Однажды в Гарден-Флор

У Кэролайн, как говорится, дом — полная чаша: и детки счастливые, и муж-банкир, уважаемый, между прочим. Соседи завидовали счастливой миссис Майклсон, в девичестве Форбс. Да и каждый в квартале помнил Кэрри, как буйный такой вихрь с кудрями, выбивающимися из-под панамки, никто не был удивлён, когда на свадьбе она отплясывала с другом мужа заводные танцы в стиле кантри. И никто не был удивлён, когда Кэрри превратилась в строгую и сдержанную миссис Кэролайн Майклсон. Её заводные и легкие наряды сменились на строгую юбку-футляр, воздушные кофты с рукавами-воланами — на аккуратные блузки со сдержанными оторочками. Ведь её муж, мистер Клаус Майклсон, был уважаемым и строгим человеком дела. Он во всём любил упорядоченность, сдержанность и аккуратность, его строгие костюмы всегда подчёркивали его официальный и богатый стиль, который никогда в жизни не был пафосным и вульгарным. Никто в тихом районе Гарден-Флор не был удивлён, что мистера Майклсона для Кэрри выбрал её отец, Билл Форбс, строгий и ответственный мужчина за сорок, с тонкими прядями седины на висках. По секрету, эта седина из-за Кэролайн, а точнее из-за её подростковых фантазиях о дельтапланах и небесах. Билл иногда позволял дочери, любимой девочке с веснушками на носу и скулах, копаться в его пикапе. Однажды она даже самостоятельно поставила ему карбюратор на место. И гордилась, улыбаясь, и пачкай руками папину шею. Никого не удивило, что Кэролайн стала домохозяйкой, как и её мама, Элизабет, а точнее Лиззи, всеми любимая женщина округи, готовящая чудесные черничные пироги. Правда, Лиззи всегда была тревожной и чувственной женщиной, с жаром отдающая всю себя семье и иногда забывающая сходить в парикмахерскую или стряхнуть с подола платья садовую пыль. Но Кэрри всегда утверждала маме, что с небес она не увидит этой легкой неряшливости, а будет помнить только мамину улыбку и крепкие объятья. А ещё Кэрри любила собирать для мамы разные камушки в леске неподалёку, а потом выкладывать ими клумбы около дома. Никого не удивило, что после заводных танцев на пышной свадьбе в Гарден-Флор, Кэролайн, уговорив папу перед ночью в новом доме отвезти её в чистое поле, рванула вперёд, сдёргивая из волос фату и, раскинув руки, рванула вперёд, позволяя белому платью пачкаться в росе и зелени травы. Никого не удивило, что вернулась она, задыхаясь и сжимая в руке букет из васильков, который подарила Клаусу. Никого и не удивило, что мистер Майклсон, усмехнувшись непоседливости молодой жены, принял букет и, поставив его в вазочку с общим букетом, направился с папой Кэрри обсуждать предстоящий переезд в двухэтажный домик. Никого не удивило, что Кэрри забеременела достаточно быстро и, иногда засиживаясь перед окном, ночами смотрела куда-то вдаль, иногда перебирая в руках засохшие лепестки васильков или ромашек. Иногда, она, конечно, вплетала в волосы цветы, чтобы, задорно улыбнувшись соседям через стекло, скрыться в глубине дома. А перед самыми родами Кэролайн, вальсируя по небольшой лужайке перед домом, села на траву и, откинувшись на руки, смотрела долго в небо, считая облака. Клаус, конечно, часто напоминал ей о правилах приличия и о манерах настоящей жены банкира и будущей матери его детей. И никого не удивило, что на свет появилось две чудесные девочки. Они стали настоящими подарками для бабушки и дедушки, а ещё для Кэрри, которая, улыбаясь, вновь позволила себе растрепать волосы из тугого пучка. Отец детей, правда, в это время перебрался в соседний домик, чтобы не мешать матери заниматься дома и детьми. Никого это не удивило, ибо бабушка и дедушка часто помогали дочери, папа что-то делал по дому, а мама готовила вкусную еду. Клаус был им благодарен за этот труд, журя Кэролайн за её непоседливость и озорство. И никого не удивило, что, когда дети выросли и выпорхнули из домашнего гнезда, Кэрри начала искать курсы по пилотированию, чтобы хоть раз в жизни подняться в небо. Вот только никто не хотел брать на обучение женщину за сорок, да ещё и бабушку в перспективе. Да и Клаус был против такой растраты его денег. И это тоже никого не удивило, всё-таки Майклсон был строгим всегда и сдержанным. Но всех удивило то, что произошло на Гарден-Флор в тихий день понедельника. Кэрри, чтобы никто не удивлялся, начала вымывать весь дом с самого чердака. Её не удивляли пыльные полки и маленькие паучки на корешках книг. Но её всегда удивляло, почему она вышла замуж за Клауса. Ведь о любви не было и речи, разве что о любви к папе. Но ей было приятно, что папа счастлив. А о своём беспечном счастье она может вспоминать, о росе на ногах и ветре в волосах, о ласковом леске неподалёку и ароматах крапивы. Когда Кэрри стала мыть второй этаж своего дома, она не удивлялась чистоте плинтусов и ровным размещением картин на светлых стенах. Её и не удивляли чистые столы в комнатах и прохладные комнаты, занавешенные чистыми шторами и ажурным тюлем. Но она удивлялась, как же она могла стать домохозяйкой, готовящей подгорающие блинчики с яблоками и корицей. А ещё курицу на рождество. Да её и удивляло, как же она могла простить то, что Клаус засыпал в соседнем домике с другой женщиной, когда сама Кэрри плакала в доме с двумя детками под сердцем, а мама готовила на кухне. Папе знать об этом было нельзя, нарушенное деловое партнёрство могло порушить счастливый брак Кэролайн. Да и маме знать было нельзя с её здоровьем. Она не хотела расстраивать маму и папу. Когда Кэрри мыла всё в супружеской спальне, она не удивлялась холодным простыням и ровному одеялу на кровати, как и своим духам на столике около кровати, и парфюму Клауса и на соседней тумбочке. Но её удивляло, как же она могла спокойно убирать с подушки чужие волоски и, оставляя на подушки свои, выдернутые из расчёски, представлять, что это всё не с ней. Да и удивлялась, как она могла, подсматривая за тем, как Клаус обнимает другую, желать встретить мужчину, который бы обнимал её тоже так же: со страстью и желанием. Клаус был счастлив в такой жизни, а это значит, что Кэрри делает всё правильно. А вот когда Кэрри убирала детскую, ставшую впоследствии кабинетом для неё самой, она не удивлялась ничему. Дети выросли и выпорхнули из гнезда, но на стенах она всегда хранила их рисунки и первые творческие работы, а на столе стояли их поделки, в витом гнезде поселилась птичка из папье-маше, в раскрашенной бутылке появились цветы их цветной бумаги. Прибираясь на кухне и плавно переходя к гаражу, Кэрри не удивлялась пятнам жира на столешницах и маслу на полу гаража, как и лёгкому налёту пыли на её машине — некуда ей было ездить. Но вот её удивляло система профессиональной переподготовки. Да и верно, наверное, было то, что её не взяли на курсы, ведь она будущая бабушка и нынешняя хранительница очага. Она заботилась о состоянии Клауси и не стала особо тратиться на всё это. Да и дети были бы счастливы, если бы их мама всегда могла им помочь по домам с их собственными семьями. Кэролайн не удивило, что она начала принимать душ в середине дня, хотя других бы это удивило и несказанно возмутило. Ведь какая приличная женщина будет мыться в середине дня понедельника, если только она не ждёт любовника. А вот наличие любовника в жизни миссис Майколсон удивило бы и расстроило всех. Ведь Клаус много вкладывал в неё. Многих удивило и то, что на утро вторника Кэролайн нашли с пистолетом во рту. Выстрел был аккуратным и точным, чтобы не промахнуться и не выжить. Это удивило всех. А вот Кэролайн — нет.