***
— «Соулмейты — результат нового эволюционного витка. Соулмейтами называют тех людей, которые предначертаны друг другу самой судьбой…» — Херня херовая какая-то, Люб! Селмейты, епт! Шестьдесят лет жил без селмейтов, а тут нате! Кушайте — не обляпайтесь! — Юр, чего ты орешь! — Люба поджала губы и с укором посмотрела на мужа, который безрадостно ковырялся ложкой в борще. Цвет лица у него был под стать первому блюду, хотя Юра и выпил две таблетки от давления. — У тебя есть родственная душа, это же так прекрасно! — А если баба мой селмейт?! Замучу вот с ней, будешь знать! Люба явила миру мимическое чудо — поджала губы еще сильнее, до такой степени сильно, что они вообще исчезли с лица. Люба была истинной женой начальника цеха. Возможно, она была даже более начальником цеха, чем реальный начальник цеха: когда в девяностые годы к ним нагрянули на дачу молодцы, требуя откат за бизнес, который Юра организовал на свою беду, именно Люба выскочила на порог с охотничьим ружьем, перекошенным лицом и криком: «Места у нас глухие!». — Может, твой соулмейт мужик! — Я чего, пидор, что ль! — Юра, ешь свой борщ! И Юра ел свой борщ, пока из института не вернулась дочь Катя. Узнав в чем сыр-бор, она впала в экстаз: — Папа, это так круто! Это так редко бывает! Вдруг это наследственное, и у меня тоже будет соулмейт! Оооо! — Она закатила глаза от восторга и почти упала на табурет. Юра ее радости не разделял — он все никак не мог уловить, что же тут хорошего. Вот тринадцатая зарплата — это да, тут у Юры никаких вопросов не возникало, а соулмейт? Ну, какой в них толк. У него этих родственных душ — ползавода, особенно когда до зарплаты остается неделя, и все ходят клянчат взаймы, проникновенно Юру убеждая, какой он замечательный мужик. — Да что вы заладили! Замечательно да замечательно! — Папа, давай зарегистрируем тебя в базе соулмейтов! Вдруг твоя родственная душа тоже делала УЗИ и узнала про картошку! Это просто, через госуслуги, тут написано надо, правда, заплатить триста рублей… — Катя увлеченно штудировала брошюру, которая уже дышала на ладан от постоянного перелистывания. — Да не хочу, говорю же! Люба, которой надоело все это «не хочу, не буду» и которой было до смерти интересно, что там за соулмейт у супруга, пошла с козырей: — Ну, представь! Вот ты будешь рассказывать соулмейту свои пошлые шутки, а он будет смеяться! Юра задумался: аргумент-то весомый. Его чувство юмора было очень, трагически близко к юмору прапорщика, а потому домашние не ценили Юриных острот и встречали потрясающие шутки — «я смотрю в унитаз, хохоча, у меня голубая моча» — лишь сочувственными улыбками. — Ладно, хрен с вами, давайте!***
По иронии судьбы родственная душа действительно нашлась месяца через три — Юре пришло на телефон сообщение с номером его соулмейта, который тот указал в базе данных, и казенными поздравлениями. Соулмейта звали Семен Корицин. Юра был в самом настоящем шоке, даже накапал себе корвалола. Такие совпадения просто невозможны. Ведь отчество Юры — Семенович. А фамилия — Булочкин.***
Юра сам не понял, как набрался храбрости — и двух банок пива — позвонить Семену. Сердце выпрыгивало из груди, руки потели, а звуки складывались не в слова, а в козлиное «бээээ». Но разговор прошел удивительно бодро, возможно, потому что Семен блеял на том конце провода ровно в той же тональности, что и Юра. Катя, которая подслушивала под дверью, влетела в комнату через секунду, как было проблеяно прощание. Где-то в коридоре маячила более сдержанная Люба. — Пап, ну, чего? Ну, чего? Юра вытер со лба пот и присел. — На субботу договорились, он в гости придет. — Ох, Господи! — донеслось из коридора. — Так надо же тогда убираться, потом в магазин! Салат, наверное, надо сделать? А холодец? Или рыбу запечь? Ох, Господи! Юра только крякнул, а про себя подумал, что жена совсем того стала. Какой летом холодец!***
К приходу Семена вся семья была при параде. Юру нарядили в пиджак, рубашку, которая была ему чуть маловата в спине, и настолько отутюженные брюки, что об их стрелки можно было ненароком порезаться. Люба сбегала в парикмахерскую, достала из закромов новое платье и готова была блистать. Одна Катя особо не напрягалась: только оторвалась от компьютера и сделала свои фирменные стрелки до самых висков. Семен пришел вовремя, с цветами, которые не знал куда деть. Он явно смущался своей новой роли родственной души и иногда заливался краской. Гостя торопливо отконвоировали к столу и начали расспрашивать. Точнее, распрашивали Катя с Любой, а Юра только косился на своего соулмейта, боясь ляпнуть что-то не то. Корицин работал бригадиром на стройке, ему было шестьдесят пять лет, и в целом он производил впечатление мужика ответственного, основательного — говорил мало, четко, делал длинные паузы между словами, которые выдавали в нем любителя матерных вставок. Искренне хвалил запеченную рыбу и налегал на салат оливье, даже польстил Любе, сказав, что вот его жена всегда все пересаливает. В принципе, Юре Семен понравился, но при этом никаких особых чувств не вызывал. Мужик как мужик. У Юры на заводе таких миллиард. Чего теперь, с каждым соулмейтиться?.. Юра решил провести последнюю проверку, а заодно и первый раз заговорить за вечер: — А футбол? За кого болеешь? И тогда случилось это. Семен покраснел, трахнул вилкой о тарелку и рявкнул с перекошенным от злобы лицом: — Ни за кого! Все пидорасы! Ходят миллионеры по полю! А я за ними чего, смотреть должен! Бегать даже не могут, кривоногие жопуны! И вообще! Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал! Юра слушал с открытым ртом. Семен слово в слово озвучил его мысли. Даже искрометное словосочетание «кривоногие жопуны» было произнесено с правильной, грозной интонацией. Так вот… Вот… Что такое настоящая родственная душа… Семен разошелся и все никак не мог остановиться, в красках рассказывая, куда бы он послал тренеров Спартака, Динамо и Зенита. Юра кивал головой, поддерживая свою родственную душу, и украдкой вытирал слезы умиления. Еще никогда в жизни он не встречал человека, который бы так прекрасно разбирался в футболе.