Истерзанные любовью

      Рейегар появляется в коридоре как обычно: под фанфары восторженного придворного шёпота, в блеске своего великолепия, с Эртуром за спиной, столь же привычным, как вышивка дракона на камзоле принца — в пору засомневаться, ходят ли Таргариен и белогвардеец вообще по-отдельности, или где-то между ними висит незримая верёвочка, связывающая крепче цепей. Эшара знает, что ходят, но лучше бы ей не знать.       Обращённые к Элии слова застывают в груди, исчезают вместе с прервавшимся дыханием. Вместо них Эшара презрительно бросает: «Мой принц», хотя хотела — «Ваше Высочество». «Мой» царапает горло и отдаёт ненавистью, как болотной тиной. «Мой принц» — признание, приговор, петля на шее… обычное вежливое обращение к сыну короля.       Поклон выходит сам, помимо воли: столица умеет вбить хорошие манеры. Рейегар целует руку жены, справляется о её здоровье, спрашивает про крошку-дочь, равнодушно скользит взглядом по Эшаре. Она знает об этом, хотя и не смотрит в ответ: привычно разглядывает гранатовый браслет на запястье, а потом подмигивает брату. В его глазах неодобрение, и Эшара сдерживает себя от какой-нибудь колкой фразы. Эртур считает, да и не он один, что сестра ненавидит Рейегара. О, если бы это было так, насколько проще стала бы её жизнь!       Эшара не смотрит на принца, и без того его образ отпечатался на зрачках и ничем его оттуда не вытравить. Эшара не смотрит на принца: боится, что не сумеет оторваться и все поймут. Ох, это была бы такая смачная сплетня! Сам король Эйерис бы хохотал, не в силах умолкнуть! Он и сам в молодости был не прочь перепортить фрейлин жены. Рейегар в этом с отцом схож, только портит девиц намного более извращённым способом. Будь ему нужно лишь тело Эшары, но нет — притянул к себе и душу этими ядовитыми речами, песнями, что хуже заклинаний. Эшара от него зависима, зависима от голоса, от ощущения его руки на своей талии, от тихого ночного шёпота. И за это себя ненавидит со всем пылом, на который способна. С этим же пылом потом отдаётся Рейегару, стоит ему не то что попросить — просто протянуть руку, просто появиться рядом и всё — она себе больше не хозяйка. Она не может устоять перед тем, как меняются глаза принца, обычно равнодушные и спокойные, в них вспыхивает пламя, выдавая драконью кровь, как покрывается трещинами ледяное самообладание, и изнутри пробивается жар. Элия жалуется, что муж холоден и учтив, а Эшара боится сгореть.       Говорят, от любви до ненависти — один шаг, но у Эшары всё не выходит его сделать, и она бьётся как мушка о стекло, силясь вырваться из плена чар Рейегара, только всё напрасно.       Стоит где прозвучать имени принца, как Эшара со всем жаром своей дорнийской крови ввязывается в разговор. Она смеётся над всеми его достижениями, находит изъян в любом слове или поступке. И убеждает-убеждает… исключительно саму себя. Он неидеален, скучен, высокомерен, просто ужасен, но предательское сердце твердит иное, влюблённо стучит, стоит ему появиться рядом.       Они играют в странную игру: на людях Эшара делает вид, что ненавидит Рейегара, а оставаясь наедине, он делает вид, что ему есть до девушки дело. Она не настолько наивна, чтобы верить в его любовь, он сам говорил ей, что не может позволить себе влюбиться, что вся его жизнь уже расписана, как и жизни трёх его детей. И эти дети будут от Элии, пускай Рейегар и шепчет в ночи:       — Я хотел бы, чтобы ты подарила мне одну из голов дракона. Я хотел бы…       Его руки на её щеках мешают думать, а губы совсем близко, но Эшара всё равно знает, что этому не бывать. Это единственное, что она ему не даст: её сердце, её душа, её тело в его власти уже давно. Но ребёнок… Она и так изо дня в день предаёт Элию, и не может подставить её ещё больше.       — Ты очень дорога мне, — говорит Рейегар однажды. — Я люблю тебя.       Эшара смеётся и не верит в его любовь: принц не может чувствовать то же, что и она, слишком туги сети и остры стрелы любви. В паре всегда кто-то любит больше, а они даже не пара.       В этом замке не существует секретов, которые рано или поздно бы не стали известны Варису. И Эшара боится, что он давно уже обо всём знает и лишь ткет паутину, всё сильнее опутывая её и Рейегара, чтобы точно никуда не делись. Она боится. Но раз за разом всё равно идёт за принцем по тайному ходу, раз за разом целует его, прижимая к себе так, что дышать трудно. Она выцарапывает у судьбы эти минуты счастья, зная, что за них придётся платить.       В конце концов, она никогда не была дурой.       Но об этом можно подумать потом, не тогда, когда язык принца очерчивает контуры её рёбер, не тогда, когда его длинные пальцы оказываются в ней. Эшара закусывает ладонь до крови, чтобы ни криком, ни стоном не выдать их секрета, а после лишь смеётся и пожимает плечами на расспросы Элии о повязке на руке: «Это Балерион. Ты же знаешь, он совсем дикий. Настоящий дракон». Смотреть принцессе в лицо всё сложнее, и зажжённые в септе свечи этому не помогают тоже. Боги лишь смеются над Эшарой и не дают успокоения, не перерезают проклятую нить, связывающую её с принцем.       Эшара носит откровенные наряды и перешучивается с придворными. Обнажить плечи, руки, ножку для неё ничего не стоит. Но душу она кутает тщательно, словно северянка своё тело в разгар зимы. Прячет всю грязь за улыбками и смехом, за завесой чёрных, как полночь, кудрей. Прячет тщательно от Элии, от Эртура, от Оберина, что примчался к беременной второй раз сестре. Эшара заламывает руки и кусает губы, беспокоясь за подругу. Хрупкая, тоненькая Элия с выросшим животом выглядит, возможно, и забавно, но Дейн-то знает, как трудно рождалась Рейенис. Оберин целыми днями не отходит от сестры, острит и дурачится. Эшара хохочет рядом, готовая подхватить любую шутку, какой-бы непристойной она не была. «Рейегара нет в замке, и это к лучшему», — думает дорнийка, ловя взгляд Оберина.       Он считает её союзницей, с охоткой перемывая с ней на пару косточки королевской семье. О, он ошибается! Как же сильно ошибается, небрежно кладя руку на спинку её стула и наклоняясь к самому уху. Дорнийский принц говорит форменные гадости, часто не имеющие к правде никакого отношения, и его шуточки балансируют на грани оскорбления. Но Эшара соглашается со всем, одинаково легко принимая и его слова, и его поцелуи. Для Оберина нормально делить страсть пополам с любой приглянувшейся девицей — для Эшары ненормально зацикливаться на одном единственном мужчине. Ласки Дорнийского Змея жаркие, мучительно-сладкие, как яд, проникающий в кровь, но один взгляд Рейегара выворачивает наизнанку, а мимолётное прикосновение сжигает дотла. Оберин опытный любовник, и в его объятьях легко позабыть что угодно, но Эшаре всё равно приходится кусать губы, чтобы не простонать: «Рейегар», и жмуриться, потому что предательский глаз хочет словить в полумраке отблеск серебряных волос.       Эшара одержима одним единственным человеком и никуда ей от этой одержимости не скрыться. Можно сбежать от столицы, но от своего сердца нет. Иногда ей хочется взять его, бьющееся в любовной агонии, и вырвать из груди, только это невозможно. Поэтому Эшара лишь разглядывает свой гранатовый* браслет, пока Рейегар целует жену в щёку и переплетает свои пальцы с её. В гранатах переливается жидкое пламя, заключённое в холодную оболочку камня, и Эшара думает, что это чудовищно символично.