Потерянный Рай

       Прошло ещё несколько репетиций по наставлению Миши. Я был, в принципе, не против. В итоге, мы всё же решили немного изменить планы. Марлис я ничего не сказал: это был некий сюрприз. Вообще, мы должны были выступать сами, а точнее, я (как потом окажется, не только я, так как планы поменялись) и группа Ария, но, планы перекроились, думаю, даже в лучшую сторону.       Сегодня должен состояться тот самый концерт. Мы собрались вместе, чтобы в последний раз быстро отрепетировать. Я был на студии уже часов с четырёх утра и всё это время работал в поте лица. Мы обычно выступали с людьми, которые не так сильно "заносятся" по тому, чтобы всё было идеально, но тут совсем по-другому: тщательно проверялось оборудование, тексты, музыка, повторялась программа выступления. Каждый ходил с пачкой бумаги, на листах которой на всякий случай был написан сценарий и тексты песен. Сценарий у нас не детальный, но продуманный. Я довольно сильно вложился в это: сам гонял Пауля и Шнайдера, когда они слишком долго курили, хотя обычно этим занимался сам Шнайдер. В общем, многое намекало на то, что всё должно пройти очень хорошо.        По итогам, я вручил несколько билетов Марлис на случай, если она захочет кого-то пригласить, официальный пропуск за кулисы и в VIP-комнаты. Когда мы были в гримёрной, я попросил её накрасить меня, а именно подвести глаза и сделать все то, название чего я, на самом деле, не знаю. Там было много баночек, тюбиков, и всё это пало на моё лицо, чтобы я был красивым. Мы с Марлис попрощались хорошо, тепло. Она пожелала мне удачи и отправилась в огромный зал, где и проходило выступление.       Перед сценой, перед висящим полотном, которое откроется с минуты на минуту, я стоял с прикрытыми глазами. Сердце бешено колотилось. Я вышел на сцену. Свет лучей не освещал нас, а только изредка попадал на музыкантов как со стороны Арии, так и со стороны Рамштайн. Повалил дым. Он медленно развивался в лучах красного, зелёного и синего цветов. Была тишина, а все музыканты замерли на своих местах в разных позах, словно их заморозили. Свет софитов падал на них. Они прибывали в своём первоначальном положении не шевелясь. Внезапно всё снова потухло, и включился свет средней яркости в сопровождении музыкальной композиции "Nebel". Мы были одеты в одном стиле: открытые чёрные майки без рукавов, классические брюки с ремнём, массивные армейские берцы, браслеты из кожи с шипами и что-то вроде чокера на шее у каждого, а именно кожаная полоска с сердцем из металла посередине. С брюк свисали подтяжки. Вскоре пришло мое время вступать вокально, и я, глядя на публику, нашёл Марлис. Я смотрел на неё, вступая :       —Sie stehen eng umschlungen ein Fleischgemisch so reich an Tagen wo das Meer das Land berührt will sie ihm die Wahrheit sagen Doch ihre Worte frisst der Wind wo das Meer zu Ende ist hält sie zitternd seine Hand und hat ihn auf die Stirn geküsst Sie trägt den Abend in der Brust und weiß dass sie verleben muss sie legt den Kopf in seinen Schoß und bittet einen letzten Kuss       Внутри всё дрожало. Я прикрыл глаза, забыл всё, ведь я пел сердцем, и растворился в атмосфере, потерялся в ней. Словно приступ апатии и веселья одновременно захлестнули меня, и я пел так, как не пел уже сто тысяч лет, пел от себя, от своего нутра, из глубин внутривенного мира Тилля Линдеманна. По коже прошлись мурашки. Затишье... И... Внезапно Миша разразился вместе со мной:       —Und dann hat er sie geküsst wo das Meer zu Ende ist ihre Lippen schwach und blass und seine Augen werden nass       Его голос подхватывал мой. Мы слились воедино. У нас совершенно разные голоса, мы — совершенно разные люди, но музыка воссоединила нас, и тут, наконец, почувствовалось то самое родство. Внутри всё било и колотило от эмоций. Припев повторился ещё раз. Миша тянул то, что не дотянул я. Наши музыканты так же работали в унисон и уносили нас в мир откровенного, сакрального. Внезапно я посмотрел на Мишу, это был не просто Миша, а Михаил Егорович Житняков во всём своём величии. Он смотрел на публику и пел вместе со мной припев, а под конец всё снова потухло, и мы остались в темноте. Началась следующая песня: всего их было шесть, а именно три наших и три арийских.       Я выпил воды, как только появилась такая возможность. Мои волосы были уложены гелем, но уже немного растрепались, а волосы у Миши были распущенны, их состояние, в целом, не изменилось. Его томны и дикий взгляд пал на меня. Он зазывал меня продолжить, а я не стал затягивать.       Мы подошли слишком близко к концу сцены. Я смотрел на свою жену и пел ей песню "Mutter". Мой взгляд был остановлен несколько секунд на Марлис, на моей жене. Затем я прикрыл глаза после первого спетого куплета, когда начался припев, переместил взгляд на племянницу и до конца слов не отводил его. Когда начался второй куплет, я снова посмотрел на жену, а на втором припеве мы разразились вместе с Мишей.       В моей руке появилась плеть, которой я начал бить себя. Такое было уже на одном из выступлений, но тут было немного другое: мне было больно от ударов, но этими ударами и этой болью я пытался заглушить весь беспорядок внутри. Я прикрыл глаза, растворяясь до самого конца песни.       Очнулся я после того, как услышал дикие аплодисменты, крики, посмотрел на Марлис, улыбнулся ей. Тепло. Горячо. Показал руками форму сердечка.       И вот, зазвучала последняя песня "Liebe ist für alle da" из другого альбома. Взять её решили все, к тому же она импонировала и самому Мише. Она стала дополнительным подарком для фанатов. И я знал, что эта песня импонирует и Марлис.        Было очень светло, и звучание музыки разлеталось, впиваясь в кожу. В поры. В мозг. В сердце. Оно въедалось, словно кислота, выжигая всё, на что попадает. Эмоции были слишком сильные. Я сглотнул лишнюю влагу и начал крутить микрофон, чтобы отвлечь себя и не показать слёз, которые выбивались из нутра. Перед глазами было всё: наркотики, неудачи, обстоятельства и их последствия, безнаказанные поступки. Но они сменились тут же хорошими моментами: детством, группой, женой и семьей. Я окунулся в песню, в ее слова, в смысл, в звучание...       —Die Tränen greiser Kinderschar Ich zieh sie auf ein weisses Haar Werf in die Luft die nasse Kette Und wünsch mir dass ich eine Mutter hätte Keine Sonne die mir scheint Keine Brust hat Milch geweint In meiner Kehle steckt ein Schlauch Hab keinen Nabel auf dem Bauch Mutter Ich durfte keine Nippel lecken Und keine Falte zum Verstecken Niemand gab mir einen Namen Gezeugt in Hast und ohne Samen Der Mutter die mich nie geboren Hab ich heute Nacht geschworen Ich werd ihr eine Krankheit schenken Und sie danach im Fluss versenken Mutter In ihren Lungen wohnt ein Aal Auf meiner Stirn ein Muttermal Entferne es mit Messers Kuss Auch wenn ich daran sterben muss Mutter       Пропев всю песню с закрытыми глазами, я надеялся, что слёзы мои смешаются с потом, и никто не заметит этой солёной смеси на коже. Я старался скрыть их. Но внезапно я словил взгляд Миши... К чёрту... Мы вновь принялись петь:       —In ihren Lungen wohnt ein Aal Auf meiner Stirn ein Muttermal Entferne es mit Messers Kuss Auch wenn ich verbluten muss Mutter Oh gib mir Kraft       После последнего звучания инструментов раздались бурные овации. Я стоял, но взгляд мой был прикован к Марлис. Я передал через звучание голоса ей все эмоции и всю любовь, что испытываю к ней. Это было, может быть, даже слишком искренне. Я обнажился перед ней полностью, вся моя душа была перед её потрясающими глазами.       Песен оказалось исполнено больше. Позже и Арийцев просили спеть ещё, но Миша был не особо настроен. Предполагаю, это было от того, что он чувствовал присутствие своего конкурента — Кипелова, который, как ни странно, облюбовал Арию сегодня. Михаил не испытывал ненависти и прочего к Валерию, я бы сказал, всё было наоборот. Они общались, насколько я помню, но какие-то вспышки между ними постоянно происходили. Это было всегда. Однако, то, что он делал, было загадкой для меня. Я увидел его случайно, но, видимо, не предал этому значения и не думал, что он будет петь с нами.       Совсем маленький перерыв прошёл, и зазвучала знакомая песня под названием "Возьми моё сердце". Она казалась бы привычной, но нет... Такой странный, страшный, но в тоже время манящий голос Миши полился океаном слов, а я поддержал его. Дуэтом (как мне тогда казалось) мы с Мишей принялись петь:       —Слепая ночь легла у ног И не пускает за порог, Брожу по дому как во сне, Но мне покоя нет нигде. Тупая боль пробьёт висок, И пальцы лягут на курок, А в зеркалах качнётся призрак, Призрак любви.       После перерыва в несколько секунд, перед припевом, всё началось не так, как было запланировано, но это безумно вскружило мне голову. В целом, это выступление...       —Возьми моё сердце, Возьми мою душу, Я так одинок в этот час, Что хочу умереть. Мне некуда деться, Свой мир я разрушил, По мне плачет только свеча На холодной заре.       Буквально все музыканты со стороны Арии и со стороны Рамштайн начали петь. Оказалось, что последние знали текст. Чёрное облако окутывало, внутри что-то оборвалось, было так холодно и горячо. Я пришёл в себя через мгновение и подхватил их великолепное исполнение. Миша увидел меня, состояние моего разума и начал петь, хотя вступать должен был я:       —Ты умерла в дождливый день, И тени плыли по воде, Я смерть увидел в первый раз, Её величие и грязь. В твоих глазах застыла боль, Я разделю её с тобой, А в зеркалах качнется призрак, Призрак любви.       Я подхватил припев, словно был в состоянии наркотического опьянения. Меня накрыло что-то прекрасное, врата Эдема открылись, а я ворвался в них, почувствовав и боль, и наслаждении, и любовь, и тоску, и смех, и радость, и печаль. Мы с Мишей продолжали петь, когда перед нами возник Кипелов, который так же внезапно исчез. Пусть он и пел вместе с нами, но он не был частью моего захватывающего турне по ощущениям:       —Я слышу утренний колокол - Он славит праздник, И сыпет медью и золотом, Ты теперь в царстве вечного сна. Я слышу утренний колокол - Он бесов дразнит, И звоном небо расколото, На земле я любил лишь тебя. Я слышу утренний колокол - Он славит праздник, И сыпет медью и золотом, Ты теперь в царстве вечного сна. Я слышу утренний колокол - Он бесов дразнит, И звоном небо расколото, На земле я любил лишь тебя. Возьми моё сердце...       Вновь бурная реакция толпы, вновь я немного оклемался. Пели все участники групп. Люди пели, пели и организаторы. Пела и моя душа.       Следующая песня была любимой песней племянницы. Миша часто ей пел её. Миша часто поёт ей, как и Валера в прошлом. Это одна из тех прекрасных вещей, когда он спокоен, когда он не агрессивен, когда его демоны внутри засыпают, стоит только племяннице возложить свою руку на его щёку или взять за большую ладонь своей женственной ладошкой и сжать пальцы, но бывает, что это будит в нём ещё большего зверя. Она привыкла к этому. Они родственники. Это у них в порядке вещей. Наверное, с самого начала она стала мученицей, которая терпит братьев, отца и дядей. Терпит их "внимание" и всяческие потуги к действиям.       —От края до края небо в огне сгорает И в нём исчезают все надежды и мечты, Но ты засыпаешь, и ангел к тебе слетает, Смахнёт твои слезы, и во сне смеёшься ты.       Миша пел, глядя на мою племянницу. Его глаза горели, но не совсем ясно, от чего именно. Он пел для неё, и это было очевидно. Он пел сердцем, душой, если она у него есть. Позже я увидел тот же взгляд и у Валеры... Всё-таки конкуренция? Я же обратил практически всё внимание на жену. На припеве я на немного прикрыл глаза и окунулся в атмосферу.       —3асыпай на руках у меня, засыпай, Засыпай под пенье дождя, Далеко, там где неба кончается край, Ты найдёшь потерянный рай       Я открыл глаза, которые отчего-то вновь были на мокром месте. У нас был план. План действий на сцене, который есть всегда, но сейчас мне хотелось сорваться и прильнуть к жене. Мы вместе начали и на определённом моменте остановились, дав публике возможность спеть, а позже подхватили вместе с ними. Пели все, но в разуме всё равно отдельно звучал голос Житнякова:       —Во сне хитрый демон Может пройти сквозь стены, Дыханье у спящих он умеет похищать. Бояться не надо, душа моя будет рядом Твои сновиденья до рассвета охранять. 3асыпай на руках у меня, засыпай, Засыпай под пенье дождя, Далеко, там где неба кончается край, Ты найдёшь потерянный рай.       Дальше шёл куплет, который Миша исполнял, пожалуй, искреннее всего. Его голос незаметно для остальных содрогался, и я понимал почему. Мне всё было понятно. Миша вложился в эти слова полностью. Создавалось ощущение, что текст наносил ему увечья, оставлял полосные раны на теле и "душе". Но он, не подавая вида, что что-то не так, продолжал петь... Валерий, которому уделялось с моей стороны совсем мало времени, так как я терял его, вел себя так же. Тот куплет олицетворял отношения моей племянницы с ним, их родственную связь. Я поднял из нутра всю свою любовь к той маленькой и милой девчушке, которая покорила сердце и забрала его навсегда. Я смотрел прямо на неё и не заметил, когда рядом встал Миша. Я вслушивался в куплет, вдыхая каждое слово и их смысл. Он посмотрел на меня своими ледяными голубыми глазами. Не долго думая, он сделал какой-то жест.       Мы с Марлис появились на экранах, изображающих концерт. Миша помог Марлис забраться на сцену, а я обнял её так сильно, как только мог, и растворился в ней под голос Миши:       —Подставлю ладони, их болью своей наполни, Наполни печалью, страхом гулкой темноты. И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает, И жизнь разбивает все надежды и мечты. 3асыпай на руках у меня, засыпай, Засыпай под пенье дождя, Далеко, там где неба кончается край, Ты найдёшь потерянный рай. Все надежды и мечты...       Толпа взорвалась.       Я припал к губам девушки. Я был искалечен внутри, но, когда она оказалась рядом, я излечился, собрав все свои слёзы и сопли, собрался сам. Я повернулся к Мише, пока он улыбался нам и кивал.       Дальше шла известная, эмоционально тяжёлая и потрясающая песня. В этот раз Миша улыбнулся, протянул микрофон девушке со словами:       — Не откажите нам с Тиллем и споёте с нами? И Вы будете не одна... — он вытянул руку, и вскоре за его большую кисть схватилась миниатюрная рука племянницы.       На этом моменте толпа стихла полностью. Я сам погрузился во что-то непонятное и прекрасное, не отводил взгляда от Марлис. Губы немного пересохли, вновь выступил пот. А люди стали просить нашего с женой поцелуя. Я, не долго думая, припал к её губам, нас вывели вновь на экраны. После нашего долгого поцелуя начала играть музыка. Эту песню мы пели вчетвером, точнее, впятером: я, Миша, Валера (основной вокал), девочки (бек-вокал).       —Штиль, ветер молчит, Упал белой чайкой на дно, Штиль, наш корабль забыт, Один в мире скованном сном. Между всех времён, без имён и лиц, Мы уже не ждём, что проснётся бриз.       Глаза прикрылись. Я держал за руку жену, ловил каждое мгновение. Внутри пылал огонь. Перед начало припева глаза распахнулись, и я, взяв всего себя, принялся голосить, что есть сил.       —Штиль, сходим с ума, Жара пахнет чёрной смолой, Смерть одного лишь нужна И мы, мы вернёмся домой. Его плоть и кровь вновь насытят нас, А за смерть ему, может, Бог воздаст. Что нас ждёт, море хранит молчанье, Жажда жить сушит сердца до дна, Только жизнь здесь ничего не стоит, Жизнь других, но не твоя. Нет, гром не грянул с небес, Когда пили кровь, как зверьё, Но нестерпимым стал блеск креста, Что мы Южным зовём. И в последний миг поднялась волна, И раздался крик - впереди земля. Что нас ждёт, море хранит молчанье, Жажда жить сушит сердца до дна, Только жизнь здесь ничего не стоит, Жизнь других, но не твоя. Что нас ждёт, море хранит молчанье, Жажда жить сушит сердца до дна, Только жизнь здесь ничего не стоит, Жизнь других, но не твоя.       Мы начали вместе, мы вместе и закончили. За это время я ни разу не выпустил из своей руки руку жены. Люди взвыли, подобно моему нутру. Прикосновение жены восстановило мои силы.       Это выступление было одним из самых эмоциональнейших, после которого наступили мягкость и умиротворение, но оставалось какое-то непонятное чувство. Я выложился перед Марлис на всю. Все мои способности, все силы и всё выступление были посвящены ей. Это я и сказал в своей речи перед тем, как покинуть сцену. Я разразился серьёзной, немного колющей речью о отношениях, их важности, аъ конец всему подвёл Миша. Он сказал следующее: — Без людей, которые рядом, без родных и близких человек теряется. Без той частицы, которая дарована ему судьбой в качестве любимой женщины, — он показал на Марлис, —или же любимой племянницы, — указал на Еву, — мы ничтожны, ничтожны без поддержки и любви. Поэтому, дорогие друзья, любите, не причиняйте боль родным и тем, кто вас любит. Живите, чтобы не жалеть о жизнь. Мы искренне вас благодарим за то, что вы пришли, что вас так много, — поднялись крики, зазвучали аплодисменты, — спасибо вам за это шикарное выступление. Без вас оно бы не вышло. Благодарю за чудный состав группы Рамштайн, и, конечно, Арии. Ребята, вы — молодцы. Но, в первую очередь, я хочу поблагодарить этих двух девушек. Эти феи на крыльях принесли нам счастье и силы, они поддерживали нас, давали толчок и смысл. Спасибо вам, девочки. Спасибо, Марлис. Спасибо, Ева. И вам спасибо, дорогие друзья, — он обратился к публике, — большое спасибо..."       После его проникновенной речи я добавил пару "спасибо" вместе с Валерием, который то появлялся в моем диапазоне, то уходил. Я слышал, что он голосил с нами, но это не отложилось в памяти. Моё внимание больше привлекал Миша, а еще больше внимания, точнее, практически всё внимание, по праву забрала жена. Так как словарный запас совсем иссяк, я еле-еле представил всех участников наших групп. Ну, а затем... Под бурю ора и хлопания мы ушли за кулисы. Я шёл с женой за руку, чтобы остаться наедине с ней и чувствами. Валера и Миша, видимо, направились к племяннице, которую любили больше всего на свете. По крайней мере, Миша.       Я слышал, что у Евы какие-то "тёрки" с Кипеловым, у Миши они тоже были. Может он тоже часть нас? Может и с Мишей у него "тёрки"? А может из-за племянницы? Для меня было неожиданностью, что он был здесь с нами всё выступление. Валерий был на одной сцене со мной и Михаилом, и я не заметил его. Может, потому, что был очарован Марлис. Может, потому, что проникся вокалом Михаила ещё больше. Может быть...       Впрочем, об этом я подумаю позже.       Сейчас я хочу утонуть в прикосновениях к жене...