Шарлотта здесь больше не живет

Ненавижу чужие мечты, говорит Каска. Все предрешено с самого начала, говорит она. Говорит и сжимает маленькие кулаки, но на деле — Шарлотта знает — Каска вовсе так не думает. Ее всегда ведут чужие мечты, и предрешенность — не про нее сказано. Про кого угодно, но не про нее. Летняя вода цветет и пахнет илом: стоя на стенах отстроенного в который раз замка, Шарлотта позволяет себе глубоко вдохнуть. Каска обещала вернуться на рассвете. А до этого времени — Шарлотте есть чем заняться. *** Вышивание ушло в прошлое, как и дрожь в коленках — Каска помнит, насколько уязвимой показалась ей принцесса Шарлотта во время их первой встречи. И с какой решимостью спустилась в темное подземелье несколькими годами позже. Изысканная изнеженность прошедших веков сочеталась в Шарлотте с хрупкостью современности — и с отчаяньем, готовым проливать кровь и стоять — до конца. Идеальная королева для нового Мидланда. А вот себя Каска идеальным полководцем не считала. Она и раньше-то им не была, теперь — так подавно. Сэр Рабан или сэр Оуэн стали бы куда лучшими военными предводителями... Возможно, и нет. Сэр Рабан и сэр Оуэн хороши в дипломатии. Вызывать страх они никогда не умели. *** Иногда по вечерам Каска расплетает Шарлотте волосы. Они мало говорят, особенно если не по делу — между ними слишком много всего, слишком много общего, и они давно научились понимать друг друга без слов. Они могли бы поговорить о смерти или, возможно, о высшем откровении, о пророчестве, сбывшемся не так, как все того ожидали, и о будущем, которое у них впереди. Но говорить с Каской о смерти опасно, а о будущем — не имеет смысла, поэтому, когда ее волосы расплетены, Шарлотта целует Каску, и та задувает свечи. *** Шарлотта — третий человек, которого Каска полюбила, и единственный, в ком она видит равноправного партнера. На деле они неравны по многим причинам: не стоят на одной ступеньке, как когда-то Каска и Гатс, вдали от своего недосягаемого предводителя. Даже близко не рядом. Между ними — пропасть, Каска дальше от Шарлотты, чем когда-либо была от Гатса или Гриффита, но для Шарлотты ей не приходится разыгрывать спектакль на одного человека, с собой в главной роли. Она не дочь для Шарлотты, какой была для Гриффита, и не сестра; не боевая подруга, которой приходилась Гатсу, и не жена; и даже не мать — а именно матерью она в какой-то момент была для них обоих. Для Шарлотты она просто Каска. Не «кавалерственная дама», как раньше, и не кто-то другой — о, Каску много как называют во все еще не отстроенном Мидланде, на который по-прежнему облизываются соседи. Каска покидает замок, чтобы вернуться на рассвете, и с каждым ее возвращением угроз становится меньше — но о будущем они с Шарлоттой не говорят. О любви — тоже. *** Может, Каска и любит ее, думает Шарлотта иногда. Мысль каждый раз заставляет содрогнуться — но Шарлотта стала старше. Так просто ее не напугать. Каска — на ее стороне, она откровенна, будто вывернутая наружу перчатка. Каска ее не предаст. Остальное Шарлотту не волнует. По ночам она разводит смуглые тренированные ноги в стороны и касается Каску там, где та похожа на влажный шелк, руками и губами, гладит и пробует на вкус, будто редчайшее лакомство, дотрагивается до напряженных сосков, выгибается, чувствуя ответные прикосновения. Шарлотта еще очень молода. Может, она и выйдет замуж — когда-нибудь. Когда закончится война. Вряд ли. *** Мои мужчины ушли туда, где солнце не восходит, думает Каска. Они ушли — а Шарлотта осталась, и для нее можно самой не разыгрывать из себя мужчину, как когда-то пожелал Гриффит. После ночи, проведенной с Геноном, он иногда просил ее об этом — женщину, потому что так унизиться не пожелал бы ни перед кем из мужчин. Ремешки, к которым крепилось деревянное дилдо — будто пояс верности, ведь, как бы ни стонал под ней Гриффит, до крови засаживая зубы в собственное предплечье, сама Каска оставалась девственницей. Не более чем «дружеская» услуга; Гриффит использовал ее, да и только. Каска позволяла себя использовать. Она гордилась тем, что знает его секрет. Она полагала себя особенной. А потом появился Гатс, и уединенные встречи с Гриффитом прекратились. Может, теперь он использовал для этого Гатса? Каска не знала. Каска ревновала Гриффита к Гатсу, отчаянно, безумно, потому что Гатс был тем, кем ей для Гриффита не суждено было стать, — Гатсу повезло родиться мужчиной. А она оставалась женщиной, и ни мужская стрижка, ни соответствующая одежда не могли этого исправить. Со временем, сойдясь с Гатсом ближе, Каска поняла — он не знает. Гатс не разыгрывал незнание, он и вправду ни о чем не подозревал, и ревность Каски стала только сильнее: Гатса Гриффит не использовал так, как ее. Он использовал его иначе. Стрела в плече и слова «вы только инструменты» — следовало понять еще тогда. Следовало смириться. Но Гатс не умел смиряться, не хотел быть инструментом — и Каска заразилась от него этим, сама того не желая. Гатс был личностью — и она тоже... захотела стать такой. Захотела перестать играть для кого-то роли. *** Шарлотта любила бы его любым, сэра Гриффита из своих девичьих мечтаний. Калека? Все равно. Да мало ли таких. Немой? Ну и что. Она научилась бы понимать его. Главное, что он оставался в живых — именно он, ее Гриффит. Только вот ее Гриффита никогда не существовало, и в мечтаниях Шарлотта больше не живет. Он разыграл ее втемную; она была только средством на пути к цели, которой стоило добиться. Потому рядом с ней он притворялся тем, кого не существовало. Кем Гриффит был на самом деле? Чудовищем. Каска увидела настоящего Гриффита намного раньше, чем Шарлотта. Только это в свое время и спасло — Шарлотту и Мидланд. *** После того, как они отвоевали Долдрей, Каска впервые позволила себе шаг в сторону. Ими восхищались многие горожанки и даже аристократки, особенно бойцами из командования, такими, как она. Юные девушки краснели, увидев Каску, и смущенно протягивали ей цветы, а одна из них оказалась достаточно настойчивой, чтобы сделать предложение, на которое Каска обычно отвечала ударом. Только вот на этот раз предложение исходило от женщины, такой же, как она сама, а не от подвыпившего солдафона или похотливого дворянина, и Каска подумала: почему бы и нет. Может, с другой женщиной получится... остаться собой. Может, исчезнет это странное чувство родства с Гатсом — Гриффит использовал их обоих, но они все еще любили его. Чем не общий знаменатель? Эту ночь Каска провела вне своей комнаты, не снимая проклятый «пояс верности», ремешки с прикрепленным к ним дилдо. Вместо задницы стонущего Гриффита — разведенные ноги белокожей горожанки, темно-алая влажная щель между ними, раскрытая, будто чашечка одного из подаренных цветков, всхлипы, покрасневшая покачивающаяся грудь с крупными сосками и слова вроде «ударь меня, умоляю», и собственная рука, с силой хлещущая по этой обнаженной груди, а позже — и по ягодицам. Каска привыкла быть мужчиной для Гриффита, привыкла, что ее используют. С поклонницей из простонародья все вышло точно так же. *** С Каской все иначе, чем с Гриффитом. Шарлотта провела с ним всего одну ночь, но может судить: Гриффит тогда видел кого-то еще на ее месте, а она даже не представляла, что бывает по-другому. Потому произошедшее между ними казалось ей высшим актом любви, а не платой наперед... и не способом забыться. Шарлотта небезосновательно подозревает: второй ночи с Гриффитом она бы не пережила. Потому что, переродившись, он перестал быть человеком. Каска — тоже не человек. И она не скрывает этого. Иногда по ночам все ее тело распахивается, будто открытая пасть, и множество щупальцев-отростков скользят по коже Шарлотты, ласкают ее жаркими прикосновениями... но не проникают внутрь, никогда. Каска может проникать в тело Шарлотты, только вернув себе привычный облик: пальцами и языком, теплыми, живыми, человеческими. Каска видит в Шарлотте — Шарлотту. Не другого человека и не средство, не клиента, которого нужно удовлетворить, и не добычу, которой можно насытиться. Друг перед другом они могут быть кем угодно — маски сброшены. Несколько лет проведя в безумии, Каска очнулась на острове эльфов. После этого она взяла у своего мужа Гатса бехелит, приплыла в Фальконию и принесла Гриффита в жертву — Гриффита, уже проявившего себя перед Шарлоттой и готового ее убить. Гатс не смог принять Каску после. Многие не смогли. Даже людям из ближайшего окружения Шарлотты Каска до сих пор не по нраву: о ней идет дурная молва, ее боятся собственные солдаты, несмотря на талант полководца и то, что Каску никто еще не побеждал в бою. Шарлотта ее принимает. Ненавижу чужие мечты, говорит Каска, но это мечта Шарлотты — отстроить Мидланд, и Каска помогает ей. Каска — на ее стороне. Потому что на самом деле между ними нет разницы.