Временная петля учителя географии

После их расставания прошло ровно два года, а Маша, уже такая взрослая, но такая же наивная, никак не могла забыть последнюю встречу. Она идёт по узкой улочке, смотря под ноги, сильно вцепившись в ручку чёрной сумки, но не видит огромные лужи, пачкающие её аккуратные девчачьи сапожки, подчёркивающие ровные и красивые ножки, касания к которым, Служкин никогда не сможет выбросить из головы. Перед глазами возникает его добрая улыбка, весёлый оскал, адресованный непослушным ребятам, нелепая шапка, прикрывающая красивые волосы, и почти выкуренная сигарета в уголке его губ, которых она так и не достигла.       — Вы меня любите, Виктор Сергеевич? — она всё ещё смущена их трепетной и запретной близостью, о которой мечтала ещё с первых дней встречи, с первого урока, когда Служкин удивил весь класс своей простотой, при этом, не менее удивившись дерзким поведением учеников, давно смирившихся, что они никому не нужны. Виктор делает ещё один шаг к ученице, позволяя полной грудью вдохнуть запах его дешёвого одеколона и сигарет, пачки которых закончились ещё на прошлой неделе. Из-за неё. — Очень люблю, — её пронзает уверенный голос, а она вся дрожит, также как и холодные руки, покоящиеся на шее мужчины. Пока она смотрит куда-то под ноги, Витя успевает насладиться её красивым личиком: большие глаза, напоминающие ему самые глубокие озера и моря, к которым так прониклась его ученица; маленький носик, который он одаривал бы поцелуями каждое божье утро, грустная улыбка, по его мнению, незаслуженно подаренная только ему, алые щёчки, напоминающие не красную помаду старых дев, а расцветающий букет роз, о который он давно поцарапался; и капли слёз, как роса посреди леса, дающая жизнь всему живому. Он представлял себя грешником, наконец прижавшегося к иконе — знал, что не достоин её, но оторвать взгляда просто не мог. Маша что-то неразборчиво шепчет в его губы, а учитель обжигается её любовными устами. Не хочет слушать, не хочет терять ни секунды. Теперь Машенька не идёт, а бежит. Бежит среди одиноких улиц, таких же, как и её пустая душа. Влажность резко ударяет в нос, и только тогда она понимает, что опаздывает на собственный выпускной. Безразлично смахивая рукой потёкшую тушь, девушка смотрит на часы, которые кричат на неё за десятиминутное опоздание. Дождь льёт всё сильнее, грязно касаясь к дорогому наряду одиннадцатиклассницы, словно маньяк, давно поджидавший её за поворотом. «Вижу я, вижу!» — бубнит она себе под нос и поправляет сумку, обвившую её талию. Она чувствует тепло от сильной руки, и улыбка сразу расплывается на её лице — он не забыл… — Смотри, куда идёшь! — мужской крик заставляет Машу очнуться от розовых мыслей и наконец открыть глаза. Стоит посреди дороги, сильно вжавшись рукой в нежное платьице, так идеально подходящее к её глазам, влажным от постоянных потоков слёз. — Простите, — тихо бормочет она и бежит навстречу любимому, но испепелившему её сущность зданию. Среди цветущих цветов, посаженных вместе с географом под смех учеников, покоятся и огромные лужи. Перед глазами предстаёт картинка, прикреплённая к её аккуратной тетрадке девятого класса: бесконечное количество воды и плавно качающийся кораблик, вызывающий лишь грусть и философские размышления о жизни и о их судьбе, прерванной стуком в дверь её же матерью. Вспоминает его кривую подпись «просто вода», от чего холодная кожа и замороженные лёгкие наполняются красками. Из здания доносятся крики пьяных одноклассников и оглушающая музыка, поставленная местным диджеем, на которого школа выделила бюджет. «Чудеса да и только» — подумал бы Виктор Сергеевич. После этих мыслей она наконец подняла глаза в небо, с которого капали обжигающие глаза капли. «Стоит вся мокрая и грустная, хоть сегодня и выпускной. Одно дело, если завалила экзамены, а тут из-за любви расстраиваться! Машенька, не глупи. Нос к верху и иди веселиться.» — ощущение того, что её географ был всегда рядом, появилось совсем недавно, как гром среди ясного неба, или как мужчина, ворвавшийся в кабинет с глобусом и сигаретой в руке, что-то громко крича о луне. И тут Машенька успокаивается и стучит каблуками по маленькой лестнице, ведущей в школу, в которой давно поджидали её близкие подруги и парень, благодаря которому она надеялась забыть свою первую любовь. Девушка натянула улыбку на лицо, достала зеркальце и принялась убирать остатки постоянной грусти, подправляя подтёкший макияж. Она готова казаться счастливой. Ну, или хотя бы заставить других поверить в её счастье. — Машка! — кричит лучшая подруга девушки, поддерживающая её на протяжении всего года. Выслушивала её бубнёж о непоседливом учителе, словно ураган, ворвавшегося в чёткое расписание и планы об отличном окончании учёбы. «Ничего у нас не получится с этим географом! Может он, как человек и хороший, но как учителя я его не вижу». Планы о первой любви к глупому однокласснику примерно её возраста. Планы на счастливое будущее без слёз и постоянного поиска знакомого лица в толпе холодных незнакомцев.       — Люся, я влюблена! — врывается в пустой кабинет темноволосая, заранее оглянув его на наличие сонных душ. Останавливается, прижимает руку к сердцу и неловко опускает глаза в пол. Волосы красиво обвивают её маленькие плечи, но всё же дают любому внимательному взгляду найти красивую подвеску, ласкавшую её кожу, как волны ласкают одинокий причал. Как солнце касается зенита, оставляя на нём горячие поцелуи. — Машка! — визжит Митрофанова, — В кого? Если это Градусов, я пристрелюсь, ей богу! — Нет, не в него, дурочка! — на лице Маши появляется ласковая улыбка. Ученица садится на угол парты и отводит взгляд на доску, где ещё со вчерашнего дня написана тема урока, выученная Машенькой наизусть. — Да ты что! Ты влюблена в… — Люся уже была готова заорать следующее предложение на всю школу, но брюнетка вовремя успела заткнуть подругу маленькой ладонью и кинуть взгляд на открытую дверь, к которой секунда за секундой, приближался виновник данного разговора. Последние, но главные слова не успели вылететь из болтливого рта вольной девчонки, как пристреленный в небе журавль, сделавший последние взмахи крыльев в сторону к мечте. Также безмолвно, также бесшумно, и также тоскливо и одиноко. — В кого это наша Мария Большакова влюблена? — географ облокотился на дверной косяк двери и ухмыльнулся. Пока до всех троих доходило, что на самом деле происходит, Маша поймала момент за хвост и усадила в мышеловку, начав оценивать утренний образ: растрёпанные волосы, которые кое-как поддавались порядку по дороге в школу, неглаженная рубашка (значит, не зря говорят, что жена ему давно не жена), смешной галстук, подчёркивающий своенравный внутренний мир и заинтересованная улыбка, обнажающая довольно ровные зубы, недавно вцепившиеся в сигарету. От него несло дешёвыми сигарами за километр, так что не нужно быть Шерлоком, чтобы понять, что у этого человека запущенная зависимость. — А всё это вам сказать надо, Виктор Сергеевич! Подслушивать не хорошо, вот так! — Люська презрительно сузила глаза, пытаясь скрыть подступающую нахальную улыбку, — Если Маша захочет, то обязательно вам скажет, кто же занял её сердце, а пока, это секрет! — Прям секрет-секрет? — засмеялся он. — Ну, всё, хватит, Люська. Извините нас, Виктор Сергеевич, мы уже уходим! — Большакова резко хватает быстро кинутую на стол сумку и вцепляется в руку одноклассницы, как фонари машины, надвигающиеся прямо навстречу человеку, готовому жить ещё долгое время и совсем не рассчитывать на раннюю смерть. — Скоро ведь урок, девочки! — кричит им вслед учитель и удивлённо смотрит на дерзкую Митрофанову, показывающую учителю длинный язык, — Эх, Машенька-Машенька… Тёмная копна волос растворяется в проходе кабинета, как дуновение весеннего ветерка посреди лютого холода. Он едва замечает грустный взгляд ученицы, обращённый прямо ему в глаза. Стоит и думает, что же ему делать. Что делать женатому мужчине, который так-таковой никому не нужен? Как относится к единственному человеку, который видит в нём не пьяницу и хама, а мудрую и добрую душу. Может, даже, совсем наивную, но огрубевшую от пороков человеческой жизни.        Шумная музыка отбивает в её сердце удары. Выстреливает из винтовки, оставляя в ушах неприятную боль от резких изменений. Чуть опухшие, но не менее прекрасные глаза, освещают неоновые вывески и яркие огни диско-шара, принесённого «отцами» ещё в прошлом в месяце. Вокруг бегают, прыгают, и даже танцуют радостные, и, конечно же, выпившие одноклассники, напевающие во всю глотку любимые песни Би-2 и Алисы. Если бы школа проводила конкурс на самого дёрганного танцора, то приз бы несомненно получил Чебыкин. — Танцуют, как будто нашли халявную сотку на улице, — смеётся девушка, толкая подругу на танцпол, — Ну, что завяла? Сегодня же выпускной, Маааашка! — Люся пытается перекричать громкие «тыц-тыц» зала, но безуспешно. Несмотря на неудачу, она с тем же энтузиазмом хватает Большакову за плечи и делает какие-то странные телодвижения наподобие танца, — Давай-давай, двигай задом! А вот и Овечкин, — пьяно подмигивает Люся и почти кидает в руки парню растерянную Машку, — Веселитесь, голубки! А Овечкин даже не краснеет. Берёт Машкины руки в свои и кладёт на плечи, вызывая волну воспоминаний, на которую мозг отказывается реагировать, словно крича, что пора остановится, что пора забыть и начать жить настоящим. А душа так не могла. Но Маша ведь приличная и умная девочка, так что реветь и отвергать она его не будет. Пока что. — Ты такая красивая, Маша, — улыбается Овечкин, увереннее обнимая одноклассницу за талию. Смотрит на её кулон и вопросительно выгибает бровь, — И безделушка у тебя красивая, Маша. Всё у тебя красивое. Ты как принцесса сегодня! А девушка лишь благодарно кивает и продолжает танец. Кружится и кружится, дав полную волю её кукловоду. Пышное платье, ещё не успевшее до конца высохнуть, едва поднимается и распускает свой бутон, иногда оголяя белоснежные туфельки девушки. Её кавалер что-то страстно шепчет, пытается поймать потерянный взгляд и поддаться искушению, подарив неумелый поцелуй, как штамп на упакованную посылку, отправляющуюся в неизвестность. Свет в зале всё притухает, вместе с романтичной песней для медленного танца. Серёжки, также как и глаза Маши, блестят то ли от счастья, то ли от постоянной лжи и фальшивых привлечений внимания. «Не сильно я от них и отличаюсь. Все хотят получить дорогие алмазы, а золото просто выкинут или закинут куда-нибудь за пыльный шкаф. Да и ухаживать за ними никто не может. Нет у нас опытного ювелира». Маша продолжает размышлять о великом, пока её глаза не натыкаются на двери в конце зала. Что-то мелькает у неё в глазах, мерцает улыбкой Чеширский Кот, заманивая в глубину. Словно призрак проносится знакомый силуэт, направляющийся прямо на них. Глаза загораются, также как и щёки. Взрыв фейерверка на улице заглушает её мысли и заставляет посмотреть на пустой зал, где остались только она и Овечкин. Его руки начали спускаться ниже нормы, а ухо обжёг шёпот. — Все убежали смотреть на фейерверк. Но наш-то танец ещё не закончен, да, Машенька? — стоило ему произнести одно простое слово, как темноволосая закричала, беспомощно ударив кулаками по груди Овечкина, и убежала к другому концу зала, который заметила ещё на прошлом уроке физкультуры, когда хотела сбежать с физры вместе с Люськой. — Да что ты вечно ломаешься! Не вернётся твой географ, слышишь? Ты дура, если ещё веришь в это! Кому ты нужна, если дома есть опытная женщина, да ещё и с дочкой? От правды не убежишь, Маша! — слова Овечкина эхом разнеслись по всему залу, своими грубыми словами сдирая старую краску со стен. Девушка всё бежала и бежала, пока неожиданно не остановилась почти у самых дверей и посмотрела на одноклассника, провожающего свою любовь то ли злым, то ли грустным взглядом. «Правда, как аскорбинка. На языке приятно размножается сладость, и ты к ней привыкаешь. Как только ты забываешь про витаминку, она медленно становится всё кислее и кислее. Она показывает свою настоящую сторону.» Овечкин от сюда чувствует вкусный запах её волос и вспоминает красивые пейзажи с того похода. А потом вспоминает, как же им с Машей было хорошо, до тех пор, пока не пришёл географ. А об этом ему напомнили девчачьи слёзы, которые он запомнил ещё в самом начале танца. «Ублюдок!» — гнев и ярость переполняли парня, как горячая лава, растекающаяся по маленькой деревушке. Секунда и его кулак оказывается в стене, вместе с каплями крови и грубой вмятине на потрескавшихся досках зала. Маша выбегает в безлюдный коридор и чувствует, как безумие и отчаяние просачивается ей под кожу также, как тягучая сырость посреди мая. Такая неуместная, но естественная для их края. Она кусает потрескавшиеся губы, с которых давно исчезла красивая помада вкуса малины. Её внешний вид остаётся таким же, как и прежде, но внутри что-то разорвалось, как натянутая нитка, или треснуло, как стекло, при прикосновении к которому, все осколки оказались бы на полу. Вот она царапается об невидимые осколки и влетает в кабинет географии, где больно бьётся макушкой об стену, пока сползает по холодной стене, закрывая красивое личико руками. Меж её пальцев мелькают солнечные зайчики и щекочут худенькие руки, как бы поддерживая новую знакомую. Девушка чувствует на пальцах влагу и смотрит на почерневшие от дешёвой туши руки, быстро моргая длинными ресницами. Не понимает в чём дело, пока не касается кончиком пальца до мокрой и грязной щеки. — Машенька, ты чего это? — воскликнул географ и присел рядом с ученицей. Нежно смахнул льющиеся градом слёзы и улыбнулся, — Сильные девочки не плачут, дорогая моя. Особенно, такие, как ты, — в животе опять появляются бабочки, вызывающие у девушки звонкий смех среди пустого кабинета. Как роса, её голос разносится рядом с мужчиной и заставляет ещё больше улыбнуться. — Я знала, что вы не бросите меня, Виктор Сергеевич, — она кладёт голову ему на плечо и принимает тёплый пиджак, так приятно пахнущий свеже-сорванным цветком, выглядывающего из грудного кармашка. — Как же я могу тебя бросить, дурочка? Разве ты не помнишь моё обещание? Я буду с тобой всегда-всегда, слышишь? — географ аккуратно кладёт свою голову на её и смотрит в окно, откуда совсем недавно начала выглядывать одинокое дерево, мирно посапывающее в объятиях заката.       — Кира, подожди меня, ты всё неправильно поняла! — из коридора доносится чей-то мужской бас, преследовавший красивую женщину. Маша подпрыгивает от неожиданности, ещё раз протирает глаза и грустно понимает, что это всё был лишь сон. Никакого географа, никакой надежды. — Будкин, отвали от меня! Иди к своему Служкину, а то он сопьётся скоро, — подпевает ему тоненький голосок, сочинявший песню вместе с её уверенным цоканьем каблуков. — Да кому сдался этот Витус? Неудачником был, неудачником и помрёт. Ну, Кира! — как-то грустно проскулил грустный Будкин и последовал за девушкой прямо на выход из школы. Так и стояла Маша, прижавшись к стене все десять минут до тех пор, пока окончательно не устала от всего этого дня и села на краешек учительского стола, где покоилась толстая стопка тетрадей по географии. Её же тетрадь оказалась на верхушке Айсберга. Дрожащими руками брюнетка подхватила тетрадь на руки и принялась аккуратно перелистывать страницы с идеальным домашним заданием. Страницы утешающе касались её дрожащих пальцев, пока и вовсе схватили краешек страницы, запавшей ей в сердце. «Каждый раз проверяю твою тетрадь и просто не могу нарадоваться! Молодец, Машенька. Твой географ.» — Ну, и где вы, Виктор Сергеевич? Где вы? Вы обещали мне никогда не бросать меня, а что в итоге? — заревела пуще прежнего выпускница, — Почему нельзя любить друг друга, если мы живём в свободной стране? — тетрадь оказалась запихнута в сумку, а тряпка уже выполняла полёты через весь кабинет, выполняя виражи. Теперь Машенька была не грустна, а зла, — Почему вы появились в моей жизни так рано? Кто вообще отвечает за мою судьбу, придушу! — глобус остался нетронутым. Девушка побежала между парт, при этом пиная все бумажки, оставшиеся после выпускного, — Я хочу, чтобы мы были вместе! Чтобы вы у вас не было ни жены, ни ребёнка, ни пустых обещаний, которые вы мне подарили. Хочу вернуться в прошлое, чтобы полюбить вас, когда можно! — её мощный голос охватил весь кабинет, похожий на место происшествия урагана или цунами. Выкрикнув своё желание, как можно громче, Большакова яростно схватила атлас и порвала на мелкие кусочки, представляя на их месте свою мать. Руки потянулись к аккуратным волосам, чтобы безжалостно порвать резинку волос и дать свободу вьющимся прядям. «Запомню свой выпускной на всю жизнь» — вздохнула она и ринулась к выходу, оставляя за собой всю боль и поступок, который вскоре оставит яркий отпечаток на её судьбе.