался отбиться левой свободной рукой, но Дэдпул лишь перехватил её, больно сжимая оба запястья, рискуя сломать их одним выверенным движением. – Пожалуйста… – всхлипнул, понимая, что освободиться из этих рук он не сможет при всем желании – Дэдпул слишком силен. И он в ярости. Хорошо хоть ножи все в гостиной. Но не факт, что какой-нибудь не спрятан в трусах, например. Это ж Дэдпул – у него запасные ножи могут быть даже в желудке! – Питер не будет мыть мою кухню. Ты же не хочешь мне сказать, что он решил жить со мной и именно поэтому наводит порядки. – Голос был до боли, до скрежета зубов знакомый: так он говорил, когда они были на заданиях, когда были облачены в костюмы, и когда в его руках оказывались плохие парни. Когда он перерезал глотки одним движением. Отрубал руки. Ломал ноги. Питер всегда боялся такого Дэдпула. И очень боялся когда-нибудь ощутить на своей шкуре его ярость. – Я правда решил… жить с тобой… Уэйд. – Говорить было тяжело – он не собирался отпускать его. – Мой… рюкзак в коридоре…Там вещи… Зубная щетка… костюм, ноутбук… Отпусти… Пожалуйста… – Слезы непроизвольно текли по щекам, тело горело, мышцы сводило. Вновь всхлипнул, покрываясь испариной, чувствуя, как перекатываются мышцы под кожей Дэдпула. Чувствуя ярость, исходящую от него. И пальцы на своей шее. Сжимающиеся сильнее, перекрывающие кислород. Судорожно открыл рот, пытаясь поймать ускользающий воздух, дернулся сильнее, в очередной раз проезжаясь по паху Уэйда, но уже не понимая этого, и обмяк в сильных руках, удержавших от падания на пол… – Ты же не думаешь…? … Нет, Пит никогда не решил бы жить со мной. … Вот! Ты сам говоришь, что он бы не сделал этого, без предупреждения. … Думаешь? … И что могло такого случиться у великих и ужасных Мстителей-сборища-придурков, что бы малыш Пит вот так легко слинял от них к нам? – Не скажу, – слабо пробормотал Питер, прерывая этот не-монолог, потому что Уэйд говорил с табличками, а не просто с собой, и плевать, что разницы почти не было. – Ты очнулся! – Уэйд прижал его к себе, и Питер с ужасом напрягся, отстраняясь и вырываясь из объятий Уилсона, отмечая, что тот перетащил его на диван. – Тихо, Уэйд, не надо, – слишком жалобно произнес Питер, выставляя руки перед собой, проклиная себя за слабость и трусость – но разве можно не испугаться Дэдпула-машину-для-убийств? – Оу, прости, мой сладкий. Я не хотел тебя убивать, ни в коем случае! – Уэйд встал с дивана, делая шаг к Паркеру. – И не слушай Желтого, он просто шутит, – тут же стушевался он. – Я не слышу, что говорят твои таблички, но думаю, что он не шутит. Какого черта ты на меня набросился? – Питер упер руки в бока, стараясь скрыть их дрожь. – Просто не каждый раз, просыпаясь, обнаруживаешь на своей кухне сладкие булочки, да еще и в такой пикантной позе, детка. И потом, откуда я знал, что сегодня ко мне наведаешься ты, а не подставной агент, или Хамелеон, или Ртуть, или Ящер, или Носорог, или… – Я понял, – быстро проговорил Питер, заставляя Уэйда прекратить загибать пальцы и посмотреть на себя. – Но больше не души меня, хорошо? Уэйд застыл на пару секунд, отчего Питер сильно забеспокоился, но в следующее мгновение уже хитро подмигнув скорее себе, чем Питу, и выдал: – Только если ты попросишь, милый. Питер глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. – Слушай, я правда хочу пожить у тебя. Не знаю сколько. Наверное, пока тетя будет думать, что я у Старка, а Старк – что на съемной квартире. И да, от тебя ближе до колледжа, а жить с Мстителями я больше не мо… не хочу. – Игнорируя вопросительный взгляд этих поразительно живых и пронзительно синих глаз, Питер продолжил: – Просто не хочу. – Малышу Пити надоело, что за ним приглядывают двадцать пять часов в сутки? – Нет, – он запнулся. Уилсон был прав: на базе было слишком много камер, да и к его костюму Старк умудрился приделать не самый обыкновенный жучок, который Питер обнаружил не сразу. К счастью, сейчас он был уверен, что Мстители не найдут его в квартире Дэдпула – он проверил каждый миллиметр костюма, перед тем, как убрать его в рюкзак. – Да. Немного. Это не важно. – Хорошо-хорошо, детка, – Уэйд поднял руки, как уже делал до этого, и Питер невольно сжал кулаки и напрягся. – Оу, тише, я не буду больше на тебя запрыгивать. В смысле, чтобы придушить. В смысле, чтобы вырубить. В смысле, чтобы… Короче, не буду, – рассмеялся он. У Питера по коже мурашки побежали от этого смеха – глубокого, раскатистого. – Так что нужно купить, лапочка? Давай список, папа-Пул все купит для своего мальчика, – подмигнул он, протягивая руку. Питер пропустил мимо ушей всю его реплику и подошел к рюкзаку, почти пустому рюкзаку, вещи из которого были раскиданы вокруг него. Не без труда нашел ручку и быстро написал список пеномоющих на выдранном из тетради листе: – Вот. Только это. Больше ничего покупать не нужно. Ты слышишь меня? Нет, Уэйд его не слышал, Уэйд, засунув список за резинку домашних шорт, радостно подпрыгивал на месте: – Первое домашнее задание от Паучка! – О боже, Уэйд, просто иди в магазин. – Видя ослепительную радость на его лице и понимая, что это может продлиться еще долго, а уборки так много, да и есть охота, Питер придумал как его угомонить. – Ты же не хочешь, чтобы я упал в голодный обморок во время мытья пола? – Ты голоден? – Уэйд, я ел только в колледже. И сперва уборка, а потом еда! – Уже бегу, детка! – Он быстро чмокнул Питера в щеку, забежал в спальню, мгновенно переоделся, и, плотнее накидывая капюшон и открывая дверь, крикнул: – Папочка скоро придет! Питер потер виски, стараясь не думать о том, что походу он совершил самую большую ошибку в жизни, придя сюда и сказав, что будет здесь жить. Возвращаясь на кухню, к недомытому полу, он вдруг вспомнил, как Дэдпул прижимал его к полу, как его зад был поднят, как он мазнул задницей по паху Уэйда, как сильные пальцы сжимали горло… Щеки вспыхнули предательским румянцем, и Пит бросился к зеркалу в ванной. Так и есть – пять четких синяков украшали его шею. И как только Уэйд не отпустил по этому поводу пошлую реплику…? Что-то вроде: «На тебе мои метки, так что теперь ты мой, Коржик». Щеки запылали вновь, и Питер усилием воли заставил себя вернуться на кухню, домывать пол. К моменту, когда дверь отворилась, впуская хозяина квартиры, Пит вполне успешно перемыл посуду, осторожно перемещаясь по холодному мокрому полу. – Папочка пришел и принес кое-что своему Коржику! – Надеюсь, ты не купил ничего лишнего, – выглядывая из кухни, произнес Питер. – Нет конечно! Разве продукты для нашего ужина – лишние? – он поднял пакет с едой повыше. – Ты умеешь готовить? – Паркер не удержал смешка. – Я думал, ты ешь только покупную еду. – Нельзя так обижать папочку, детка. … Да, парни, мы сейчас покажем мастер-класс! – Не обижайся, Уэйд, просто у тебя здесь нет ничего такого, что… – А для кого мне готовить, по-твоему? – Уилсон поставил пакеты на стол. – Какой план? Питер вопросительно посмотрел на него, а, поняв, на секунду задумался. – Я заканчиваю с кухней, а ты пока моешь ванную. Потом займемся комнатами. И да, – крикнул он вслед Уилсону, – убери куда-нибудь ножи! Убери, а не свали их в одну кучу в шкаф. Услышав недовольное сопение, Питер удовлетворенно включил воду и намочил губку, чтобы оттереть столы и шкафчики, попутно выкидывая из них все, на его взгляд, лишнее, и недоумевая, почему Уэйд и в этот раз промолчал насчет синяков, так ярко выделявшихся на светлой коже. Да, он уже успел надеть шорты Дэдпула, радуясь, что они ему велики, и в случае чего скроют предательски напрягающийся член, но футболку по-прежнему не надевал. А Уэйд молчал. Это было поистине странно, но думал об этом Питер не долго – слишком много было работы. Оттереть пятна неизвестного происхождения на столах, выкинуть зарождающуюся цивилизацию в пачке чая, не забыть про стены. Вытирая пот со лба, Питер довольно осмотрел кухню – не стерильно, но чисто, свежо и уютно. Он уже разложил купленные Уэйдом продукты в холодильник, аккуратно расставил в шкафчиках чистую посуду, разобрал столовые приборы и поставил табуретки под стол. Потягиваясь, с легким ужасом понимая, что спать они лягут не скоро – еще ведь спальня с гостиной! – он заглянул в ванную, поражаясь скорости Уэйда. Он, оказывается, мог не только катанами размахивать быстро, так, что лезвия сливались в один сплошной полупрозрачный круг, но и тряпкой, губкой и мылом. Ванная почти сверкала! – Ого, быстро ты, – прошептал Питер, оглядывая стены, вспоминая, что они показались ему несколько часов назад темно-синими, а не светло-голубыми. – О, я не везде такой быстрый, Карамелька. Поверь мне, – подмигнул он, оборачиваясь. Выпрямился, слегка потягиваясь вверх, поднимая руки, так что суставы щелкнули. Хрустнул шеей, наклоняя голову вправо и влево. Спина блестела капельками пота. Мышцы перекатывались под грубой кожей, когда Уэйд повел лопатками, приподнимая и опуская плечи. Он был огромным – выше и шире Питера, – но невероятно завораживающим. Широкие ладони, крепкие бицепсы. Сильные ноги. Стальной пресс и подтянутая задница. Рассеяно гуляя взглядом по его телу, Питер подумал, что если им кто-то и овладеет, то, только такой, как Уэйд. – Детка, с тобой все хорошо? – А? Да, да, конечно. Я… просто закончил с кухней и… пошел убираться в гостиной. И… как освободишься, приходи, мне нужна будет твоя… помощь. – Он быстро добежал до дивана, обессилено опускаясь на него. – Твою мать. – Член напрягся, больно пульсируя. Питер готов был убить Кэпа и его таинственного любовника, за то, что заставили дурные мысли поселиться в голове. А тут еще Уэйд со своей медвежьей хваткой горячих пальцев на шее. Он обхватил шею рукой, чувствуя пульсацию тонкой вены, и тупую боль, которой отзывались отметины Уэйда. – Твою мать, – повторил опять, сжимая колени и напрягая бедра. Член отозвался волной неполученного удовольствия. Но Питер же не мог вот так взять и подрочить…! Лишь стиснул зубы и начал собирать разбросанные по полу вещи, часть убирая в мусорный пакет, а часть, которую следовало аккуратно убрать в шкафы, складывая на диван. При каждом шаге не желающей опадать стояк заставлял Питера сильнее ругать себя: ну нельзя так думать, надо выкинуть это из головы! Увы, легко сказать – сложно сделать. И когда Уэйд вышел из ванной, деловито поведя плечами, и оглашая весь дом о том, что из унитаза можно пить (что подтверждал запах хлорки), то Питер еле успел (он надеялся, что успел), отвернуть пылающее лицо, утыкаясь в открытый шкаф. – Нет, детка, этот шкаф лучше не трогать. Это рабочий шкаф, солнышко, – Уэйд вырос за его спиной. У Питера застучало в ушах от такой близости, ведь он чувствовал тепло этого огромного горячего тела. – Отходи, коржик, я сам сложу холодное оружие, не хватало еще тебе случайно порезаться, – воскликнул он, кладя руку на плечо Питера и не сильно отводя его в сторону, – а ты займись пока шкафом в спальне. Я смотрю ты там уже был, – кивнул он на шорты с Hello Kitty, – они тебе идут. – Паркер кивнул, и пошел в спальню. – Классная у меня кровать, да? Питер почувствовал, как запылали уши. Уэйд издевается? Похлопал себя по щекам и занялся уборкой, заставляя себя думать лишь о грязных носках Уилсона, лежащих в спальне на полу. Надеясь, что это отобьет глупое желание. И план вполне работал, до тех пор, пока Питер не наткнулся на трусы с Капитаном Америкой (черт бы тебя побрал, Кэп!), с большим пятном спереди, прямо на лице Кэпа. Держа их в руках, Питер чувствовал злость. Тихую злость, пробирающуюся по нервам мелкими шажками, раздразнивая, подбираясь ближе к коже, и оседая на ней вставшими волосками. О, не только волосками. Питер закусил губу и виновато оглянулся – Уэйд копошился в своем рабочем шкафу, любовно расставляя охотничьи ножи на изящные подставки (кто бы знал что они вообще есть в его доме?), убирая катаны в ножны и вешая их за ремешки на крючок, укладывая несколько «перьев» в чехлы, а гранаты в сумки. Пистолеты уже лежали на верхней полке, поблескивая стальными боками, стволами к стенке, чтобы доставать было проще и удобнее. Пара тяжелых автоматов лежали на шкафу, патронташ каждого лежал рядом, чуть свисая с верха. Не отрывая взгляда от спины Уилсона, наклонившегося, чтобы убрать вглубь нижней полки огромные молотки, которыми он редко пользовался, Питер поднес к носу испачканные боксеры и глубоко вдохнул… Сжал в кулаке тонкую ткань, чувствуя, как сильно напрягается член, отдавая тупой болью по всему телу. – Твою мать, – прошептал он, отшвыривая трусы в кучу другой грязной одежды. С трудом пересиливая себя, закончил разбирать шкаф, накидав приличную гору одежды. – Завтра будет день большой стирки, – улыбнулся про себя, представляя, как обнаженный по пояс Уэйд развешивает белье на веревках. – Пити, солнце, где, – он запнулся, смотря на покрасневшего Питера, – таз с тряпкой? Я собирался мыть пол, а… С тобой всё хорошо? – Да, я просто немного устал. Таз? Он в коридоре. Там, у пакетов. – Тебе стоит отдохнуть. Пойдем, – он потянул за собой Паркера, но того словно парализовало, когда пальцы Уэйда обхватили его запястье. – Что, уже и ноги не ходят? Неужели иссяк весь запас выносливости, Коржик? – он подхватил Пита на руки. – Надо запомнить, что всю ночь нельзя – мне больно видеть тебя таким уставшим, – дойдя до дивана. Уэйд опустил его на подушки. – Посиди, крошка, я вымою полы, и можешь идти в душ. Пока будешь мыться, я начну готовить. Питер расслабленно откинулся на спинку дивана, но, вспомнив, что именно здесь покоилась голова Уилсона, отдернулся. – Не парься, я успел всё отмыть, – произнес довольный собой Уэйд, перетаскивая белье из спальни в бак для грязного белья в ванной, обнаруженный в гостиной («Для белья? Не для автоматов? Охренеть»). – Хорошо, спасибо, – Питер вновь откинулся на спинку, прикрывая глаза, проваливаясь в блаженную дрему под бормотание Уэйда. Дышалось легко – в квартире гулял легкий сквозняк от открытых форточек, то и дело оглаживающий плечи Питера, заставляя его зябко передергивать ими. Уэйд все время что-то бормотал, болтая с парнями, иногда споря с ними о чем-то непонятном. Тихо шуршала тряпка по полу, мелодично плескалась вода в тазу, когда Уилсон его двигал. Где-то просигналил автомобиль. Было странно тепло и уютно. Хотя сквозняк по-прежнему ласкал плечи Питера. Невесомо пробегался по ключицам, оглаживал предплечья, проходился грубыми пальцами по лопаткам, ложился горячими ладонями на шею. Щекотал затылок тихим дыханием. Обжигал ухо горячим языком. С губ Паркера сорвался легкий стон, в паху стало жарко, и он распахнул глаза, подскакивая на ноги. Загнанно дыша, медленно обернулся, но Уэйда за спиной не было… – Карамелька? – Уилсон появился перед ним мгновенно, словно был там всегда, и положил руку на лоб. – Иди-ка в душ, солнышко. А я пошел готовить – не могу оставить тебя голодным. Ужин в десять, – подмигнул он, подталкивая Питера к ванной, – у тебя полчаса. И не усни. Обещаешь? – Питер кивнул. – Отлично, – лучезарно улыбнулся Уэйд, вновь подталкивая его к ванной. Закрыв за собой дверь, Питер прислонился к ней спиной и откинул голову, ощутимо ударившись затылком. Он действительно устал – не помнит, когда последний раз столько убирался. Но хуже было от другого напряжения. Не проходящего, стыдного, позорного, черт возьми! Обозвав себя последним идиотом, Питер разделся и включил душ. Подставляя тело и лицо прохладным струям воды, он попытался расслабиться. Выходило плохо. Посмотрел на полочку у раковины и не смог сдержать улыбку – его зубная щетка стояла в стаканчике рядом со щеткой Уилсона. Явно новой. Рядом стояли гель для душа с ароматом грейпфрута и детский шампунь с лавандой и нарисованным единорогом на бутылке. Видимо любовь Уэйда к единорогам была достаточно сильной. Мочалку Питер обнаружил на другой полочке. Не раздумывая, он взял лавандовый шампунь, и с наслаждением вымыл тело душистой пеной. – А тебе нравится запах лаванды, Уэйд? – пробормотал Питер, тщательно намыливая волосы. Смывая с себя пену, Паркер проводил ладонями по шее, ключицам, груди, животу… Член вновь заныл, требуя внимания. Обхватывая его рукой, Питер уже не думал. Он просто представлял горячие ладони Дэдпула, жуткого Дэдпула, яростного Дэдпула, страшного, но такого желанного… Обвел головку большим пальцем, представляя шершавую кожу его пальцев, и почти кончая уже сейчас, так как его собственные пальцы от обилия воды стали достаточно шершавыми. Провел по стволу вниз к основанию, и снова вверх. Еще, ярче, быстрее, яростнее… Уперся левой рукой в стену, с трудом удерживаясь на подрагивающих ногах и уже не сдерживая стоны. Ну же, еще… – Уэйд… – простонал, содрогаясь от оргазма. С трудом перевел дыхание и медленно опустился в ванну, затыкая пробкой слив. Осоловело смотрел перед собой, чувствуя дикий стыд. Разве можно дрочить на Дэдпула в ванной? Когда сам Дэдпул на кухне готовит?! От мысли, что Уэйд мог зайти, проверяя как он, член снова напрягся, и Питер с ужасом понял, что от одной дрочки легче не станет. И даже от трех. Он быстро поднялся, еще раз ополоснул лицо и тело, и выключил воду. Вытираясь, он позволил себе насладиться этой странностью, обнаруженной сегодня – не смотря на свинарник, у Уэйда были и чистые полотенца, и чистое белье. И чистые шмотки. И они не пахли чем-то ужасным, или острым, или сладким. Нет, они приятно пахли Уэйдом. И Питер наслаждался этим запахом. – Твою мать, – в который раз за день прошептал он, наматывая полотенце вокруг бедер. – Успокойся, Питер. Просто успокойся. Он вышел из ванной. Прислушиваясь к журчанию масла на сковородке и бульканью воды в кастрюле, прошел в спальню и надел свои трусы, выуженные из рюкзака, заботливо принесенного сюда со всеми вещами Уэйдом, и выбранную заранее футболку. Футболку с той же Hello Kitty, видимо купленную в комплект к шортам. На черт знает сколько размеров больше, она невероятно нравилась Питеру. И нет, он не признается, что ему нравится её запах. Запах наёмника. Одевшись, и окинув себя взглядом, он пошел на кухню. Часы показывали без семи десять, а значит ужин еще не готов, и Питер с удовольствием застывает на пороге, следя за легкими, плавными и уверенными движениями убийцы. Нож в его руке легко нарезает хлеб, ловкие пальцы аккуратно раскладывают кусочки на тарелке. Отставляет её в сторону и берет лопатку, медленно помешивает что-то в сковородке, уменьшая огонь. Бросает взгляд на кастрюлю и на часы на микроволновке. Улыбается, подхватывает ложку, подцепляет ей одну макаронинку и отправляет в рот. Пережевывает, довольно кивает, и достает дуршлаг из ящика. Поворачивается, чтобы поставить его в раковину и замечает Питера. – Оу, мой сладкий, ты уже помылся? Не стой на пороге, присаживайся, – он ставит дуршлаг в раковину и галантно отодвигает для Питера табуретку. – Садись. Сейчас всё будет, я почти закончил. Питер послушно садится и ведет носом, не совсем понимая, как этот человек, жующий всё время покупную острую еду, может приготовить что-то поистине невероятно пахнущее? – Аперитив, прошу, – Уэйд поставил перед ним бокал без ножки и налил в него немного белого вина. Питер недоуменно посмотрел на него, думая, что теперь его очередь спрашивать «кто он и что сделал с Дэдпулом?», но Уэйд, поймав его взгляд, улыбнулся, произнося: – не смотри на меня так, Карамелька. Неужели ты думаешь, что я не знаю, как начинаются ужины на светских вечеринках? … Ах! – Он картинно прижал ладони к щекам. – Или ты хотел мексиканской кухни? – Нет-нет! Мне нравится, – «всё, что бы ты ни приготовил, мой…». Питер опустил голову, чувствуя, как кровь ударяет в голову, словно он опьянел лишь от вида Уэйда, на котором кроме трусов был еще и фартук. Фартук, так изящно подчеркивающий ширину спины, так возбуждающе прикрывающий грудь, но мимолетно открывающий соски, когда Уэйд наклонялся, в поисках чего-то в шкафчиках. Уилсон кивнул, и достал пару тарелок. Поставил их на стол, и откинул, наконец, почти забытые макароны в дуршлаг. Пересыпал обратно в кастрюлю, когда убедился, что воды не осталось. Достал сливочное масло из холодильника и добавил немного в горячие макароны. Кухня наполнилась сладковатым ароматом топленого масла. Питер прикрыл глаза, и сделал глоток вина. Нет, он обычно не пьет, но сейчас это было очень в тему. А Уэйд тем временем разложил в тарелки по порции макарон. У Питера заурчало в животе, от чего Уилсон довольно улыбнулся. А через секунду живот Питера заурчал еще сильнее, потому что на макароны Уэйд аккуратно уложил куриное филе и щедро полил горячим, невероятно пахнущим соусом из сковородки, что снял с плиты. Убрал сковородку, поставил на стол тарелку с хлебом, и сел напротив Питера. – Приятного аппетита, сладкий, – поднял он свой бокал, не примеченный Питом до этого. Чокнулся с Питером, и довольно отпил немного светло-соломенного вина. Оно отдавало кислинкой во рту, и Уэйд довольно наблюдал за своим новым соседом-лучшим-и-самым-сладким, который с аппетитом уплетал курицу. – Ты невероятно готовишь, Уэйд! – Когда с едой было покончено, Питер потянулся, и прислонился спиной к стене. – Я не знал, что ты умеешь. – Я уже говорил тебе, Коржик, мне не для кого готовить. А самому проще купить. Но раз ты будешь жить со мной, то папочка Уэйд с удовольствием будет для тебя готовить, – он оскалился в ослепительной улыбке, и убрал со стола. А Питер расслабленно, почти сонно, гулял по его телу взглядом, радуясь, что слишком хочет спать, чтобы думать о чем-то ненужном/глупом/постыдном. И не заметил, как сильные руки подняли его и прижали к мощной груди, когда с уборкой было покончено, а свет на кухне потушен. Сердце Уилсона гулко билось, отдавая во всем теле подростка томной вибрацией. Жар от рук под коленями и лопатками пробирался под кожу, заставляя тело мелко подрагивать. Мерное дыхание задавало ритм, и Питер дышал с ним вместе, неосознанно подстроившись под него. Уэйд опустил его на кровать, заботливо укрыл одеялом, невесомо коснулся губами лба и ушел, притворяя за собой дверь спальни. …Питеру снился Дэдпул. Его широкие ладони, затянутые красной тканью перчаток, только что безошибочно убрали катаны в ножны за спиной. Окровавленные катаны, окрашивающие ножны багровым. Сумки на поясе были пусты – все патроны он уже потратил, лишь дымящиеся стволы валялись на земле у его ног. Сильных, напряженных ног хищника, готового к новому прыжку. Но вокруг лежали лишь трупы. Без рук, без ног, с дырами во лбах. Дэдпул молчал – и это было поистине жутко, – лишь хмурился, смотря прямо перед собой. На новую жертву. Невинного парня с оленьими глазами. На Питера Паркера. Оскалился и подобрался, мышцы напряглись, и Питера не спасло его хваленое чутье – он оказался прижат тяжелым телом к грубой земле. Жесткие пальцы впились в запястья, заводя руки над головой. Крепкие ноги сжали бедра распростертого под ним, открытого, беззащитного парня. Дэдпул наклонился, проведя носом от уха до ключицы, срывая стон с губ Паркера. Обжёг кожу горячим дыханием, словно паром. Огладил грубой лаской живот. Что-то прошептал, смотря немигающими белыми глазницами маски прямо в глаза своей добыче. Питер хватал ртом воздух, которого стало так мало. Дэдпул отпустил его запястья, и одним движением перевернул, подхватывая под животом, заставляя выставить зад. Больно приложился к нему ладонью, вырывая крик из груди парня, и содрал штаны одним легким движением, ломая застежку, разрывая ткань. Прижался жарким стояком к обнаженной коже и, склоняясь над ним, обхватил пальцами шею… – Да… Дэдпул… – Питер подскочил на кровати, прижимая ладонь к синякам на шее, пытаясь отдышаться. – Твою мать… Сглотнул и тихонько встал с кровати. За окном было темно, лишь свет фонаря немного освещал спальню Уэйда. Прислушался – в гостиной приглушенно работал телевизор. Но не факт, что Уэйд не спит. Обозвав себя в который раз за день «идиотом», Пит медленно открыл дверь спальни. Уилсон полулежал на диване, подперев голову рукой, и смотрел какой-то старый фильм. Тайра Бэнкс в красном платье пела на экране песню «Будь звездой». Питер рассеянно подумал, что это она ему – давай, детка, будь звездой, ты же хочешь этого? Помотал головой и перевел взгляд на Уэйда – просто Уэйда, не Дэдпула, – поражаясь его домашности и спокойствию. Зябко передернул плечами – было довольно прохладно, особенно после уютного тепла одеяла. Выдохнул и подошел к Уэйду, останавливаясь в двух шагах от дивана. – Не спится? Питер помотал головой, но, поняв, что его не видят, ответил: – Нет. То есть… – Что? Проснулся, а меня нет? – Паркеру показалось, что голос пропитан сытым довольством, словно Уэйд толстый кот, съевший всю сметану, а ему предлагают еще. Вздохнул и сделал шаг в пропасть – подошел к Уилсону и опустился перед ним на колени. – Ты ничего не скажешь по поводу оставленных синяков? – шепот на грани слышимости. Глаза закрыты. Подбородок опущен. Футболка сползла с плеча. Молчание в ответ было слишком долгим. Воздух вокруг сгустился – хоть режь одним из охотничьих ножей. Скрип старых пружин раздался громом. Неощутимый обычно ветер от тихого движения Уэйда – настоящим ураганом. Питер напрягся, чувствуя легкое прикосновения ступней Уэйда к его коленям, когда тот сел и опустил ноги на пол. Вздрогнул, когда горячая ладонь опустилась на плечо. И забыл сделать вдох, когда вторая ладонь аккуратно приподняла его лицо за подбородок. – Ты же не хочешь, чтобы я извинился? – вкрадчивый шепот. Хитрый оскал дикого хищника. Чуть прищуренные глаза. Паркер сглотнул, медленно плавясь, словно Уэйд был чертовой печкой. Качнул головой и прикрыл глаза, отдаваясь во власть зверя. Покорный. Открытый. Мелко дрожащий от нетерпения и постыдного желания. Уилсон лишь ухмыльнулся, затыкая парней в голове, не позволяя им все испортить – его Питер наконец-то был его. Целиком. И маленькое темное пятнышко на трусах это доказывало. Уэйд не знал, что случилось утром, или вчера, или за неделю до этого, но был благодарен Судьбе и её Величеству Фортуне за столь щедрый подарок. И он не собирался отказываться от него. О нет, он насладится им сполна. Даже если это лишь бред, придуманный им самим, и он все еще лежит на этом диване с дырой в виске. Потом. Всё потом. И он медленно касается губами щеки своего героя. Покрывает каждый миллиметр кожи легкими поцелуями, наслаждаясь рваными вздохами и слабым ароматом лаванды. Зарывается пальцами в волосы, слегка оттягивая голову назад, открывая шею. Выцеловывает каждую темную точку на бледной коже. Мурлычит комплименты, но Питер их не слышит – в его ушах стоит лишь стук собственного сердца. Он отдается ощущениям и льнет к сильным рукам, что оглаживают его плечи и шею. Стонет, когда горячий язык касается мочки. Хнычет, стоит только ему обжечь тонкую кожу за ухом. Чуть напрягается, когда Уэйд поднимает его, усаживая к себе на колени. И почти теряет сознание, когда губы наёмника накрывают его. Обхватывает руками шею Уилсона, лишь бы удержаться здесь, в этом мире, рядом с ним, и приоткрывает рот, впуская, зовя, требуя. Язык Уэйда легко проскакивает между зубов, оглаживает нёбо, сплетается с его языком. Дразнит, смеется, почти выскальзывая изо рта, и вновь с силой возвращаясь. Уэйд сильно обхватывает Питера за талию, и чуть наклоняет, заставляя прогнуться в пояснице, затем чтобы сильнее впиться поцелуем. Вторгается жестко и яростно. Напирает, подавляет последнюю каплю разума в голове Питера. Досконально исследует рот, и, лишь убедившись, что сможет точно сказать, на каких зубах стоят пломбы, отстраняется. Тонкая паутинка слюны растягивается между губами. Питер тяжело дышит, пытаясь не упустить ускользающее сознание, а Уэйд любовно оглаживает линию скул, медленно перемещая пальцы к губам. Щекочет нижнюю. Царапает подбородок и вталкивает в рот указательный и средний пальцы. Жарко. Жарко и влажно. Проталкивает их глубже, наслаждаясь капельками слез, появившихся на глазах Питера. Он загнанно вздыхает, но послушно обхватывает пальцы губами. Уилсон двигает ими сперва нарочито медленно, но стоит ему добавить третий палец, и темп ускоряется помимо его воли. Питер не успевает сглатывать, а потому слюна крупными каплями скатывается по подбородку, капая на столь мешающуюся сейчас футболку. Но Уэйду плевать – он порвет её позже. А сейчас буквально упивается потерянным взглядом своего Питера. Питера, послушно сосущего его пальцы, Питера, опасливо хватающего его запястье просто, чтобы удержаться. Он чувствует возбуждение Уэйда, и неловко трется о его стояк своим. – Маленький возбужденный Паучок, – шепчет Уилсон, вынимая пальцы из его рта и вновь целуя, перекрывая доступ столь необходимого воздуха. Врывается как ураган, не давая ни мгновения чтобы перевести дыхание. Обхватывает горячими ладонями лицо, и Питер почти отключается от этого дурманящего чувства подчинения, повиновения, полного отсутствия воли. Лишь когда Пит перестает отвечать на требовательный поцелуй и почти обмякает в его руках, Уэйд отстраняется. Слышит судорожный вдох и скалится: – Скажи мне, чего ты хочешь. Паркер открывает рот, закрывает и открывает вновь. Покрасневшие припухшие губы влажно блестят, и Уэйд уже сейчас готов воспользоваться этим ртом по полной, но сперва он должен услышать чего хочет Пит. – Скажи мне, – грозно повторяет он, а Питера пробивает ознобом от этого тона. Знакомого, дикого, жуткого. – Я… Дэдпул… Таблички радостно восстают перед внутренним взором – они кричат, что Питер хочет жестко, сильно, развратно, он хочет яростного Дэдпула, а не заботливого Уэйда. Белый причитает лишь, чтобы он был хоть немного аккуратен, дабы Пит не удрал от них после первого раза. Желтый же настроен решительнее и твердит о непреклонности и безжалостности. Уэйд с усилием затыкает их и вновь скалится: – Хочешь папочку-Дэдпула? – и буквально чувствует, как Питер плавится под его руками и взором. – Скажи. – Питер смотрит в его глаза, и медленно кивает. – Скажи мне, – повторяет Уэйд, встряхивая парня за плечи. – Хочу… папочку-Дэдпула, – всхлипывает Питер, смаргивая непрошеные слезы: как же он боится…! Как сильно боится жуткого Дэдпула. Но синяки на шее и зад просто горят огнём, стоит только вспомнить грязный пол под своей грудью, и тяжелое тело Дэдпула, прижимающее к этому самому полу. Облизывает припухшие губы, не сводя взгляда с пронзительных синих, почти черных сейчас глаз. Не может сфокусироваться – слишком потерян, слишком запутан, слишком напуган. Пути назад нет. Да Питер скорее умрет, чем уйдет, остановится сейчас. Уэйд почти нежно касается ладонями затылка, опускает их ниже, с силой проводя по шее, заставляя запрокинуть голову. Обводит лопатки через проклятую ткань. Доводит до поясницы, и резко срывает футболку с Питера, наслаждаясь тихим шипением и щелчком сустава. Отбрасывает её в сторону и подхватывает Питера под бедра. Встает, упиваясь ощущением тонких рук, порывисто обхвативших шею, чтобы не упасть, и горячей взмокшей груди, столкнувшейся со своей. Уткнувшись носом в висок, глубоко вдыхает, распаляясь от смеси ароматов: лавандовый страх и липкое возбуждение. Дэдпул валит Питера на пол, в шаге от дивана, и впивается кусающим поцелуем в плечо. Раскрашивает молочную кожу красными точками, оставляя причудливый узор созвездий. Юноша под ним извивается, всхлипывая, закусив тыльную сторону ладони. Слезы непроизвольно катятся на пол, щекоча виски. Слишком страшно, слишком хорошо, слишком больно, всё слишком. А Дэдпул обнимает под поясницей, приподнимая, и выцеловывает новый рисунок. Покрывает властными, жадными поцелуями живот, зарывается языком в ямку пупка, вызывая тихие стоны. Дотягивается до соска и сильно сжимает его пальцами. Питер шипит, и слышит угрожающий шепот: – Посмотри на меня. Не сразу подчиняется, от чего его больно припечатывают к полу, и заводят руки за головой: – Посмотри, я сказал. – Пит распахивает глаза и встречается с ним взглядом: жуткий взгляд медведя и невинный загнанного оленя. – Хороший мальчик. Слова не вяжутся с тоном, а Дэдпул отпускает его руки, которыми Питер не торопится шевелить, и с наслаждением проводит ладонями по бокам, останавливаясь на выступающих косточках таза. Рассматривает желанное, подтянутое тело, и одним движением переворачивает, не слыша рваного всхлипа. Подхватывает под животом и опускает другую руку на затылок, заставляя выставить зад и проехаться щекой по полу. Питера бьет крупная дрожь. И ладонь Дэдпула по ягодице. Пит вскрикивает и бесстыдно стонет, когда Дэдпул рвет ткань, и прижимается горячим стояком к заду. – Да… – сон словно оживает, и Питер совершенно теряется в ощущениях. Жаркое тело прижимает к полу, раскаленная ладонь сжимает член, заставляя оттопырить зад сильнее, прижаться крепче. – Да… – Ненасытный Паучок, – шепчет Дэдпул, и на секунду отстраняется, избавляясь от собственных, таких лишних тряпок. Оглаживает восхитительную задницу, и прижимается к ней поцелуем. Больно бьет по бедру и крепко сжимает, не позволяя Питеру двигаться. Вылизывает, обильно смачивая слюной, легко проникает языком, дразня и срывая новые стоны. Питеру кажется, что он не выдержит этой пытки – яркой, безумной, нереальной. Он стучит ладонью по полу, сжимает зубы, когда язык проникает максимально глубоко. И кричит, когда Дэдпул проходится грубой ладонью по стояку. – Скажи, чего ты хочешь, – а в ответ слышит лишь всхлипы. – Скажи мне, детка. – С силой бьет по ягодице, оставляя красный отпечаток. Питер вскрикивает и шепчет: – Возьми меня, Дэдпул… – теряет последние крупицы разума и закрывает глаза. Уэйда не надо просить дважды, Дэдпула не надо просить вообще. Но он должен был услышать это от Питера, должен был знать, что его Паучок действительно этого хочет. Приставляет член и толкается. Сильно, размашисто, яростно. У Питера пляшут звездочки перед глазами, стучит пульс в висках, и неровно подрагивает член, обильно сочась смазкой. А Дэдпул утробно рычит, проталкиваясь глубже, яростнее забирая себе невинность своего любимого героя. Он узок, нетронут, возбужден и беззащитен. Открыт. Доступен. И хочет этого. Дэдпул лишь сильнее входит в Питера и застывает, наваливаясь всем телом, кусая за ухо. Паркер почти болезненно стонет, и содрогается оргазмом. Тяжело дышит ртом, но не открывает глаз. С живота скатываются капли спермы, с глухим стуком капая на пол. Дэдпул сильнее вдавливается в Питера и выходит с пошлым хлюпаньем. Переворачивает слабого, взмокшего, вымотанного парнишку на спину и ухмыляется: – Папочка-Пул еще не закончил. Питер с трудом приоткрывает глаза и смотрит на медленно встающего Дэдпула. Тот берет его за руки и тянет на себя, заставляя сесть. Зад нещадно ноет, но Дэдпулу нет до этого дела. Убедившись, что Пит сидит, он берет его за растрепанные шелковистые волосы, и почти натягивает на своей член. Питер давится, но послушно принимает, обхватывает языком и смыкает губы. А Дэдпул задает темп. Его движения резки, и он наслаждается раскрасневшимся лицом и новыми слезами, текущими по щекам. Не дает отстраниться и перевести дыхание. Шумно выдыхает, когда Питер заглатывает особенно глубоко. Позволяет полностью выпустить член и вздохнуть, что бы сразу после толкнуться вновь. Паркер мокрый: от слез, от пота, от слюны. Он больше не может – сейчас просто отключится, обмякнет, рухнет на пол от переизбытка эмоций и ощущений. Но сильные руки не дают этого сделать, лишь задают темп и не собираются уступать. Дэдпул грубо трахает его рот, и кончает прямо в глотку, не выпуская волос Питера из руки, наслаждаясь новыми слезами, и тонкой струйкой собственной не проглоченной спермы на его подбородке. Не отпускает волосы, даже когда позволяет Питеру отстраниться. Тот задушено вдыхает и почти опадает на пол, от чего его удерживают лишь сильные руки, впившиеся в плечи. Дэдпул рывком поднимает несопротивляющегося парня, и порывисто прижимает к себе, сжимая в медвежьих объятиях. Целует в висок, наслаждаясь теплым и совершенно обессиленным Питером. Шепчет успокаивающие комплименты, но в ответ слышит только гулкое биение сердца. Осторожно подхватывает на руки, любовно трется носом о его, из жуткого Дэдпула превращаясь в заботливого Уэйда. Казалось, Питер без сознания, и Уэйд не был уверен, что это не правда. Белый в голове разразился целой тирадой, что больше они не то, что Питера, даже Паука никогда не увидят. Желтый же сыто заявил, что после такого секса даже он бы не ушел от Уэйда, не говоря уже о Паркере. Уэйд вглядывался в его лицо, медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь, прислушивался к тихому дыханию, и боялся. Боялся, что Белый прав. Что не нужно было набрасываться вот так. Нельзя было включать Дэдпула. Он любит Питера всей душой. Он смог ему открыться. И не важно, что Питер хотел этого! Он не мог вот так сыграть на его доверии. – Прости, Коржик, – прошептал Уэйд, укладывая Питера на кровать в своей спальне и вытирая его забытым здесь полотенцем. – Прости, если сможешь. Я не должен был этого делать. Укрыл Питера одеялом и вышел из спальни, притворив за собой дверь, как несколько часов назад. По телевизору шел какой-то смутно знакомый фильм, но Уэйд выключил его, не раздумывая, погружая комнату в приятный полумрак, словно он мог спасти от жуткого чувства вины. Откинулся на спинку дивана, стараясь ни о чем не думать. Прикрыл глаза, и не заметил, как провалился в беспокойную дрему… …Солнце нежно гладило лицо Питера, целуя щеки и потрескавшиеся губы. Он прикрыл глаза ладонью, и только тогда смог открыть их. Тело болело, было больно даже просто потянуться, а во рту сухо, как после хорошей пьянки. Он лежал на кровати Уэйда, а по квартире разносился сладковатый аромат. С трудом поднялся, закутываясь в одеяло, словно в кокон. Передернул плечами, подхватывая сползающее с них одеяло, и тихо дошел до кухни, на секунду останавливаясь на пороге. Уэйд Уинстон Уилсон – не Дэдпул – с задумчивым, даже озабоченным видом переворачивал блинчик на сковородке. Стол уже был накрыт, над одной из кружек поднимался пар. Уже готовые блинчики лежали на тарелке рядом, маня своим румяным видом. Питер тихо подошел к нему и обнял, прижимаясь щекой к лопаткам. Уэйд вздрогнул и выронил лопатку из рук. Она упала на пол, оглашая кухню мелодичным звоном. Уэйд глубоко вздохнул, пытаясь сказать хоть что-то, но Пит опередил его: – Доброе утро, – прошептал тихо, так, что голос отдался вибрацией по всему телу, забираясь под кожу, проникая глубоко в душу. – Пит, – с силой выдохнул, внутренне напрягаясь, – прости… – Я тебя ненавижу. – Секундная стрелка на часах в коридоре больше не бежала, а Уэйд проваливался куда-то в пропасть. Мир сузился до одной точки на гладкой поверхности чистого шкафчика для посуды. Таблички в голове показывали лишь многоточие. – Почему ты не пришел ко мне, а оставил спать одного? – капризно протянул Питер, легко касаясь губами кожи где-то под лопаткой. …Сперва ожил Желтый, заявляя что ему должны сотку, потому что Питер от них теперь вряд ли куда-то уйдет, после Белый, вопя и требуя упасть на колени и целовать, прося прощения и обещая больше не оставлять Пита одного, тем более после секса. – Что? – голос предательски сорвался, когда Уэйд повернул голову, смотря на Питера. – Не хочу спать один, – повторил он, чуть отстраняясь, заглядывая в глаза. – И не надо больше Дэдпула, – щеки залила краска, – я хочу тебя, Уэйд.