Рукопожатие

***

      Стражи приходят, и выбора не остаётся. Эрик идёт бороться за неизвестное, но обязательно лучшее будущее. Будущее ради которого не жалко ничего. Ни корабля, ни Логана, ни собственной крови.       Юные мутанты увертливей и едва ли слабей. Они бьются со стражами в тысячный раз, хоть совершенно не помнят этого. Страх сковывает их, как впервые. Эрик тоже боится. Смерть не страшна лишь влюбленным и сумасшедшим. Он не причислял себя ни к тем, ни к другим, хоть что-то в нем ещё помнило голос Рейвен, кричащей “псих”, а в груди иногда глухо вибрировала стертая десятилетиями струна, когда, скинув мутную пелену боли и отчаяния, одна пара знакомых до дрожи глаз пронзала окружающих синью своей надежды.       В тот момент, когда Эрик Леншерр позорно делает шаг назад, когда падает на древние плиты храма, окропляя их кровью, он чувствует себя самым крошечным на Земле. Где-то в других измерениях он смещает магнитные поля, грозясь разорвать планету на куски, и убивает богов. Здесь и сейчас он смотрит на Чарльза Ксавье и чувствует себя тем самым Эриком, который не может сдвинуть монету во взрослой жестокой игре. Только теперь за спиной миллионы жизней: отнятых и ещё не рождённых - которые он обязан спасти.       Логан захлебывается, пока Эрик призывает свой народ к объединению. Он вещает о завтрашнем дне, который начинается сегодня, и он же пытается отвоевать у смерти несколько минут, прислонившись к стене на уровне инвалидной коляски.       Столько лет мы угробили на противостояние, Чарльз, и тем дороже несколько лет без вражды.       Произносить его имя всё ещё будто зажигать маленький огонек в темноте. Эрик стягивает с ладони перчатку, когда Чарльз протягивает ему руку. Одному не нужна телепатия, а другого не спас бы шлем. Прикосновение, как последняя просьба, как дань уважения. Скупое пожатие, но они оба знают, что намного большее.       Прошу тебя, Чарльз, напоследок не будь мне другом или врагом - будь светом.       Эрик больше из упрямства, чем из иссякших сил, тянет его ближе, целомудренно прикасаясь к тыльной стороне ладони губами. У них есть мгновение, всего мгновение.       Темноту под веками заливает свет. Его ладонь на спине Чарльза. Такого яркого и живого. На своих двоих. Эрик распрямляет крепкие плечи, обтянутые черной водолазкой. Руки Чарльза слабо касаются его поясницы, он неспешно ведёт кончиком носа по изгибу широкой шеи. Никакой Кубы и пуль. Им едва по тридцать. Эрик жадно утыкается ему в висок. Так тепло, так до безумия реально. От Чарльза пахнет пыльными книгами, жасмином и благородным деревом. Это не иллюзия, это - желание, мечта, древняя, как мир. - Мы всегда хотели одного и того же, - шепчет Эрик, зарываясь чуть глубже в бархатистые волосы. - Только разными способами, - Чарльз улыбается, океанами надежды заглядывая ему в глаза.       Эрик отчаянно пытается удержать, запечатать губы поцелуем, но Чарльз исчезает. Стены и потолок сотрясаются от ударов. Они разжимают пальцы, и Профессор делает вид, что ничего не произошло. Он и так подарил ему самое дорогое. Это как годами ухаживать за фотографией на каминной полке: бережно стирать пыль и сажу, прятать от детских рук, иногда засматриваться дольше положенного - только вот под натертым до блеска стеклом никого нет. Сотни. Тысячи мест. Дружба и вражда, но только не то, в чем они действительно нуждались. Эрик не знает хочет ли он теперь, чтобы Логан изменил прошлое. Ведь тогда он не узнает того, что всегда знал, не почувствует то, что постоянно ощущал. Пусть смерть найдет его здесь, пока он мысленно гонится за запахом и белоснежной рубашкой, пока Чарльз так близко и далеко, пока они не сказали ничего лишнего и не забрали друг у друга последнего.       Но в том, новом будущем, он может стать смелее и отчаянней, чтобы сделать это раньше. Пусть за спиной будет Куба, Пентагон и Траск, они переступят это. Перешагнут. Все сделают ради этого безразмерного чувства, помещающегося в груди, когда зарываешься носом в его волосы.       Когда последние преграды разламываются, Эрик встречает смерть лицом к лицу. Ему страшно. Но он не пожалеет ни умереть, ни воскреснуть. Он просто знает, что они с Чарльзом связаны страшными узлами, что черной косой не перерубить.       Тот новый Эрик из другого будущего и правда узнает его запах. Только вот новый Чарльз пахнет кровью, землёй и потом. У них тоже есть всего мгновение, когда Рейвен выплёвывает: “Он твой”, - и Эрик, вытащив Чарльза из-под завалов, несёт его к инвалидному креслу. Но и этого хватает, чтобы запомнить запах своего дома.       Старый Эрик и не догадывается, что в новом - лучшем - будущем, он становится сильнее, могущественней, безнадежней, но так и не узнает, что Чарльз может пахнуть иначе. Он окружает себя чем-то другим, непохожим, простым. Духами Магды, сладким шампунем Нины, дымом берёзового костра и крепким чаем. Но от него самого каждый день пахнет железом и прелой лесной почвой.       Иногда Эрик замирает на пороге - перед глазами вспыхивает чье-то чужое воспоминание - и ему мерещится тонкий запах жасмина.