* * *
Уютный бар. Ненавязчивый гул людской болтовни, звон столовых приборов, шорох льняной салфетки. Ника крутит в руках бокал — «Каберне» мягко скользит по стенкам, пахнет тонко и немного легкомысленно. Чуть-чуть пригубить. Пресно. Да и зачем, когда он рядом. Трой. Сидит, смотрит оценивающе, будто уже поглаживая неторопливо. Ника внутренне ухмыляется: «Давай, давай, красавчик, может, еще передумаешь и сбежишь? Внешность-то у меня… просто треш. У тебя еще есть шанс. Допивай свой кофе и вали». Рассматривать стол и настенные панели скучно. Ника переводит взгляд на своего нового знакомца, но Трой продолжает смотреть в упор. В его прозрачных глазах нет и тени смущения. Крепкие плечи и неожиданно изящные запястья, тонкие пальцы. Ника тихонько вздыхает — он хорош, очень хорош и даже не скрывает своих намерений. К тому же… похоже, подраненный. Ника чуть ощеривается, стараясь сдержаться, но все равно возбужденно тянет воздух носом. Да, правый бок, по касательной, но прилично. Вот это уже совсем не пресно.* * *
Что-то с ней не так. Трой никак не может понять, что именно. Это «что-то» не дает покоя и в то же время дико его заводит. Девица равнодушно отпивает немного вина, облизывает губы, но не завлекающе, а скорее задумчиво, поворачивает голову, цепляется взглядом… напряженно вздыхает и вдруг улыбается. У нее белоснежные ровные зубы, словно оскал, но глаза тоже смеются — смягчают впечатление. Трой хмурится: «Я ее… боюсь? Эту пигалицу?! Поразительно! И… да. Боюсь. Все верно. В рабочей обстановке я бы никогда не повернулся к ней спиной. Даже к безоружной. Что за бред?!» Он уже забыл, когда в последний раз это чувствовал. Страх.* * *
Ника едва не рычит от раздражения: «Черт, черт, черт! Вот это чуйка, уже испугался! — Она допивает вино. — Все-таки соскочит! Стоп, ты же и не собиралась! Ты обещала сестренке вести себя хорошо! Так, надо успокоиться. Все, отпусти его, уходи! А «Мост»… подождет!» Ника встает, наматывает на шею полосатый шарф, как бы невзначай посматривая на часы, и говорит: — Слушай, у меня еще съемка сегодня — буду ловить свет на закате. И домой надо забежать за объективом, так что… спасибо за компанию и все такое!.. — Да, понимаю, — выдавливает Трой хрипло и заторможенно, но тут же подскакивает за ней. — Нет, стой! Не уходи… то есть я провожу тебя! Ника насмешливо приподнимает бровь: «О-хо-хо, вот это лишнее!» — Нет, не нужно. Еще светло совсем! Да и здесь недалеко. Ника вновь улыбается, уже напряженно, и отступает к выходу: «Ты же почувствовал меня, напугался, какого хера творишь?! Иди!» — Я иду с тобой, — Трой смотрит пристально и жестко, уже набрасывая куртку. Ника сдается: — Ну, пошли! «Сам виноват. Глупышка».* * *
Идти и правда недалеко — старый двухэтажный особняк на несколько квартир как будто хмурится при встрече. Ника открывает тяжелые двери, поглядывая на неожиданного «гостя» через плечо, жестом приглашает войти. Трой заходит и озадаченно осматривается: «Это не просто минимализм, это…» Белые стены. Высокие потолки. Старый светлый паркет. Трой сбрасывает ботинки и встает босыми ногами — теплое шершавое дерево. Ника хмыкает — она тоже уже босиком, шлепает куда-то вглубь, махая рукой налево: — Проходи, я сейчас! Трой проходит и оглядывается: «Вот это да!» Почти пустая просторная комната. Белая кровать. Развевающиеся от открытого французского окна белые занавески. Стены опять белые — все, кроме одной: на ней фотографии в изящных тонких рамах. От пола до потолка. Пейзажи, городские панорамы, макросъемка. Талантливые, искусные. Все такие звенящие, даже лихорадочно энергичные. Все, кроме одной. Самой крупной. Прямо напротив. Трой подходит ближе. На фото — подвесной мост в тумане. От него веет умиротворением и тоской одновременно. Смертельной тоской.* * *
Трой рассматривает «Мост». Очень кстати. Ника, притаившись, стоит у него за спиной уже несколько минут. «Слушает». Он — профессиональный военный. Подрывные работы, тщательность во всем, доведение до абсолюта. Направленный взрыв, точный расчет, наибольшее количество жертв. Плюс первый по стрельбе. Все должно быть идеально. Ника в восхищении качает головой: «Тридцать лет, и уже триста девяносто восемь человек на счету… ого! — Количество его жертв явно зашкаливает. — Даже у меня меньше!» Ника шумно вздыхает, заявляя о своем присутствии. Трой косится через плечо и негромко спрашивает: — В чем твоя тайна?* * *
Странная девка уже за спиной. Трой раздражен — не смог засечь ее, прошляпил: «Черт, и ведь ни шороха не было, ни одного скрипа тонких паркетных досок!» Вопрос про тайну повисает в воздухе. Трой ждет. Какой удар он получит вместо ответа? Нож? Огнестрел? Трой уже не сомневается, что получит его непременно. Сейчас… вот сейчас… ничего. Он оборачивается к Нике. А она совсем не малышка, всего на ладонь ниже него. Ее черные глаза мерцают, и Трой думает, что она не ответит, но… — Я наркоманка. Трой даже приоткрывает рот в изумлении. — Да, — продолжает Ника. — У меня есть одно… пагубное пристрастие, уже очень долго, много… лет. — Но ты совсем не похожа на… — Трой видел наркозависимых, и Ника никак не вписывается! Ее глаза — такие острые и полные жизни. Ее фотокартины… — Просто я в завязке, — Ника отводит взгляд, как-то странно, очень мучительно хмурится. — Обещала кое-кому и вот, держусь. То есть держалась, — она быстро шагает к нему, совсем близко. — До тебя.* * *
Трой перехватывает инициативу мгновенно — целует так жадно, что Ника забывается и сдается под его напором, даже не пытаясь что-либо обдумать: «Какой же он горячий, просто пламенный! Хочу, хочу… хочу!» Ее смокинг летит в сторону, куда-то к шарфу и его куртке. Трой тут же снимает с нее и тонкую майку, прижимает к себе, добравшись до шеи и спускаясь ниже. Ника только успевает поскуливать, подставляясь под настойчивые руки и вдыхая его запах — очень мужской, живой, изумительный. Жилка у него на шее бьется наполненно и так опасно близко, что Ника почти слетает с катушек, лишь в последний момент одергивая себя: «Нет, нельзя! Нет! Только секс!»* * *
Трой не замечает, как они оказались на кровати, да и плевать. Ему просто до остервенения ее хочется. Все остальное неважно, но… Резкая, простреливающая боль в боку заставляет охнуть и повалиться на спину, сжимая зубы: «Бля, что такое?!». Трой задирает футболку — ну да, все ясно. На повязке маленькое красное пятнышко — похоже, швы все-таки разошлись. Трой рычит: — Черт, твою же мать! Нет, Ника, подожди, не уходи! Но Ника и не собирается уходить. Остановившиеся черные глаза никак не могут оторваться от уже расширяющегося на повязке пятнышка крови. Ника прикусывает яркие губы. Трой, шипя, пытается подняться, но Ника его останавливает, укладывая обратно на спину, медленно садится сверху, стаскивает с него испачканную футболку, наклоняется, просто гипнотизируя взглядом… нежно касается губами век, щеки, шеи и… …цап! Резкий жесткий захват мощных челюстей. И острый спазм боли. Трой вдруг чувствует кровь на языке и в горле, почти давится, но вдохнуть не может и защититься тоже. Не может двигаться. Перед глазами у него все плывет, и жизнь как будто утекает сквозь остро кричащее горло, но он очень ясно понимает, что произошло. Не нож, не огнестрел. Ника. Ника, пьющая из него жизнь.* * *
Кое-как оторваться получается, когда Трой уже чуть жив. Ника удрученно рассматривает рану на его бледной шее — все-таки надорвала ему горло, не сдержалась. Теперь бы выровнять дыхание и хоть немного угомониться… Трой с хрипом пытается вдохнуть, кашляет. Брызги крови летят веером, из горла снова доносится хрип. Трой смотрит сидящей рядом стерве точно в глаза, хочет что-то сказать, но уже не судьба — еле дышит. Ника чертыхается, но все равно кладет ему руки на грудь — «Мост» ведь так и не закончен. Не одушевлен. Ника оглаживает Трою солнечное сплетение, чувствуя затаившуюся внутри душу. Вот она — теплый клубочек — уже под ладонями и… оп! Ника сжимает кулак, словно обрывая ниточку. Трой вздрагивает. Его прозрачные глаза окончательно застывают. Последний выдох. Ника подносит кулак к уху — внутри как будто камешки гладкие перекатываются. Душа. Сущность. То, что нужно. Ника соскакивает с кровати, подходит к «Мосту», прижимает ладони к стеклу, выпуская, запирая душу внутри фото, нежно оглаживает. Вокруг словно поднимается незримая волна — гомон, шепот, тихий звон, будто окружающий воздух подернулся рябью в душном мареве — все фотографии на этой причудливой выставке не без секрета. Души внутри них волнуются и бузят — сочувствуют новичку, перешептываются: — Трой… Трой… Трой. Жаль… жаль… жаль. Ника, прищурившись, оглядывает фотостену: «Бу-у-у-унт, мальчики?! — гневно раздувает ноздри. — Заткнулись все нахуй!» — яростно шипит. «Мост» вздрагивает, оживая. Трой уже внутри. Ника смотрит на фото, наклонив голову. Вот теперь все идеально. Трой. Кайф… его кровь — чистый кайф, самая мощная «дурь» из всех, что она пробовала. Ника ложится на спину, прямо посреди комнаты, приподнимается на локтях и снова смотрит на «Мост». Изображение уже не кажется умиротворяющим или тоскливым. Оно словно вибрирует изнутри. Ярость. Злость. Исступление: «Выпусти! Убью, сучка!» — но «сучка» только пьяно хмыкает: «Как же я тебя выпущу, Трой, красавчик? Я же тебя почти люблю!» Ника едва ли не физически слышит оглушающий отчаянный вой. Стекло на «Мосте» вдруг содрогается и хрустит, словно выдавливаясь наружу от удара. Из центра расходится острая паутина трещин… но на большее силенок не хватает, все-таки Трой всего лишь человек. «Вот это да! — Ника в восхищении. — Такого у меня еще никогда не было! Точно любимчик! Браво, Трой!» Но Трой уже молчит. Понимает, что для него все кончено, умничка. Щелкает замок. Ника даже не удосуживается оглянуться — и так прекрасно знает, кто пришел. Сестренка — Алисия. Лиш.* * *
— Ну, бля-а-а, — тянет Лиш, разглядывая лежащее на кровавом покрывале тело. — Ты опять начала! Ты же обещала завязать! — и с обидой бросает на пол сумку. Ника наконец оглядывается через плечо и совершенно очаровательно улыбается. Такой пьяной Лиш не видела сестру никогда, хотя сколько веков они вместе — и не вспомнить уже. Лиш подходит к кровати, оставив кайфующую стерву дальше валяться на полу, и думает: «Какой он красивый! Уже совсем белый и мертвый — и все равно красивый. Досадно. Очень досадно. Такие прозрачные глаза. Кажется, что смотрят прямо в душу… в душу? Что это со мной? Видимо, дело в нем». — Никс? — М?.. — Как его зовут… звали? — Трой. Лиш наклоняется к Трою. На его бледной скуле — яркие брызги крови. Капли уже подсыхают, но… Лиш судорожно сглатывает, принюхиваясь — чует непередаваемо манящий запах. Лиш задерживает дыхание. Внутри нее что-то переворачивается: «Интересно, какой он был… живой? Ника! Жадная сука!» Ника тут же хмыкает, переворачиваясь на живот, и дразнит Лиш озорными глазами: «Хочешь? Могу угостить! Я и так уже в усрачку». «Да пошла ты!» — раздраженно думает Лиш и дальше — уже вслух: — Уж падальщицей-то я никогда не была! — Ну, тогда завидуй молча, детка! — Ника закрывает черные глаза и раскидывает в сторону руки. — Ка-айф, какой же ка-айф. — Опять придется уходить! — Лиш — само Благоразумие и Совершенство, как всегда. — Жаль, мне здесь нравилось. Поднимай свой жадный обдолбаный зад! Трой с каждым мгновением теряет краски. Становится серым, сизым, будто пепельным. Лиш отводит от него взгляд, хмурится — что-то не так. Что-то не дает ей покоя. Ника отвечает понимающим взглядом: «Мне тоже, но… пошли!»* * *
Две тонкие фигурки быстрым шагом идут по улице. Как всегда налегке — только изящная светлая сумка Алисии и баул с фототехникой у Ники. Просторная стена в оставленной квартире сияет белизной. Она абсолютно пуста. Нет ни картин, ни следов от креплений. Бегущая за Алисией Ника иногда чуть похлопывает себя по груди — успокаивает бунтующее население. Алисия морщит нос и останавливается, топая ногой: — Нет! Мне он нравится! Надо его оставить! — Ты спятила?! — Нику просто перекашивает. — Он меня убьет, он будет сильнее нас обеих! Нет! — Она хватает сестру за рукав и тащит дальше. — Да! — Та упирается, снова останавливается и сверлит Нику взглядом. — Ты обещала не убивать! Обещала! Они стоят и таращатся друг на друга. Зеленый взгляд против черного. Кто кого? Выплевывая весь матерный запас, Ника тащит Алисию обратно. Закатное солнце подсвечивает стену розовым отпечатком окна. Все фото уже на месте. «Мост» поблескивает лопнувшим стеклом. Он молчит, как будто отвернувшись. Ника проводит руками по стеклу, жестоко режет ладони, но хватает тот клубочек — он жалит открытые ранки, саднит. Алисия подбегает к телу, стирает с белого подбородка темные капли, наклоняется, касается языком раны на шее, осторожно и тщательно зализывая ее, а затем бросает злой взгляд на мечущуюся у «Моста» сестру: «И все-таки ты просто сучка!» Ника, задыхаясь, срывает «Мост» со стены, разбивая в мелкую труху, к чертям собачьим. То есть лисьим. Она подбегает к телу, «вкладывая» клубочек-душу на место, капая кровью с разодранных ладоней. Алисия мощно бьет Троя кулаком в грудь раз, второй, третий… и вдруг чувствует на себе его пристальный прозрачный взгляд. Трой молниеносно, даже не повернув головы, хватает Нику за горло, продолжая холодно рассматривать испуганную Алисию. — Ты кто? — спрашивает он. Пока еще у него получается очень хрипло. Ника, попискивая, бешено сигналит глазами — беги! Алисия не может вымолвить ни слова. — А-а-а, — улыбаясь, хрипит Трой. — Сестра, значит. Ну, приятно познакомиться и… спасибо! Алисия быстро-быстро кивает и подскакивает, хватая сумочку. Ей уже пора, ведь правда?.. Она бежит к двери, под туфлями хрустят осколки «Моста», в голове скачут мысли: «Пусть теперь сама разбирается! Заварила кашу, дурища!» Отдышаться удается только на улице. Трой ведь и правда получился сильнее их обеих. Алисия прикусывает губу: «Ух, Ника!»* * *
Трой медленно переводит взгляд с захлопнувшейся двери на Нику. Теперь он ее совсем не боится — держит за горло. Вспомнив, он раздраженно, рывком отдирает на боку уже не нужную повязку. Шрамов нет. Нигде, кроме шеи. Ника. Трой щурится. Ника удрученно сопит — понимает свое положение, умничка. Уже окончательно отрезвела и приуныла. Трой убирает руку с ее шеи, но держит взглядом и спрашивает: — Я мертв? Ты ведь убила меня… — ему любопытно. — Нет, ты теперь живее всех живых, — хмыкает Ника. — Причем навсегда. — Я такой же, как ты? — Трой допрашивает со всей тщательностью — нужно понять суть. — Да, только… сильнее, — Ника потирает горло запястьем. — И… что ты такое? — Он рассматривает понуро сидящую перед ним Нику, пытаясь уловить хоть что-то потустороннее, но не может. — Слыхал про кицунэ? — Объяснить это сложно, но почему-то хочется. — Первый раз слышу… э-э-э, китайская лапша? — Нет, — рассказчица тихо прыскает себе под нос. — Это японский дух-оборотень, лиса. Ее еще называют девятихвостой, если она уже… в возрасте и достаточно дел наворотила. Хотя… я ближе к корейской кумихо, наверное. — Хрень, — Трой привык характеризовать подобную муть максимально емко. — Это какая-то хрень. Давай не загоняйся, а объясняй нормально! Ты в полнолуние обрастаешь шерстью и воешь на луну? — Нет, я сейчас в человеческом обличье, но… Лиш… то есть, Алисия, например, умеет... хм, зализывать раны, а я нет, но могу кое-что другое. Я не человек до конца, и не совсем дух, и не полукровка, я есть я, сама по себе, — Ника совсем запуталась, ей еще никогда не приходилось вот так объясняться. — Я пью кровь, но не питаюсь ею, мне это в кайф. Я забираю… хм… сущности или души, как вы говорите, интересных мне людей, вкладывая их в любимые образы — фото. Это моя способность. — Черт, — бормочет Трой. Он в недоумении. — Какой-то бред. Может, это меня не в бок, а по голове жахнули, и я в психушке? Или уже в морге, а это все — просто умирающие мозги резвятся? Так не бывает… — Что, когнитивный диссонанс? Разрыв шаблона? — Ника игриво блестит глазами, хихикает, и правда, совсем по-лисьи. — Все бывает. Все. Трой, прищурившись, ложится на спину, смотрит в потолок — пытается уловить хоть какие-то изменения внутри себя, намек, реакцию. Ничего. Все, как обычно. Даже лучше — как будто вдоволь погрелся под горячим душем, а потом отоспался на год вперед. Трой снова переводит взгляд на притихшую Нику — та промакивает сочащуюся из ладоней кровь простыней, шипит — больно. Трой переворачивается на бок, наблюдая за ней. — Я хотел порезать тебя еще глубже, но силы уже были на исходе, — замечает он холодно. — Я не знал, зачем ты вернулась и что снова задумала, зачем вытаскиваешь меня с того… Моста. Я ведь могу тебя убить, правда? Прямо сейчас? Теперь у меня хватит силенок? — Да, легко, даже напрягаться не надо будет, — она обреченно кивает и обдувает израненные руки. — Если прикончишь быстро, я буду тебе признательна, — она закрывает глаза, чтобы не мешать ему. Наверное, это все? Конец? Пора и честь знать, зажилась, старушка! И все же — ей надо сказать, хотя бы попытаться. Ника шепчет тихонько, не открывая глаз: — Прости… я ненормальная, когда чую кровь… ладно, плевать, давай. Она опускает повинную голову. Он убьет ее... сейчас... вот сейчас... еще мгновение, и... Но удара нет. Наоборот. Его теплые губы касаются длинных порезов на ее ладонях — Трой проводит языком вдоль, от пальцев до запястья, потом обратно. И еще раз. И еще… горячее дыхание на коже и ранках. Еще прикосновение, еще — и снова… Трой чувствует ее боль как свою. Ника поднимает голову и смотрит на него, приоткрыв губы. Ранки на руках начинают чесаться почти нестерпимо — закрываются, покрываясь тонкой новой кожицей. Похоже, теперь не только у Алисии есть способность к врачеванию. Трой удовлетворенно осматривает затянувшиеся порезы: тонкие рубцы, конечно, останутся — и поделом, теперь они квиты. А еще — он не хочет, чтобы эти ранки отвлекали ее от… — Если подумать — мы едва знакомы, — задумчиво замечает Ника, считав все его намерения. — Ну, я бы уже так не сказал, — Трой иронично приподнимает бровь. Он прихватывает Нику за тонкую майку, притягивает к себе и шепчет: — Опять нацепила? Снимай!* * *
Алисия бродит у окон, напряженно «прислушивается» и облегченно вздыхает — как же было страшно, но оно того стоило! «Фух, все хорошо!» Лиш улыбается, уже цокая каблучками по ночной улице и размахивая сумочкой: «Неужели, неужели у сестры наконец-то появился парень, это же просто счастье какое-то! А то все фотки дурацкие! И ладно бы хоть спала с ними сначала, так нет — сразу кровь выжирает и душонку наружу выворачивает! А теперь — нормальный мужик, а кто все устроил? Кто — молодец и умничка? Лисе-о-о-о-онок! У-у-умничка!» Лиш идет и нюхает пальцы, разбирает на составляющие уже полустертые капельки его крови: «А кто это тут у нас? Неужели у него есть старший брат? Вкусненько пахнет, правильно так, даже слегка занудно… хочу!» А потом... По темному переулку пронесутся тихие шепотки и тонкое лисье хихиканье, но когда случайный прохожий обернется… Узкий переулок будет уже пуст.