Жидёнок

Осеннее утро не предвещало беды. То был выходной, в котором так нуждался Стэнли Урис. Оторваться от школьной суеты, остаться наедине с самим собой, наконец-то услышать тишину и вдоволь насладиться ею. Порисовать птичек, погулять, вдыхая запах палой листвы. Прочитать книгу или две, а лучше — три! Ещё долго можно перечислять, от чего и почему Стэн решил отдохнуть. Но нам важнее узнать — каким образом? Расслаблялся он весьма оригинально, смотря на мирно плавающих в парке уточек, сидя на скамье. Скорее это был даже не парк, а место, постепенно переходящее в лес. Однако здесь тоже было достаточно народу, но днём или, правильнее будет сказать, ранним вечером. Не подозревая о всякой беде, юный еврей совсем выпал из реальной жизни, уносясь куда-то далеко-далеко в мир своих фантазий и грёз. Туда, где он мог побыть один, без отца, без друзей, чьими пошлыми шуточками он сыт по горло, без противных хулиганов, которые доставляли лузерам, а, значит, и самому Стэну кучу хлопот. Это всё звучало так заманчиво, что Урис прикрыл глаза. Из транса его вывела вылезшая из-за уха кудрявая прядка. Подул слабый, но ощутимый ветерок, заставивший Стэнли поёжиться, однако, тот быстро вернул исходное положение своей осанке. Он глубоко вдохнул холодный утренний воздух и замер. Глаза погрузились во тьму, накрытые чьими-то холодными и грубыми руками.  — Ку-ку, Малыш Стэнли, как дела? — язвительный голос одного из самых отъявленных негодяев города заставил еврея вздрогнуть. — Неужели ты мне не рад? — вопросительно хмыкнул Генри. — Даже не поздороваешься? А я думал, ты воспитанный мальчик! Тут одна из рук медленно скользит к макушке, вцепляется в аккуратные кудряшки Уриса и откидывает его голову назад, а сам же Бауэрс по-хозяйски плюхается рядом с мальчиком. «Удивительно, я даже не заметил его шагов со спины!» — проносится в голове Уриса. Смотреть за реакцией Стэнли — одно удовольствие, хотя, кому как!  — Генри, не мог бы ты отпустить, мне больно, — совершенно спокойно просит Урис, как-будто не замечая своей запрокинутой головы и вообще всего положения в целом. Это приводит Генри в бешенство, которое тот умело подавляет, повторяя в голове: «Ещё не время». За эту учебную неделю Стэн успел изрядно потрепать достоинство Бауэрса младшего. Самое смешное заключается в том, что Стэнли ничего не делал. Он не грубил, не пытался дать отпор, не отвечал на глупые насмешки, а лишь спокойно просил Генри отойти или перестать. Он спокойно сидел в мусорном баке, куда его запихивали, сидел столько, что компании Бауэрса просто надоедало, и они уходили. Он терпел боль, которую испытывал в тёмном переулке, когда Генри толкнул его на холодный и грязный пол и бил ногами. Еврей хладнокровно молчал. То есть он не делал абсолютно ничего, что могло бы взбесить вышеупомянутого. Тем самым вызывая ещё больший гнев. Бауэрс знал о планах мальчика на выходные, знал где и когда тот будет. Несмотря на это, Генри совершенно не продумал план действий. Обычно это получалось само собой. Но сейчас он всё ещё сидит в развалку, крепко держа Стэна за волосы, задрав ему, таким образом, голову.  — И всё же, Генри, мне больно. Не мог бы ты отпустить меня? — невинно и робко просит Урис.  — Скажи, жид, а все евреи такие воспитанные мрази? — после недолгой паузы язвительно интересуется Бауэрс, на что получает молчание. Стэн не терпит расизма. — И чего это наш мистер-спокойствие-на-всё-дам-ответ замолчал?! Он ещё сильнее дёргает юнца за каштановые кудри, заставляя Стэнли полностью обнажить чистую шейку. «Вот бы опорочить её!» — проносится в голове. Генри хитро облизывается, что явно не нравится Урису, но даже сейчас мальчик совладает с эмоциями.  — А ты когда-нибудь купался в холодном пруду осенью? — Генри разражается смехом и валит еврея на скамейку, садясь сверху. — Я могу предоставить тебе такую возможность!