Людям свойственно скучать

Говорят, человек ко всему привыкает. Что ж, может, и правду говорят. Норвегия привык к новой жизни довольно быстро, к тому же, не так уж она и отличалась от старой. Разве что намного тише, и ещё… по мелочи. Работа та же. – Н’ в’жу сч’стья на л’це, – у Швеции довольно специфическое чувство юмора. Норвегия, наверное, даже обиделся бы, не обладай он сам таким же. – Н’ нрав’тся зд’сь? – У Дании было лучше, – Норвегия почти не кривит душой, но и правды в его словах немного. Не настолько уж и лучше было, если по совести. Дания бесил до плохо скрываемого зубовного скрежета. От бунта и более чем вероятной кровавой бани удерживал только Исландия – втягивать малыша в войну Норвегия не хотел, какой бы ни была цель. – Угу, но п’ль на той п’лке в’треть не з’будь, – Швеция даже не удостаивает его взглядом. Пускай игнорирует – Норвегии до этого дела нет. Он не Дания, для которого невнимание к его блистательной персоне равноценно смертельному оскорблению. А пыль действительно стоит вытереть… В доме должно быть чисто, будь ты в нём хозяином или слугой. К тому же, ему не привыкать к фартуку – в конце концов, растить Исландию никакие добрые тётушки не помогали, зато недобрые дядюшки всячески мешали, с поразительной настойчивостью внося хаос в мирное течение жизни. – Д’же н’ п’пыта’шься сб’жать? – спрашивает Швеция едва ли не в самом начале их… сосуществования. Кажется, в его голосе насмешка. Что ж, смейся, если можешь. Если сил хватит. Душевных. – Нет, – Норвегия неопределённо поводит плечами. – Зачем? – Странн’й в’прос, – Швеция выглядит озадаченным. Разумеется, благородным пленникам полагается любой ценой стремиться обрести утраченную свободу… Вот только жизнь – не третьесортный рыцарский роман. Затяжные войны порядком истощили их всех, сопротивляться и дальше было бы даже не бессмысленно – просто глупо. Были бы лишние жертвы и разрушенные города, условия договора предусмотрели бы меньше свободы подневольной стороне – всего-то. Сейчас же пытаться что-то изменить… В самом деле, зачем? В лучшую сторону всё равно не удастся, в худшую – можно, но опять-таки, зачем? – Не нужно пытаться меня понять, Сварие, – Норвегия убирает за ухо выбившуюся светлую прядь. – Ты ведь помнишь об условиях унии. – На тв’ю авт’номию н’ прет’ндую, – напрягается. Не нужно переживать, Швеция, читай своих классиков и не беспокойся. Даже раб не взбунтуется, пока к нему относятся, как к человеку. Пока Швеция благоразумен. Вечерний кофе – это такая же непреложная традиция, как и кормёжка свернувшейся калачиком у камина Ханатамаго. Интересно, кто придумал бедняге такое имя? Швеция в два глотка осушает свою чашку и снова устремляет взгляд в книгу. Норвегия спешки не любит, а ещё он не любит стулья, поэтому привычно устраивается на широком подоконнике. Дом выстроен на совесть, никаких щелей, через которые мог бы просочиться холод, здесь и в помине нет, поэтому сидеть, почти прижавшись к оконному стеклу, даже уютно. Если закрыть глаза, можно представить, что событий последних лет просто не было, что сейчас хлопнет входная дверь и раздастся многоголосый гул – перекрикивающие друг друга Фареры и Гренландия, покровительственные вопли Дании, безуспешно пытающегося утихомирить расшумевшихся младших, – а затем, стараясь обойти шумную братию стороной, подойдёт Исландия и за рукав потянет во внутренний дворик – просто посидеть в тишине и, может быть, поделиться своими маленькими тайнами. Вот только Норвегия не привык жить мечтами. А ещё он привык не только смотреть, но и видеть, и озвучивать увиденное. Когда-то за такую наблюдательность ему сильно попадало. – Ты скучаешь по Фину, – не вопрос, скорее, утверждение. «Всё ещё» – остаётся неозвученным. – С ч’го вз’л? – как мы встрепенулись, надо же. Даже Ханатамаго ухо подняла – дескать, чего переполошился, хозяин? – Ты уже несколько минут смотришь на одну страницу, – Норвегия мелкими глотками пьёт свой немного остывший кофе, с точно такой же отстранённостью глядя куда-то в стену. – И бормочешь что-то, как в полусне. О чём ещё ты можешь так сосредоточенно размышлять? – Ск’чаю, – в лице Швеции появляется что-то болезненное. Подумать только, даже не стал отрицать очевидное. – Ты? – Я тоже, – Норвегия отрицать очевидное тоже не считает нужным. Людям вообще свойственно скучать по тому, что было когда-то. – По Дании? В синих глазах неожиданно ярко вспыхивает ярость, но выхода так и не получает. Норвегия прекрасно умеет сдерживать свои эмоции. Но всё же, до чего это раздражает… Дания – жизнерадостный идиот и вечный ребёнок, из тех, кто знает, что сбить птицу камнем – очень весело, но искренне не понимает, почему она больше не может взлететь. Норвегия чувствует себя этой самой птицей, вот только подняться в воздух он больше не может не только и не столько из-за перебитых крыльев, сколько из-за птенца, который жмётся к нему, ища укрытия, который летать ещё просто не может и которого нужно защитить – любыми силами, любой ценой. – Больше, чем Дании, мне не хватает только дыры в виске, – Норвегия не знает, что горчит сильнее, кофе или ирония. Пожалуй, все же ирония – у кофе не бывает такого чудовищного привкуса стрихнина. – По брату, – для чего-то добавляет Норвегия после короткой паузы. – Т’вар’щ по н’счастью, – в голосе Швеции звучит сарказм – вот это настоящий стрихнин, отворотясь не отплюёшься. «Тварь, тварь, – мысленно кивает Норвегия, – самая настоящая». Вслух же он отвечает: – С той лишь разницей, что я был для Иса щитом, ты же для Фина – оковами. Швеция умеет передвигаться очень быстро, особенно когда он зол. Тяжёлая рука замирает в считанных миллиметрах от спокойного бледного лица. Норвегия прекрасно знает, что одним ударом Швеция без особого усилия мог бы сломать ему челюсть, а вторым – и шею, но невозмутимо допивает кофе и ставит пустую чашку на блюдце. Мог бы, но не ударил. Потому что он прав. Потому что они оба это знают. Норвегия ходит бесшумно и очень плавно, будто скользит по воздуху – прекрасный вариант для того, чтобы уходить, не прощаясь, но по-английски Норвегия ничего не делает принципиально. Он оборачивается у самой двери. – Доброй ночи, Сварие. Ханатамаго подпрыгивает на своём коврике и заходится заливистым лаем. Норвегия оглядывается через плечо. «Не нравлюсь я тебе? Что ж… Мне здесь тоже не нравится». Говорят, человек ко всему привыкает. Что ж, может, и правду говорят. Привыкает. Но не смиряется.