Всегда

Прямо над головой назойливо жужжала муха, била тяжелыми крыльями с настойчивостью набата. Все громче, ближе. Осаму открыл глаза и уставился на белый потолок. По нему плясали солнечные зайчики, и Осаму проследил за ними взглядом. Один, побольше, скорее напоминал хищника, гоняющегося за легкомысленной, но удачливой жертвой, а та умудрялась ускользнуть в последний момент. Муха, избежавшая сети паука. Где она кстати? Осаму прислушался. Внизу гремели ключами. Потом заскрипела под тяжелыми шагами лестница. Когда хотел, Ацуму умел передвигаться бесшумно. Сейчас он шел так, будто с силой впечатывал в пол пыль под ногами. Хотел, чтобы его услышали. Осаму повернул голову в сторону и зажмурился. По глазам бил солнечный луч и под веками вспыхивали разноцветные огни, но он терпел. Лучше так. Может, удастся притвориться спящим. – Привет. Хлопнула дверь, и шаги приблизились, остановились рядом. На лицо легла тень, убрала осточертевший луч солнца. Осаму не ответил, выровнял дыхание. Глубокий вдох и выдох, повторить, еще раз. Медленно и размеренно. Так дышат во сне люди, которым нечего бояться и не о чем тревожиться. – Хватит валять дурака. Когда ты спишь, дышишь не так. Осаму вздохнул и посмотрел на Ацуму, сказал: – Ты меня разбудил. – Уже полдень. Я принес поесть. Ацуму бросил ему на колени пакет. Осаму поморщился: пакет был легкий, но правую ногу прошила боль, пока далекая, намек на тот ад, который ждет его, если он не примет таблетки. – Лекарство не забыл купить? – За кого ты меня принимаешь? – Ацуму достал из кармана куртки знакомую коробочку, и Осаму потянулся за ней, но Ацуму быстро отдернул руку. – Сначала поешь. Осаму покорно зарылся в пакет, достал упаковку онигири. Возражать – себе дороже. Осаму по праву считал себя упрямым человеком, но переспорить Ацуму не сумел ни разу. Он откусил кусок от онигири, скривился. – С тунцом. – С лососем не было, – Ацуму растянул губы в улыбке. – Но ты должен все съесть, иначе не поправишься. Тебе нужна энергия, а твоим костям витамины, а то срастутся неправильно. Мы же этого не хотим, а? Он наклонился и легонько стукнул Осаму по правому колену. Не стукнул даже, так, тронул пальцами, но хватило и этого. Осаму охнул, тут же прикусил губу, давя стон – он не доставит этому засранцу радости! Поймал на языке солоноватый привкус: слишком сильно – и облизнул губы. Ацуму смотрел на него немигающим взглядом – и вдруг оказался совсем близко, впился ногтями в плечи и прижался ко рту. По губам хозяйски прошелся чужой язык, и Осаму собрал силы, пихнул кулаком в грудь. – Отвали, дай поесть спокойно. Ацуму отступил, отошел к окну и поправил шторы. Спина с угловатыми лопатками, тонущая в солнечном свете, прямая, жесткая, Осаму помнил ощущение на кончиках пальцев, когда запускал ладонь под футболку и оглаживал острые позвонки. Раньше ему это нравилось. Он и солнце раньше любил. Теперь же постоянные световые росчерки повсюду: на стенах, потолке, полу, любимом-ненавистном лице – бесили. Хотелось нырнуть во тьму, и Осаму не стал сдерживаться, отбросил пакет – упаковки чего-то неизвестного, но, без сомнения, нелюбимого с шорохом рассыпались по полу – и снова завалился на бок. Левый, чтобы не тревожить и без того уже ноющую ногу. Он успел увидеть, что Ацуму обернулся на шум, как исказилось от злости его лицо, и закрыл глаза. Хочет помешать ему – пусть попробует. Если повезет, он уснет раньше, чем боль станет нестерпимой. Балансируя на грани реальности, Осаму подумал, что эту партию он взял. *** Осаму плавал в мутной воде, и в ушах шумел прибой, сплетаясь в десятки голосов. "Следующая игра будет непростой". "Сакуса монстр". "В виде исключения я выложусь на полную", – это, кажется, Суна. "Оставьте его мне. Я порву его в клочья", – а это точно Ацуму. "Постарайся, Осаму. Ты способен на большее", – а это... Он помотал головой, посмотрел вверх через толщу воды, туда, где блестело закатными лучами солнце. Как же надоело. Он постарался. Выжал максимум и даже больше. Возможно, поубавь он рвения – не оказался бы в такой заднице. Голоса отдалялись и снова возвращались, пока их не осталось всего два, но теперь они звучали, кажется, прямо в голове. "Ты талантливый игрок". "Добей их, Саму!" "Можешь быть немного серьезнее?" "Мамы сегодня не будет до вечера. Чем займемся?" "Хочешь куда-то сходить? Давай в кино". "Я никогда не причиню боль тебе и тем, кого ты любишь". "Осаму, ты мне нравишься". "Я люблю тебя, Саму". "Мы всегда будем вместе". Если бы не тот крученый мяч, все могло сложиться иначе. Осаму помнил резкую боль в колене, перекошенное лицо Ацуму, слышал крик с трибун, но главное – помнил, что смог отбить тогда, когда не смог никто другой. Дальше все было как в тумане. А потом он проснулся от адской боли, в доме, где жил в детстве до того, как родители переехали. Рядом сидел Ацуму – и больше никого. На зиму все уезжали в город, Осаму не удивился бы, окажись, что кроме них в этой дыре вообще никого нет. Ацуму вкратце пересказал ему то, что он пропустил. Игру они слили, хотя удержанный Осаму мяч позволил им взять второй сет. Врач уверил их и тренера, что травма пустяковая, всего лишь небольшое растяжение. Ацуму позвонил родителям в Токио, выслушал лекцию и обещание вернуться домой, как можно быстрее – Осаму не обольщался, через пару недель, не раньше, когда важный клиент отбудет обратно в свой Киото. Примчавшаяся на вызов соседка Ли-сан, которая приглядывала за ними по просьбе матери, согласилась, что дом за городом – более приятное для восстановления место, а Ацуму, конечно, не мог бросить его одного. Как только нога Осаму заживет, они вернутся в город. Все это Осаму знал только по рассказам Ацуму, его воспоминания заканчивались на неудачном прыжке. То, что все слова Ацуму нужно делить на два, Осаму понял, как только попытался встать. Обычное растяжение, как же, если бы не обезболивающее, он бы уже рехнулся от боли. Хотя ничего нового и шокирующего. То, что Ацуму – непревзойденный лгун, он знал и раньше. Может быть, родители даже не в курсе, что что-то произошло, а Ли-сан поставила на уши местную полицию. и та уже вовсю ищет их. Возможно, даже найдет и пытка прекратится. – Тебе не кажется, что природа ошиблась? – Ацуму сидел, подтянув под себя ноги, и крутил в руках зажигалку. На втором году старшей школы он начал курить, но скрывал это от всех кроме Осаму. Пару раз его чуть не запалили родители и тренер, но Ацуму всегда умудрялся выкрутиться. Отмазка, что сигареты ему подкинули недоброжелатели, завидующие его гениальности, еще была свежа в памяти. Родители, как ни странно, купились. Тренер вроде бы нет, но, похоже, его мало интересовало что-либо кроме способностей Ацуму в волейболе. А на площадке Ацуму неизменно блистал. – Ошиблась? – Когда разделила нас. Иногда ты меня так бесишь, что хочется шею свернуть, но знаешь, – Ацуму чиркнул зажигалкой, и вспышка огня выхватила из полумрака его узкое лицо, – иногда я думаю, что мы должны были родиться как один человек. Осаму пожал плечами. – Но раз уж так получилось, мы просто всегда будем вместе. Верно, Саму? – Да. – Ты ведь не бросишь меня? – Не брошу. – Не забудь об этом обещании. – Не забуду. Обещание он держал, хотя иногда ужасно хотелось послать Ацуму куда подальше. Вода зашумела, потревоженная чем-то, и его потащило наверх, туда, к солнцу и вечно улыбающемуся лицу. – Проснулся? Сейчас Ацуму не улыбался, хмурился и поджимал губы. Он легко погладил Осаму по горящей щеке и убрал руку. Засранец, мог бы быть и понежнее. Осаму озвучил мысль вслух, и Ацуму хмыкнул. – Я хотел быть помягче, но тогда ты отводишь от меня взгляд и начинаешь смотреть в сторону. – Зачем ты это делаешь? – устало спросил Осаму. Он был готов услышать что угодно. Потому что я садист и люблю мучить людей. Потому что я хочу, чтобы ты не смел отойти ни на шаг. Потому что... – Потому что я люблю тебя, Саму. Глупо было рассчитывать на честный ответ. – Как школа? – Ничего интересного. "Я там не был". – А тренировка? – Ребята передают привет. "Они не знают, где ты". Осаму осторожно сел, стараясь поменьше тревожить ногу. Он выпил таблетку, перед тем как уснуть, и нога пока не болела, хотя опухла и напоминала колоду, которую не сдвинуть с места. Все же рисковать не стоило. – Я хочу позвонить маме. Она, наверно, волнуется. – С чего бы? Она знает, где ты и с кем. "Не знает". – Все равно. Давно не слышал ее голос. – Телефон сел. – А мой? – Потерялся где-то, – легкомысленно отозвался Ацуму и перевел разговор. – Я "Мортал Комбат" притащил. Помнишь, как в детстве резались? Тут и приставка должна была остаться, надо пошарить по шкафам. Весело насвистывая, Ацуму вышел из комнаты, начал спускаться по лестнице. Осаму откинулся на подушку. Телевизор все равно внизу, а спускаться он не собирается. Его подвиги по передвижению ограничивались ванной комнатой, и то приходилось опираться на где-то раздобытый Ацуму костыль и на обратном пути стискивать зубы, чтобы не заорать. Наверно, потому Ацуму и выделил ему комнату на втором этаже, так точно не сбежит. Интересно, как вообще он умудрился притащить сюда Осаму. Ужасно хотелось спросить, но Осаму понимал, что так нарушит и без того хрупкое равновесие. По легенде его осмотрел врач, а потом привезла сюда Ли-сан. Ацуму остался с ним. Его телефон вечно разряжен, поэтому связи с внешним миром нет, а телефон Осаму просто где-то потерялся, какое совпадение. Правда, сам Осаму ничего этого не помнит. По другой легенде он верит во всю эту чушь. А Ацуму пусть верит ему. – Играть будешь? – В комнату заглянул Ацуму. Осаму покачал головой, ткнул в ногу, будто и так не понятно, и тот сразу поскучнел. – А, точно. Тогда давай есть. Я такояки купил. С осьминогом, как ты любишь. Осаму всегда терпеть не мог такояки, но больше его волновало другое. Еда и сон – все, к чему свелась его жизнь, и разорвать этот круг он пока не в силах. *** Осаму моргнул, еще раз, потер для верности глаза и ущипнул себя. Не снится же? Вроде бы нет. Он шевельнулся, попытался опереться на руки и привстать, но не смог: потные ладони скользили по деревянному полу, собирая на себя многолетнюю пыль. Сколько вообще лет этому дому? Он явно старше Осаму, а, может, и родителей. Ладно, тогда ползком. Идея встать первоначально была неудачной. Тем более, когда Ацуму нет дома – последние запасы вчерашней еды закончились, и он нехотя побрел в ближайший комбини. До него не меньше получаса ходу, а значит, у Осаму было немного времени побыть одному. Очень кстати, а то выходные затянулись и от постоянного присутствия Ацуму рядом хотелось лезть на стену. На улице уже почти стемнело, так что, может, Ацуму задержится еще больше. И причина такая глупая. Ладно бы ради спасения, своего или чужого, но задернуть шторы, чтобы избавиться от чертового солнца по утрам! Это если Ацуму их не раздвинет снова, просто чтобы позлить Осаму. Конечно, он споткнулся, упал и решил не двигаться, пока Ацуму не вернется. Но потом заметил небрежно брошенную на стул куртку. Вроде бы в ней Ацуму был позавчера, когда в последний раз выходил из дому, а значит, стоило проверить. В карманах может оказаться что-то полезное. Путь, который обычно он преодолел бы в пару широких шагов, показался бесконечным, но наконец Осаму дотянулся до рукава, дернул. По полу звеня раскатилась мелочь, водопадом посыпались конфетные фантики – вот придурок, выкинуть сложно, что ли – и бухнуло что-то тяжелое. Телефон! Осаму схватил его непослушными пальцами, ткнул в экран, но тот остался черным. Неужели и правда разряжен? Но нет, на попытку включить телефон отреагировал. Одни нули в пин-коде, прямая линия по диагонали в качестве разблокировки – Ацуму явно не заморачивался. Осаму зашел в контакты и замер – пусто. Ни единого номера, ни одного входящего или исходящего звонка, все вычищено. Он заскрипел зубами от досады: память на числа у него была ужасной, он номера родителей не помнил, что уж говорить о Ли-сан и остальных, в отличие от Ацуму, который до сих пор мог перечислить номера всех одноклассников из младшей и средней школы. Если звонить в полицию, придется долго объяснять, а у него нет столько времени. Осаму стиснул телефон в кулаке. Был еще один вариант – единственный человек, чей номер он помнил, и вовсе не потому, что в нем повторялись цифры. Ответили после пятого гудка, когда Осаму готов был признать поражение. – Ацуму! Где ты? Где Осаму? Голос говорившего звучал взволнованно, но Осаму почувствовал, как от него по телу привычно разливается уверенность и безграничное спокойствие. Его всегда удивляло, что кто-то может воздействовать на него так. – Это я. – Осаму? – Да. Послушай, пожалуйста… Он не успел объяснить много. Внизу хлопнула дверь, и Осаму поспешно завершил вызов, стер его и зажал кнопку выключения; огляделся по сторонам, пытаясь представить, как выглядит со стороны. Сойдет. Телефон потух, и он запустил его под кровать, прежде чем открылась дверь и на пороге появился сияющий Ацуму с набитым пакетом в руках. – Онигири с тунцом, что скажешь? – Улыбка сошла с его лица, и он прищурился. – Ненавижу тунца, – пробормотал Осаму, сказал: – Я упал. – Это я вижу. Зачем вставал? – В туалет. – Я же говорил не вставать, если меня нет поблизости. Потерпел бы. Ацуму прошел через комнату и опустился на колени рядом, начал собирать монеты. На его лбу пролегла складка, и Осаму быстро сказал: – Пытался ухватиться за стул, но не вышло. Там, кажется, еще из кармана что-то вылетело, куда-то туда. – Он ткнул в сторону кровати. Ацуму заглянул под нее и вынырнул с телефоном в руках. На его застывшем лице ничего не отображалось, но Осаму жадно следил, надеясь заметить малейшие изменения. Нахмурится еще сильнее? Ацуму включил телефон, поклацал. Или подожмет губы? Секунды текли, как тягучая патока, но ничего не менялось. Ацуму сосредоточенно углубился в телефон, а Осаму дышал через раз, и где-то в горле глухо билось сердце. Поймет – не поймет? Ацуму поднял на него глаза и улыбнулся. Осаму едва сдержал вздох облегчения. Не понял. – Забыл купить кое-что. – Ацуму поднялся с колен, отряхнул брюки – в этом доме убирались в последний раз лет десять назад, не меньше; взял куртку. – Скоро вернусь. – Эй, а я? – Я же говорил: не вставай, если меня нет рядом, – повторил Ацуму. – Сам виноват, что не послушался. Полежи и подумай о своем поведении. На пороге он остановился, сказал негромко. – Знаешь, что любопытно? Ты пытался ухватиться за стул, чтобы удержаться на ногах, но он стоит, как и стоял, а куртка упала. Что-то тут не сходится, а? Ацуму обернулся, и Осаму вздрогнул под его ледяным взглядом. Больше тот ничего не сказал, вышел из комнаты. Внизу открылась и снова закрылась дверь. Он все понял. Осаму застонал, упал на спину и чихнул от поднявшейся пыли. Куда пошел Ацуму? Уж точно не в магазин. Он изучал белый потолок, прокручивая в голове возможные варианты и стараясь не вспоминать лицо Ацуму, как бритвой, разрезанное кривой ухмылкой. *** Видимо, он задремал. Когда Осаму открыл глаза, за окном вовсю светило солнце. Он зажмурился, припоминая недавний сон – губы на его губах, мягкие, ищущие, податливо открывающиеся под напором его языка. Совсем не такие, как у Ацуму. Сейчас эти губы были бесконечно далеко, в отличие от тяжелой пульсирующей боли в ноге. Как давно он принял лекарство? Сколько вообще времени? Осаму не знал. Таблетки на прикроватной тумбочке, это он помнил. Все равно что на вершине горы Фудзи. Судя по тишине вокруг, Ацуму еще не вернулся, хотя времени прошло достаточно, чтобы успеть дойти до комбини по соседству с их домом, зайти поздороваться с Ли-сан и вернуться. Нога заныла сильнее, и Осаму поморщился. У него есть минут пятнадцать до того, как боль усилится, а через полчаса она станет нестерпимой настолько, что перспектива покончить со всем, разбив голову о пол, не будет казаться такой уж плохой. До этого времени он должен заполучить лекарство любой ценой. Или молиться, чтобы Ацуму успел вернуться вовремя. Сейчас Осаму был согласен увидеть его надоедливое лицо, услышать, как он говорит, с ленцой растягивая гласные, в обмен на избавление от боли. И все же в первую очередь нужно рассчитывать на себя. Осаму огляделся. Когда он вставал вчера, он, конечно, взял костыль. Теперь тот валялся у стены, далеко, но без него точно не подняться. Значит, старым проверенным способом. Он остановился несколько раз на отдых, но цели таки достиг. Теперь у него был костыль, стена, ставшая острее боль в ноге и непослушные руки. Половину списка он с радостью обменял бы на то, чтобы тумбочка оказалась ближе, а не на другом конце комнаты, ну да ладно. С костылем он и на одной ноге допрыгает, если понадобится. То, что он переоценил свои силы, Осаму понял, когда третья попытка подняться не увенчалась успехом, как и предыдущие две. Если он хотя бы встанет на четвереньки… После пятой попытки ноги ослабели окончательно. От напряжения его трясло, как в лихорадке, взмокшие волосы прилипли ко лбу, и Осаму раздраженно смахнул их, замер, тяжело дыша и стараясь не думать, что права на ошибку у него больше нет. Следующая попытка скорее всего станет последней. По полу золотыми нитями скользили лучи. Если повернуть голову немного в сторону, он по крайней мере перестанет видеть… Мысль не успела сформироваться до конца. Свет выхватил из тени что-то темное и смутно знакомое, совсем близко – только руку протяни. Осаму протянул, хоть и с трудом, покрутил в пальцах находку и засунул в карман. Видимо, вывалилась вчера из куртки, а он и не заметил. Пригодится. На самый крайний случай. Он собрал все силы в кулак и начал все заново. Ему то ли повезло, то ли сказалась решимость в этот раз все сделать правильно, но встать он смог; привалился к стене плечом, восстанавливая сбившееся дыхание, такое хриплое и громкое, что не слышал больше ничего. Только жужжала где-то муха. Осаму потряс головой. Откуда взяться мухе в мертвом доме зимой? Он прислушался. По лестнице поднимались, быстро, через ступеньку. Перед дверью остановились. Осаму слышал чужое учащенное дыхание и начинал терять границу между ним и своим собственным. – А... – Слова не шли, и Осаму прокашлялся, попробовал снова. – Ацуму, это ты? Пусть это будет не он. Пожалуйста, пусть это будет не он. Вор, убийца, кто угодно, только не он. Дверь открылась. – Конечно, кто же еще. Ацуму невозмутимо вошел в комнату, поставил на кровать очередной пакет с выпирающими из него коробками. Осаму замутило. – Смотрю, ты встал. Молодец, – как ни в чем не бывало, сказал Ацуму, снял перчатки и бросил их на тумбочку. – Где ты был? – В комбини. – Тебя не было всю ночь. – И что? Решил заглянуть к одному знакомому, а то давно не виделись. Ацуму взялся за шарф, и тот серой змеей скользнул между длинными пальцами. Обычный, ничем не примечательный вязанный шарф. Вот только Ацуму никогда не носил таких. Осаму похолодел, почувствовал, как бухнуло куда-то вниз сердце. – Где ты был, Цуму? – Узнаешь? – Ацуму его будто и не слышал. Он взвесил в руке шарф, потянул в стороны, словно хотел разорвать, но не мог, и снова накинул на шею. Его голос дрогнул. – Ты ведь позвонил ему вчера? – Цуму… – Думаешь, я ничего не знаю? Я ведь видел вас тогда в кино. И в раздевалке после игры с чертовыми Карасуно, – голос Ацуму сорвался, но он продолжал говорить, почти кричал, шагая к Осаму. – Думаешь, не видел его на трибунах? Зачем ему приходить, если он уже выпустился? Он! Больше! Не! Капитан! Он замер в паре шагов от Осаму, улыбнулся. – Неважно. Он больше не помеха. – Что ты сделал, Цуму? – Неважно, – повторил Ацуму, подошел вплотную и поднял руку. Ледяные пальцы прошлись по скуле. Замерз, хоть и был в перчатках. – Я люблю тебя, Саму. "Я никогда не причиню боль тебе и тем, кого ты любишь". Была ли хоть толика правды в том, что он всегда говорил? Всегда. Осаму сжал кулаки. Лицо Ацуму расплывалось перед глазами, росло, пока не заполнило собой весь мир, и тот затрещал по швам. "Мы всегда будем вместе". "Осаму, ты мне нравишься". Если бы он не позвонил... – Саму? На лице Ацуму мелькнуло удивление, он отшатнулся, но не успел. Осаму оттолкнулся от стены, качнулся вперед. Ацуму машинально поймал, и Осаму вцепился в него: в плечи, в шарф, попытался дотянуться до горла, но потерял равновесие, и они оба полетели на пол. Удар выбил воздух из легких, ногу прошило болью – сильнее, чем раньше, так, что хотелось взвыть, а лучше потерять сознание и перестать что-либо ощущать, но Осаму заставил себя не поддаться, не закрыть глаза. Что-то хрустнуло, или воображение шутило с ним, выдавая фантомные звуки за реальные – например, приближающийся вой сирен. Ацуму расслабленно растянулся под ним и улыбался так, что хотелось стереть эту мерзкую ухмылку с ненавистного лица. – Злишься, что забрал у тебя игрушку? Не игрушку. – Помнишь наше обещание, Цуму? – Конечно. А ты? Осаму не ответил, вплел пальцы в волосы Ацуму и прижался к губам, свободную руку запустил в карман. Хорошие раньше строили дома, отвлеченно подумал он, из дерева, а не современной ерунды, и не пропитывали всякой хренью. Если огонь перекинется, полыхать будет знатно. Природа действительно ошиблась, разделив их. Лучше бы был один человек – или никого. Он исправит эту ошибку. Кое о чем Ацуму все же не лгал. – Мы всегда будем вместе, да? – спросил Осаму, оторвавшись наконец от чужих губ, опустил ладонь на горло, огладил кадык и взялся за шарф, потянул. Ацуму приподнялся, позволяя серой ленте соскользнуть с шеи, торжествующе усмехнулся. – Да. Осаму улыбнулся ему и поднял другую руку, насладился впервые увиденной на лице Ацуму эмоцией – страхом. И чиркнул зажигалкой.