***
Крошу семнадцать и он только что понял, что его жизнь никогда не будет прежней. Она и так не отличалась никакой стабильностью — себя он нашел с полгода назад лежащим под хрустким одеялом в тишине больничной стерильной палаты. Без имени, мыслей, с нудным ощущением раздрая и боли под бледной кожей. Крошу семнадцать и он влюбился в самый-самый первый раз.***
А еще у его жизни была забавная привычка — с размаху бросать его лицом об землю, чтоб вдребезги и на куски. Мать ему часто рассказывала, как он всего-навсего упал с велика, пока гонял с друзьями после школы. Как много крови успело вытечь из его тела, рта, ушей, пока добиралась скорая. От тихого голоса, с каким-то нечеловеческим благоговением пересказывающего события того дня, по коже гулял мороз, и Крош никогда не дослушивал эту страшную и будто не с ним случившуюся историю до конца. Так и сейчас — от чужого внимательного нечеловеческого взгляда морозно, но парящее чувство не покидает его вопреки всему, только бездна воет где-то под ногами.***
Терапия, на вкус Кроша, была странноватой. Его не таскали по больничкам постоянно, но бывало, редко. Он почти не виделся с людьми, не считая череды белых, до омерзения надоевших халатов. Вся его отдушина — бесконечный добрый интернет, мог закончиться от любых неверных — неверных в понимании его матери конечно же — действий. Поэтому Крош старался быть очень послушным мальчиком. В больницах и общественном транспорте от матери далеко не уходил, с посторонними — Сашенька, иммунитет! — практически не пересекался. И читал, смотрел видео, серфил по сайтам как одержимый, мечтая вырваться наконец из этого кольца Мебиуса, состоящего сплошь из приема лекарств, зарядки-озверядки и советов-советов-советов. И вырвался. Вдребезги и на куски.***
В школу его никто не сопровождал. Это было настолько странно, что Крош заподозрил за собой слежку и чисто из упрямства покружил по практически незнакомому району с добрый час. Поглазел вокруг, забил фотками почти всю память новенького смартфона и даже немного выдохнул. Ему никто не позвонил, никто не взмолился в трубку, умоляя вернуться домой и не творить глупости. Радость, пузырящаяся, как запрещенная газировка, взбурлила в Кроше неистовым фонтаном. Поэтому к воротам школы он выруливает на чистом позитиве, искрясь, как горелая проводка. И когда весь этот позитив внезапно покинул его, уступая место чему-то другому, Сашка почти обижается. Но не совсем. Чувство внутри — огромное, горячее, иголками наружу. Р-раз — и на куски.***
У ворот невысокая стройная фигура. Мягкий вихор черных, отливающих в зловещий фиолетовый, волос. Точеные черты лица и приятный мелодичный голос. Невероятный парень тихо беседует с девочкой чуть младше Сашки. Крош зафиксировал это все автоматически, пока меленькими, идиотскими шажками крадется поближе. Сумка с дурацким, — сам же выбирал! — цветочком по центру предательски трясется в похолодевших руках. Крош стесняется, ему практически плохо от смущения, но пройти мимо все равно что умереть. Но теперь насовсем. Маме точно не понравится. Эта мысль будто придает сил и живительного пинка — Крош неловко спотыкается, буквально вываливается перед беседующими и весьма глупо лыбит жало, почесывая голову. Девочка, что странно, его интересует мало. Сашка зацепил увесистую рыжую косу и хмурые брови, и потом он весь, всем своим существом повернулся к парню, сразу утопая в красивых темных глазах. — Аня, тебе пора на уроки, — парень, на мгновение разрывая зрительный контакт с Крошем, отослал надувшуюся спутницу и снова вернул свое внимание поплывшему Сашке. — Здравствуй? Кроша будто сейчас хватит кондрашка. Голос дрожит и не слушается, его хватает только на интенсивные кивки головой и широкую, но нервную улыбку. — П-привет! — наконец, выдавил из себя Сашка и едва не свалился на землю от облегчения. — На уроки. Идешь? — Ему мучительно больно за свой узлом завязавшийся язык, но парень его вполне понял, потому что кинул короткий взгляд на школьный двор и его брови скорбно изогнулись. — Прости. Я, видимо, ввел тебя в заблуждение… — он подошел ближе к Сашке, отчетливо вторгаясь в личное пространство, запросто выкидывая оттуда весь воздух, оставляя Кроша практически бездыханным, но необъяснимо счастливым, — …мое имя Ежи, андроид, назначение — социальный работник.