**
Ча Чжун-Хван делает глубокий вдох перед тем, как ступить на легендарный лёд «Торонто Крикет Клуба». Хоть он и поступает так почти каждый божий день это ни в какую не перестаёт казаться ему чем-то особенным. Тренировочная сессия сейчас в полном разгаре: и тут и там сосредоточенно хмурящиеся лица, прилипшая к взмокшему от пота телу форма и напряженные мышцы — тяжелый и упорный труд в попытках хотя бы на несколько миллисекунд презреть законы гравитации. Многочисленные фигуристы буквально каждым своим движением с завидным упорством показывают своё стремление стать лучше, и это действительно мотивирует как ничто. Звук острых лезвий коньков скользящих по гладкой поверхности льда заставляет что-то внутри Ча сжиматься, словно стальную пружину. Возможность тренироваться здесь среди топ фигуристов планеты кажется ему настоящей привилегией, дополнительно подстёгивая. Ни с чем не сравнится то особое чувство свободы, когда ты несешься по отполированному льду на полной скорости с легким ветерком в волосах. Чжун-Хван ощущает на себе внимательный взгляд Брайана, но он ни в коем случае не подавляет, а совсем наоборот — подбадривает и заставляет стараться изо всех сил. Он по-настоящему любит кататься всеми фибрами души и именно поэтому он здесь в Торонто в качестве новоявленного члена так называемого «Братства Торонто Крикет». И хотя Чжун-Хван всё ещё очень молод и на его долю уже успело выпасть немало боли, борьбы и всяческих испытаний, он готов в случае необходимости терпеть и дальше, так как его желание становиться всё лучше, и стремиться всё выше возрастает день ото дня. Чжун-Хван до сих пор помнит уверенное рукопожатие Брайана, положившее начало их сотрудничеству, как если бы это было только вчера. Он доверяет Брайану, не сомневаясь, что может полностью на него положиться. Иногда Ча ловит себя на мысли, что здесь он чувствует себя почти как дома и, что искренняя улыбка тренера после особо успешного прогона программы или ободряющее похлопывание по плечу от Трейси после того как он только что выложился во время монотонных упражнений на качество скольжения неимоверно много для него значат. Ему комфортна дружественная атмосфера поддержки, всегда царящая здесь, и он принимает её с благодарностью, а не просто как некую данность. Пытаясь отдышаться, Ча окидывает взглядом каток, на котором всё буквально кипит: крайне перспективный и талантливый юниор Гоголев смеётся, растянувшись на льду после не очень-то удачной попытки четверного сальхова, Габи отрабатывает свою хорео-дорожку с неистовством настоящей амазонки, а Элизабет только что приступила к вращению, вполне тянущему на четвёртый уровень, с изяществом сравнимым с фарфоровой статуэткой балерины. Ну а в самом центре катка можно улицезреть отменную фигуру Хавьера Фернандеса. Похоже, «испанское солнце» сияет сегодня особенно ярко. Чжун-Хван наблюдает за тем, как испанский фигурист разгоняется, уверенно отталкивается ото льда и выдает чистейший четверной, этак на + 2 GOE. Его природная мощь подкреплена техникой, усердно отрабатываемой годами и это действительно мотивирует и по-доброму подзадоривает, заставляя и самого Ча вновь с азартом возобновить собственную тренировку. Два с половиной часа до окончания тренировочной сессии пролетают почти незаметно для Чжун-Хвана и, пожав Брайану руку, он направляется в спортивный зал, хотя усталость в определенных мышцах уже и ощущается довольно таки сильно. Осознание того, что все усилия и победы над собой просто обязаны, в конце концов, окупиться придают молодому фигуристу внутренних сил. Он искренне надеется, что сможет в итоге с чистой совестью сказать себе, что сделал всё от него зависящее и даже больше и что незримый, но от того кажущийся не менее реальным, постоянно витающий где-то на самой периферии сознания призрак величия Юна Ким сможет наконец-таки дать ему долгожданный покой. Через стекло широкого панорамного окна второго этажа Ча видит появление одетой во всё черное, моментально узнаваемой, точеной фигуры на льду. Неожиданно создается ощущение, что он на катке совершенно один, что все взгляды прикованы только к нему, что само воздушное пространство вокруг него каким-то непостижимым образом сгустилось под действием его особой энергетики и харизмы, будто стремясь в необъяснимом порыве к единственной, чёрной точке. Он буквально излучает уверенность в себе, практически невесомо паря без каких-либо видимых усилий и это не может не завораживать. Юдзуру. Японский фигурист словно силится перегнать собственное отражение в одном из настенных зеркал и у Ча перехватывает дыхание: скорость, лёгкость и красота. Кажется, Юдзуру пребывает в каком-то параллельном мире, врата в который открываются, стоит ему только коснуться пальцами гладкой поверхности льда в приветственном жесте. Хавьер находится на противоположном конце катка, нервно вертя в пальцах крышечку от пластиковой бутылки, с которой только что пил, и Чжун-Хван ни минуты не сомневается, что его взгляд неотрывно прикован к Юдзуру. Стоит заметить, что возможно Ча и молод, но его отнюдь нельзя считать каким-то наивным мальчишкой. Пусть ему никогда и не доводилось слышать ни единой сплетни (даже сказанной шёпотом за закрытыми дверьми полупустой раздевалки), но он не может побороть ощущения, что между этими двумя что-то есть. Это сквозит в тёмных глазах Хавьера, когда он смотрит на Юдзуру, не стесняясь довольно таки откровенно разглядывать японского фигуриста, буквально лаская взглядом каждую черточку его стройного тела. Иногда Ча думает, что во всём виновато его разыгравшееся воображение, но всё-таки взгляды Хавьера зачастую слишком красноречивы, чтобы можно было их принять за сугубо профессиональное восхищение или чисто платонический интерес к своему коллеге по тренировкам. Чжун-Хван не перестаёт задаваться вопросом, подозревают ли что-то Брайан и Трейси и не приходило ли им когда-нибудь в голову напрямую поговорить о том, что именно происходит между их двумя выдающимися учениками. Возможно, это нарушило бы тренерскую этику или им просто не хватает смелости — всё кажется слишком запутанным и неоднозначным, чтобы Ча мог сразу дать однозначную оценку происходящему. Единственное в чём он уверен это в том, что какая-то особая, странная связь между Хавьером и Юдзуру действительно существует: то, как Хавьер еле заметно, судорожно втягивает воздух каждый раз, стоит Юдзуру ушибиться после неудачной попытки прыжка, то, как его пальцы непроизвольно вздрагивают, стоит ему коснуться влажных волос на затылке юноши. Чжун-Хван может с почти стопроцентной уверенностью сказать, что Хавьеру очень хочется продлить прикосновение, но вместо этого он отдёргивает руку, словно её ошпарили. Тем не менее, этого вполне достаточно, чтобы по всему телу Юдзуру пробежала мелкая дрожь. Ча наблюдает за разыгрывающимся перед ним спектаклем с постыдным любопытством. Как далеко это всё уже успело зайти и каков будет финальный акт? В любом случае, хоть это и не может не интриговать, у него часто слишком много собственных дел и слишком мало времени, чтобы подолгу задумываться о подобных, не касающихся его напрямую вещах. Тем временем Юдзуру бросает на Хавьера такой взгляд, что пространство вокруг начинает искрить и если лёд и не плавится, то, пожалуй, только благодаря сверхнадёжной и суперсовременной системе охлаждения.**
Чжун-Хван заканчивает свою тренировочную рутину уже в сгущающихся сумерках, и налившиеся свинцовой тяжестью ноги сами несут его в сторону раздевалок, будто на автопилоте. В субботний вечер практически весь персонал уже покинул клуб в преддверии выходного дня, и бледный свет флуоресцентных ламп заставляет его тихие коридоры казаться немного жутковатыми. Ча выключает свет в пустом спортивном зале и проходит мимо запертой двери кабинета Брайана по пути в раздевалку. Он думает об убаюкивающем стуке колёс поезда метро, который доставит его домой, где он сможет наконец-то упасть пластом на кровать и отключиться. Он заходит в, на первый взгляд, пустую раздевалку, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не нарушать какую-то особенную, царящую кругом атмосферу полного умиротворения. Впрочем, уже спустя пару минут кто-то другой делает это за него. Хриплый, приглушенный стон совершенно недвусмысленного характера звучит в тишине пустой раздевалки до неприличия громко и у Ча перехватывает дыхание. Он замирает на месте и тут же слышит ещё один — переполненный неприкрытым вожделением. Чжун-Хван без труда определяет, что источник стонов, скорее всего, находится в одной из душевых кабинок. Он плотно зажмуривается, постепенно снова вспоминая как дышать. Ча неустанно повторяет себе, что ему просто необходимо немедленно развернуться и уйти, перед этим тихонько захватив свою куртку. Вместо этого он ошарашенно пялится на брошенную на лавке тренировочную форму Юдзуру и на стоящий рядом с ней рюкзак Хавьера. Жёлто-красная эмблема в виде небольшого флажка на чёрной поверхности, оставленных на полу коньков испанца, почему-то особенно ярко запечатлевается в мозгу Чжун-Хвана и он чувствует, как земля уходит у него из под ног из-за внезапной вспышки осознания всего происходящего. Совершенно очевидно, что Хавьер и Юдзуру сейчас заняты бог знает чем, прямо в одной из душевых кабинок и абсолютно не подозревая о его присутствии. Эта мысль заставляет его задрожать. Чжун-Хван знает, что его не должно быть здесь, Чжун-Хван знает, что это явно не предназначается для его ушей и глаз, Чжун-Хван знает, что ему вообще не должно хотеться смотреть… Но всё дело в том, что он здесь, он знает и более того он хочет увидеть. Щёки загораются румянцем и сердце бешено колотится в груди, пока Чжун-Хван на цыпочках направляется в душевую. Он слышит мелодичный стон и не может быть никакого сомнения в том, что он принадлежит Юдзуру. Его звук затрагивает что-то глубоко внутри, и он судорожно облизывает вдруг в миг пересохшие губы. Это отвратительно, это отвратительно…Ты сам просто отвратителен, Ча. Чжун-Хван сильно зажмуривается, прежде чем осторожно заглянуть за угол, и кровь оглушительно шумит у него в ушах. Сильно напарено, и влажный, горячий воздух ударяет ему в раскрасневшееся лицо. Вода выключена и тишину нарушают лишь громкое, сбившееся дыхание и отдельные сладострастные стоны. Похоже, двое любовников сейчас слишком заняты друг другом, чтобы замечать хоть что-нибудь вокруг. Ча различает мускулистую спину Хавьера и то, как блестит его мокрая кожа в свете включенных на потолке ламп. Он вжимает Юдзуру в одну из стенок душевой, подхватив под бёдра, и их сплетённые тела двигаются в едином ритме. Стройные ноги Юдзуру обвились вокруг поясницы испанца, и Ча видит, как его длинные пальцы скользят по гладкой поверхности позади, в попытке найти дополнительную опору, пока Хавьер самозабвенно трахает его, удерживая на весу. Чжун-Хван хочет отвернуться, но понимает, что просто не может, продолжая смотреть, как Юдзуру запрокидывает голову, подставляя шею поцелуям Хавьера, как красиво изгибается его напряженное тело, а ногти впиваются в плечи любовника с такой силой, что костяшки его пальцев белеют. Хавьер задал неторопливый ритм, но каждое движение его бёдер заставляет Юдзуру издавать такие звуки, что Чжун-Хван невольно испытывает прилив невероятного возбуждения. Ча остро не хватает кислорода, и его рука предательски устремляется вниз, начиная ласкать твёрдую плоть сквозь ткань тренировочных штанов. Хави, пожалуйста…сильнее…сильнее… В стонах и мольбах Юдзуру чувствуется неподдельное отчаяние и Хавьер, опустив его на ноги и грубо повернув к себе спиной, одним резким движением входит в него сзади. Теперь вспотевший лоб и тонкие, дрожащие руки Юдзуру упираются в стенку душевой кабинки, и Ча чистосердечно проклинает себя за собственное желание продолжать смотреть и то, какое извращенное удовольствие это ему доставляет. У Чжун-Хвана кружится голова, и ему приходится сильно прикусить нижнюю губу в попытке подавить собственный рвущийся наружу стон. Он видит, как Юдзуру без капли ложной скромности подаётся назад бёдрами, навстречу движениям Хавьера, совершенно не скрывая того какое наслаждение он при этом испытывает, отдаваясь испанцу отчаянно и как-то даже неистово. Их секс дикий и первобытный: просто два тела растворившихся друг в друге, потерявшихся в обоюдном, захлестнувшем их двоих желании. Они делили эти сладостные мгновения без оглядки, так как будто завтра никогда не наступит, не подозревая, что за ними наблюдают. Вспотевшая ладонь Чжун-Хвана протискивается под резинку штанов и обхватывает болезненно возбужденный член. Он смотрит на Юдзуру содрогающегося в экстазе, ощущая приближение собственного пика. Хавьер явно теряет заданный им же самим ритм и его хриплые постанывания становятся всё громче. Юзу…Юзу… Волна наслаждения накрывает тело и Чжун-Хван стонет про себя одинаковое с Хавьером имя, достигая самого постыдного в своей жизни оргазма. На ослабевших ногах и всё ещё пытаясь прийти в себя, он как можно тише направляется обратно в раздевалку, шаг за шагом стараясь заставить собственное тело повиноваться. Наваливается ощущение полной нереальности происходящего, словно ты вдруг оказался пойманным в один из лихорадочных, лишенных смысла снов. Поспешно надев куртку, Ча уже собирается осторожно закрыть за собой дверь, как вдруг слышит внезапный тихий вскрик Юдзуру, который заставляет его всего на мгновение замереть. Он ловит себя на мысли что сожалеет о том, что не может сейчас видеть его лица, в момент наивысшего наслаждения.**
Холодный ночной воздух резко контрастирует с пылающей кожей и Чжун-Хван практически бежит до станции метро, тяжело дыша. Перед его мысленным взором то и дело возникают откровенные картинки с Хавьером и Юдзуру, которые, кажется, уже успели отпечататься где-то в самой глубине его сознания. Чжун-Хван знает, что его не должно было быть там, Чжун-Хван знает, что это не предназначалось для его глаз, Чжун-Хван знает, что ему не должно было нравиться смотреть на это… Но он был там, он смотрел и, более того, ему определенно понравилось.**