В объятиях кошмара

Гэвину давно не снились цветные сны. После тяжёлого рабочего дня сил хватало только на то, чтобы стащить пропитанную потом одежду, забраться под душ и, наспех вытеревшись полотенцем, упасть в кровать. Обычно он засыпал в какой-нибудь глупой позе и всю ночь метался по постели, пытаясь вырваться из оков душных чёрно-белых кошмаров. Гэвин просыпался в поту и долго всматривался в покрытый уродливыми трещинами и грязными разводами потолок, пытаясь прогнать из мыслей сцены изнасилований, расчленения, визгливые крики попавших под горячую руку детей и тяжёлое дыхание у самого уха — он никогда не оборачивался, а потому не знал, кто поджидает его там, в темноте. А его всегда кто-то ждал. Опускал руку на плечо, сжимал некрепко, но отчётливо — Гэвин потом долго не мог выбросить из головы фантомное ощущение прикосновения. Его не пытались нарочно испугать. Гэвин понял это пару лет назад, когда неясная тень за спиной перестала вызывать у него мурашки и стала ощущаться не как главное чудовище очередного выверта сознания, а как старый друг, готовый тебя поддержать в любой момент. Было смешно и глупо считать другом свой страх, однако Гэвин никогда не стремился к нормальности. Иногда тень заговаривала. Гэвин не помнил ни слова из того, что она произносила, но тщательно сохранял в памяти интонации — успокаивающие, подбадривающие, равнодушные и даже угрожающие. Он пытался понять, слышал ли когда-нибудь в жизни нечто подобное. Пересматривал старые фильмы, которые так любил в детстве, до звона в голове вслушивался в песни и на повторе крутил плейлист двадцать часов в сутки. Остальные четыре часа уходили на сумбурный сон, и редко когда ему удавалось проснуться потому, что он выспался, а не из-за очередного кошмара. Сначала засыпать было страшно. Потом он привык, перестал глушить алкоголь и снотворное всех сортов и оттенков. Перестал нарочно доводить себя до истощения, когда единственным желанием оставалось желание умереть. Теперь его жизнь вся состояла из усталости, апатии и приступов агрессии, потому что он снова не выспался. Тень смеялась над ним, почти прижимаясь щекой к щеке, и Гэвин улавливал краем глаза размытое чёрное пятно. Но никогда не оборачивался. Никогда. Жить в неведении было лучше, чем упасть однажды на пол из-за остановки сердца после пяти суток без сна и бесконечного употребления кофеина и очнуться в больнице. Или не очнуться вовсе. А Гэвину хотелось пожить ещё немного. Но однажды он не вытерпит. Однажды он обернётся, устав от этой многолетней игры, взглянет в глаза своему персональному чудовищу и с натяжкой улыбнётся ему в ответ. Потому что именно это лицо он пытался забыть столько лет. Но не смог.