Тоже мне, ценитель нашелся...

Будучи примерной студенткой (но не до конца примерной девушкой и дочерью), Мила, после интересной долгой ночной гонки поняла, что домой заходить смысла нет. Поэтому, быстро приняв душ у своего хорошего друга-байкера, она пошла в универ в том, в чем и гоняла по ночным улицам. Это был совсем не тот образ приличной девушки, который привыкли все видеть. Но, по сути, Милка за пару институтских то годов научилась не особо обращать внимание на то, что и кто о ней там думает. Самое главное — душевное равновесие, а потом уже все остальное. Девушка ещё раз осмотрела свой привычный ночной образ в зеркале, засомневавшись на секунду в том, стоит ли в таком виде рисковать появляться на люди днем вообще, не то, что на пары. — Да не парься ты, — вышел из душа Макс — тот самый друг. Он был в одних боксерах и тер небольшим белым полотенцем волосы. Загляденье, а не парень. Ещё и темнокожий, подтянутый, весёлый и просто офигенный. Но друг именно для этой барышни. — Один день так придешь, ничего катастрофичного не произойдёт. Узнай пацаны, которых ты обгоняешь, что грозная Мелинда на самом деле милаха Мила, со смеху бы упали. — Так, рот закрыл, — попыталась успокоить его та, но все равно смутилась. Как ни крути — он прав, и уже через секунду девушка ему это же и сказала. — Ну так все, — отвечает на её реплику темнокожий красавец. — Пары спросишь у кого-то. — Я и так все помню. — А я все пытался понять, чего ты вообще туда ходишь? — хлопнул себя по лбу тот, делая вид, что до него дошло нечто важное. Миле захотелось хлопнуть его по голове. — А тут я вспоминаю, что ты у нас умница. Сложно тебе совмещать в себе две сущности? Девушка закатила глаза. — Я бы не смогла жить иначе, детка, — подмигнула она. — Хотя сегодня я бы прожила без долбаных подколов нашего нового препода. Задрал он меня, однако, — Мила присела, начиная шнуровать свои шикарные кожаные берцы — самый, что ни есть, «опасный» атрибут её и не без этого «взрывного» гардероба: к берцам прилагались кожаные черные штаны в облипочку, чёрная майка, едва скрывающая красные кружева ее бюстгалтера (изначально так было задумано) и так же неизменно чёрная косушка. Естественно, куртка была не из дешёвых тоже, поскольку — вы попробуйте погонять ночью навстречу ветру — скрывала и от холода, и от жары. И ко всему была просто ахуенной. Ночью на Миле ещё был чёрный ошейник с шипами, который сегодня она… Собственно, а почему бы и нет? Она взяла с тумбы свой «ошейник», что Макс не оставил без внимания, но не прокомментировал (ее дело). Его интересовало нечто другое: — Что, прям до потери пульса задрал? — Ну-у-у, как сказать… — Мила накрутила на палец длинную ровную прядь — хорошо, что бывшая её другана, сваливая от него, забыла утюжок для волос. А то пошла бы милая Мила на пары со своими обычными кудряшками да к такому образу: ай да не комильфо. — Хм, и как? — Что, как? — Дерет он как? Тебе хоть нравится? До девушки, наконец, доходит, что именно имеет ввиду её друг — этот пошлый индюк — и та с воплем: «Пошёл нахер» смылась с его квартиры. И все равно, что из нужного у нее есть только полуразряженный телефон, зато она не прогуляет пары. Нормальный человек покрутил бы у виска. Мила, собственно, тоже иногда крутит у виска после принятия какого-то ненормального решения. Как, например, обуть сегодня хоть и супер удобные и ею любимые, но такие не вписывающиеся в университетскую жизнь берцы. Пока она искала нужную аудиторию (телефон в помощь), все то и дело оглядывались или на её наряд, или сначала на звуки, которые издавала её обувь при ходьбе. По крайней мере, ей так казалось. И по крайней мере, она вела себя очень стойко. Безразличный вид и взгляд «вы дерьмо» решал все сегодняшние (выдуманные) проблемы. Так Мила просидела три пары, попила чай в столовке, скучая по не вовремя заболевшей подруге, и отправилась на такую нелюбимую пару английского языка. В большую аудиторию на четвёртом этаже в самом конце коридора она зашла со звонком: как раз все встали. Мысленно девушка рассмеялась, на деле же просто улыбнулась, мол, «да не стоит, это всего лишь я». Фантазия у неё, временами, выкидывает любые сюрпрайзы. Тем не менее, внимание на неё обратили все. И преподаватель в первую очередь: — Почему опаздываете, Колчанская? Студентка закатила глаза. — Бежала со всех ног на вашу пару, Владислав Игоревич, и нечаянно споткнулась да упала, — наиграно мило улыбнулась она. Это единственный учитель, с которым она позволяет себе больше в высказываниях, чем даже с некоторыми своими друзьями-байкерами. Как только она видит этого человека — желчь так и прёт через край. И не беспричинно. Сам «новенький» в рядах преподавателей был достаточно молод, чтобы общаться со студентами почти на равных, прикалываться с них, стебать по-жесткому, но тем не менее имел авторитет, наверное, куда больше, чем зам. декана. Он быстро влился в доверие всех, но вот Колчанской не то чтобы не нравился… Просто он больше всего стебался над ней, поэтому она была готова его разорвать на куски. Временами. — Мм, бедненькая, — равнодушно молвил красавчик (бесполезно это отрицать, особенно когда женская половина группы от него без ума). — Не ушиблись? Наверное, сложно бежать в обуви немецкой госпожи? По залу прошли смешки. Владислав Игоревич поднял уголок рта. — Нет. Знаете ли, мне очень даже по вкусу, — не упала в грязь она, подняв голову. — Еs gefällt mir auch (мне тоже по вкусу/ мне тоже нравится). — Простите, что? Ей послышалось? — Говорю, что за внешний вид, Колчанская? — Вам так нравится называть меня по фамилии, потому что у вас такая же? Признайтесь же, — усмехнулась она, а по залу снова прошли смешки. Правда на этот раз прерванные острым взглядом препода. — Это не ответ. — У нас свободный выбор одежды, — пожала плечами она, норовя прекратить это и сесть на своё место. — Du wirst besser ohne Kleidund aussehen. (Ты будешь лучше выглядеть без одежды). Девушка пробежалась взглядом по студентам с её потока. Вроде никто не понял. Ещё раз. Нет, точно никто. Что за фигня? Неужели вот ради этого она учила немецкий язык? Нет, конечно некоторое время в Германии никто не отменял, но… — Владислав Игоревич, вы задерживаете пару, а потом все свалите на меня! — Вы всегда были очень сообразительной, Мила. Садитесь уже, немецкая госпожа. — Тоже мне, ценитель нашёлся, — пробубнила себе под нос та, проходя мимо и присаживаясь во втором ряду. Но противный препод все равно услышал. — Ich ficke dich gern auf meinem Schreibtisch, damit du deine Frechheit vergisst! (Я охотно трахну тебя на своем столе, чтобы ты забыла свою дерзость!), — это была очень эмоциональная фраза, что Колчанский себе редко позволял. Правда, потом его голос стал обычным. А фразы все более странными. Прерывистыми. И хитрыми. — Hart. Lange. Damit köntest du weder sprechen, noch gehen. (Жёстко. Долго. Чтобы ты не смогла ни говорить, ни ходить). От ужаса (или ещё от чего-то) внутри Милы все перевернулось. Так перевернулось, будто бы с ней это уже делают. И это еще страннее. Она посмотрела на своего красивого учителя новыми глазами, с ужасом интересом заметив, что он со своей напускной интелигентностью выглядит как ходячий секс. «Та-ак, тым-дым, успокоились», — проговорила она себе мысленно, пока Владислав-извращенец-Игоревич начал писать тему на доске. — Владислав Игоревич, — сладко пропела одна шмара из её группы (шмарой Мила её обзывает не просто так), — а что вы постоянно говорите на немецком? Это же немецкий? — Да, Савичева. Будешь учить, будешь понимать. Ты вот английский выучить не можешь, то что уже про язык немецкой фюрерши говорить, да, Колчанская? Только что упомянутая, видит Бог, еле сдержалась, чтобы не послать его куда подальше и просто свалить с пары. Но! Сорваться всегда можно успеть, а вот поехидничать ещё нужно умудриться. Её голос стал слаще мёда: — Да, Владислав Игоревич, вы абсолютно правы, — брови мужчины полетели вверх на секунду. — Что уже говорить о Савичевой, если даже у самой немецкой госпожи, — театрально вздохнула Мила, показывая на себя, — от вашего немецкого, а точнее от ваших слов на немецком, уши в трубочки скручиваются, — уже прошипела она, смотря в глаза учителю. Тот громко втянул воздух в лёгкие, но для студентов это выглядело «Боже, как она меня достала». Собственно, для одной студентки это выглядело так же, только уже с совсем иным смыслом. Интересно, до него дошло? Хотя лучше бы и не доходило. — Вы имеете претензии к моему произношению, Мила? Он редко называл её по имени. А сегодня это уже второй раз! Сильно, однако. — Что-о-о вы. Как я могу что-то говорить о произношении, если по идее то и смысла не поняла, — Ага, ага, по идее. — Как и все остальные. Со мной можете хоть на иврите разговаривать — мне только лучше, вас меньше понимаю. Но как же другие? Вы подумали о моих одногруппниках, Владислав Игоревич? — Einmal stricke ich dich fest. (Однажды я крепко тебя свяжу).— В его глазах, показалось Миле, засветились молнии. Теперь она как никогда начала замечать, что они у него не то, что карие, а чисто черные. — Und ich werde dich in den Mund ficken, solange bis du bewußtlos wirst. Da werde ich bischen Spaß haben. (И буду долго ебать в рот, пока ты не потеряешь сознание. Вот тогда я немного повеселюсь), — а дальше продолжил на русском: «Может, иногда лучше, чтобы мои высказывания знал только я сам?» — улыбнулся тот, как будто и не говорил только что такого. Будь в аудитории кто-то, кто его не боится (например ещё одна Колчанская), то непременно перевёл бы его слова в переводчике на телефоне. Но ещё с начала года главным правилом в этом кабинете было не трогать смартфоны во время занятий. По крайней мере без разрешения учителя. Он за это очень жёстко стебался да и оценки убавлял. — Так, что у нас по домашке? — перевел тему. — О, так вы на эту пару легко отделались, ребята, — проговорил тот, рассматривая журнал. — Какой-то жалкий перевод да рассказ. Зал загудел, не особо радуясь тому, что придётся что-то рассказывать. Тем более, что у него «жалким рассказом» считается вполне зазубренный на память реферат. Мила так вообще ничего с собой не брала — у неё надежда только на голову (и на телефон, да). — Я спрошу только нескольких, — наконец-то заговорил он на английском, как и следует на паре. — Все остальные будут сдавать в письменном виде, так что уж решайте, как вам лучше. Кузнецов, вперёд и с песней. — Прям с песней? — лениво поднимаясь, спросил неплохой внешности парень на корявом английском. Собственно, неплохим у него была не только внешность, но и богатый внутренний мир, хороший стиль, а также состояние. Но Миле он нравился лишь потому, что был хорошим человеком, обладающим охрененным чувством юмора. Леша (так его зовут) почему-то посмотрел на Колчанскую, подмигнув. Мила сконфужено подняла бровь, мол, че? Но да и хрен с ним. — Как захотите. Вы готовы? — Нет, я не готов на сегодня, Владислав Игоревич, — прохрипел парень. — Можно садиться? — Да, конечно. Сегодня вам "два". «И никто не жалуется, и все довольны», — подумала про себя девушка, усмехнувшись. Пересдать у него легко, так что все студенты с лёгкостью могли быть спокойными. Тем не менее, на его пары редко кто не приходил, а уж тем более редко кто не готовился. Даже Милка признавала то, что материал этот импозантный преподаватель подавал офигенно. Но тут как назло ещё трое оказались не подготовленными. — Та-акс, — снова посмотрел в журнал мужчина. — Может тогда немецкая госпожа соизволит поведать нам свой рассказ? Мила сцепила зубы. Тварь. Нет, она готовилась. И очень основательно готовилась, ведь этот деспот доебывался почти до каждого ее слова. Пары с ним она не любила именно из-за того, что он беспощадно давил критикой ее тонкую душевную организацию. А ведь впереди ее ждал почти весь учебный год, а английский - профильный. — Может и соизволю, — подобрала она английские слова для ответа, медленно поднимаясь. — С места или к вам идти? — Сюда, — лишь бросил-приказал —препод. От его тона у Колчанской мурашки по спине поползли. Вспоминая его фразочки, Мила все больше и больше краснела, а ее ноги подкашивались — то ли от ужаса, толи от чего-то ещё. Такой реакции она у себя не замечала никогда. Даже в лет пятнадцать, когда... Ну и так понятно, или сносит крышу от кого-то - потому что гормоны, или пофиг - потому что повезло. Она подошла к доске, встав подальше от стола психа, но тот как специально (а может и реально специально) встал. Захватил за собой стул и, поставив по центру, прямо напротив доски, уселся, закидывая лодыжку одной ноги на колено другой. Так он показал свою прекрасную обувь, а также то, что девушке придётся перед ним «скакать», ибо именно так сидят мужчины в клубе перед элитной шлюхой или вызванной в VІР-комнату танцовщицей. Не стоит говорить, откуда это знает Мила, а откуда — преподаватель. Она чувствовала себя ужасно. — Ну, начинайте. А, и хочу сразу всех предупредить, — повернулся он полубоком к остальным на несколько секунд, — что доска здесь не просто так, и всем вам обязательно нужно делать какие-либо пометки, схемы, да хоть цветочки с солнышком, но чтобы у слушателей были ассоциации. Зал возмущенно загудел. Наверняка не только одной студентке показалось странным то, что препод сел именно ТАК. Мила (иль тут уже злая Мелинда, хоть это её не настоящее имя) заскрипела зубами. Пометки ему подавай. А кофе ему не принести? Девушка развернулась к доске и разделила её мелом условно на две части. С одной стороны написала английское "Positive sides" (позитивные стороны), а с другой — "Negative sides" (соответственно негативные стороны) и начала свой рассказ-доклад. Она иногда подглядывала в телефон, так как у неё в блокноте был сохранен текст. Учитель на это ничего не сказал, мол хорошо, что хоть вообще не в наглую читает. Он, как и сама Колчанская, хорошо знал, что мало кто смог бы это рассказывать, не читая. Поэтому и молчал. А одна норовливая особа у доски офигевала от этого. "Он или на мою попенз пялится, или я пишу что-то годное. Нет, однозначно первый вариант: задница у меня классная, а без ошибок столько текста на английском я не написала бы". Делая пометки в обоих разделах, девушка увлеклась — и уже через пять минут ей приходилось конкретно выгибаться, чтобы написать очередной пункт. Странно, но зал слушал с упоением. Ну как зал... Громко сказано. Аудитория. Милка радовалась, что не зря зазубрила эту хрень два дня назад: знала же, что её ожидало уже вчерашней ночью. Да и на сегодня она ещё решала, стоит ли еще одну ночь не спать. Она дописывала последний пункт, когда сзади послышалось: — Was für ein schöner Arsch (какая же привлекательная задница), — длинный мел в руке девушки раскололся пополам. Она попыталась дошкрябать предложение, но это не получилось сделать из-за слов: «Ich will in alle deine Löcher mein Pimmel stecken". (Так хочу всунуть в твои дырочки. Ты бы кричала от удовольствия, моя фюрерша). «Хм. В мои дырочки?» — представив это, девушка задрожала. Его приятный голос просочился в глубину сознания Милы. Но она не могла так просто остаться без ответа. Её терпение лопнуло. — So lange ohne Sex, dass Sie bereit sind, alles, was sich bewegt, zu ficken? (Так долго без секса, что вы готовы выебать все, что движется?), — тем не менее ехидства в ее голосе хватало… Как и спокойствия. Девушка говорила/шипела тихо, чтобы кто-то, не дай Бог, не услышал знакомые слова и не понял. — Ich sage nur, was ich denke. (Я всего лишь говорю, что думаю), — мужчина, наверное, впервые тепло улыбнулся, но лишь затем, чтобы потом снова ехидно усмехнуться. — Du bist standhaft. Ich erwartete damit, wenn du aufhörst, dich zurückzuhalten. (Стойкая же ты. А я все ждал, когда ты перестанешь сдерживаться). Молодец, Колчанская. Пять. Можешь садиться. Auf meinen Schwanz. (На мой член), — он подмигнул ей так, чтобы остальные не видели. — Nicht in dieses Leben. (Не в этой жизни). — прошипела та. Преподаватель резко встал, от чего Мила чуть ли не отпрыгнула назад, вовремя вспомнив, что на виду у всех она в безопасности. — Ich bin deine Studentin, du verdammter Perverse! (Я твоя студентка, ты чертов извращенец!) После этой фразы она села на место. — Владислав Игоревич, — крикнул какой-то парень с предпоследнего ряда. — А давайте вы нас всех сейчас отпустите, а мы потом вам сдадим работы? — А мне потом все это проверяй? Ещё чего, — хмыкнул тот в ответ. — Ладно, мне все равно нужно поговорить с Колчанской. — А о чем? — спросила «шмара». Серьёзно, что ей так все интересно? Все уже собирают свои шмотки, одна она свой нос сует. Хотя тут Мила была с ней солидарна. — О конкурсе, на который нужно делать доклад. Сегодняшнее её выступление меня заинтересовало. «Не так, как должно было бы», — девушка напрягла ноги, чтобы быстро сорваться с места, как только всех отпустят. Ещё чего, «поговорить» удумал. — Но, дорогие студенты, не расслабляйтесь и готовьтесь к следующей паре. Не мудрено, может я еще кого-то потом выберу? Все свободны. Колчанская, останьтесь. — Хера с два, — пробубнила она себе, уже вливаясь в поток студентов. Как бы она не пригибалась и не пряталась, в толпе её схватили за руку и не дали дойти до двери. «Сложно, однако, среди толпы выхватить одно единственное существо», — подумал Влад. Как только все ненужные люди вышли, он закрыл дверь на ключ. — В-владислав Игоревич, вы что делаете? — в ужасе спросила Мила, вырвав руку. Сам только что упомянутый повернулся к ней и начал медленно подходить с лёгкой хитрой улыбкой. Девушка же дала ходу назад. Его шаги становились все длиннее, а её — короче, но чаще. — Как что? Что и хотел. Разве вы не поняли на занятии, Колчанская? — Свалил в туман! Я не буду с тобой спать! — Мила, — он вдруг стал очень серьёзным и загнал её в ловушку между собой и своим столом. — Ты и правда не сможешь со мной спать, — прошептал он ей на ухо, убрав перед этим прядь с ее лица. Бля-я-я-я-я-я. Такая нежность с его стороны кажется ненастоящей. От этого человека исходит такая сила, что только морально он мог прихлопнуть многих одним взглядом. И хоть Мила никогда не боялась своего однофамильца, то сейчас, когда он стоит к ней почти впритык, она чувствует всю его мощь. Он на некоторое время затих, упершись руками с двух сторон от неё о стол и внимательно рассматривая её лицо. — Ты всегда такая?! —  Тихо. Мила лишь подняла брови, что заставило мужчину рассмеяться. — Твоя мимика — это просто нечто. Показать без слов все мысли... Вот, что, пожалуй, меня в тебе изначально зацепило. Та лишь ещё больше удивилась. Он ввел ее в ступор. — О чем вы? Я не камень над обрывом, чтоб за меня цепляться. — Говорю, что с ума по тебе схожу, дура! — воскликнул тот, громко ударив кулаком по столу. Мила сжалась, обняв себя руками. — Прости, — выдохнул он. — С тех пор, как увидел тебя, я эмоционально нестабилен. — Владислав Игоревич... Со всего уважения, которое даже сейчас с какого-то хре... Почему-то не исчезает, я задам вопрос: что вы мне заливаете? Смысл в громких фразах? Вызвали бы к себе Орлову, она ради оценки куда на большее готова, чем я. И вам распинаться не нужно, и она довольна. Хватит меня тут терроризировать. Я вам не подопытный кролик, чтобы на мне свои дебильные эксперименты ставить, — Влад мало понимал, о чем она вообще говорит. — А на паре? Что за цирк? Я знаю минимум двух людей, которые тоже знают немецкий. Вы понимаете, что было бы, будь они сегодня? Как убрать возбуждение мужика? Начни его отчитывать! — Этих двоих отправили на конкурс, так что я вполне осознавал, что делаю, Мила. А вот то, что ты меня понимаешь, было… — он положил руку ей на шею, постепенно нагибаясь к её рту, — сюрпризом, — выдохнул Влад прямо перед тем, как поцеловать её. Парень знал, что главная его задача — не напугать ее, а лишь усилить желание, которое девушка пытается скрыть. Он целовал её нежно, сминая губы, как будто они лепестки роз. Руки, тем не менее, страстно шарили по её телу, но пока не в запрещенных местах. Одной рукой за талию он притянул её ближе к себе, второй заставив углубить поцелуй. Милка, право, потерялась. Потерялась в ощущениях, потерялась в чувствах, потерялась в нежности. Как странно ощущать такой сладкий вкус человека, который раньше вообще не ассоциировался с чем-то приятным. А теперь… Совсем не странно, что она позволяет ему себя целовать (и активно участвует). Пока Мила не начала задыхаться, они не прекратили этого делать. Несколько секунд простояв лоб ко лбу, смотря глаза в глаза, дыша всей грудью, они оба одновременно поняли, что нужно делать. Как по команде оба накинулись друг на друга: пока Влад быстрым движением избавил девушку от куртки с майкой, Мила успела растегнуть его рубашку, порвав последнюю пуговку у самых штанов. — Пришьешь потом, — поговорил парень той в губы, расстегивая свой ремень и ширинку на штанах. — Ещё чего! — Мила выгнулась, чтобы снять лосины. — Не криворукий, сам справишься. Тот громко засмеялся, но потом от открывшегося вида кашлянул. — Ты нечто, — прошептал ей на ухо, после чего подхватил за ягодицы и усадил на стол так, что Мила киской чувствовала его эрекцию. — Но слишком дерзкая. Я обещал тебя наказать, — губами он опускался от губ по подбородку к нежной шее, где оставил засос, зная, что та не сможет его сегодня скрыть. Спустился губами к груди, легко укусил часть над чашечкой красного кружевного лифчика. — Hmm. Sind Sie so heiß, wie Sie mir sagen? Oder sind das nur unbegründete Wörter? (Вы так горячи, как мне говорите? Или это необоснованные (пустые) слова?) — На пару со стоном проговорила студентка. И уже через несколько секунд она была перевернута, опираясь головой и туловищем о стол. Руки же Влад держал сзади одной рукой. Полюбовавшись немного видом красивой попы, он сильно шлепнул её. По аудитории прошло эхо её крика. Влад знал, что на последнем этаже мало кто ходит в такое время, но все же приказал замолчать. — Иначе я просто не дам тебе потом кончить. Ты же и так течешь уже, милая… — Он снова ударил её, но уже сильнее. — Милая Мила, — больной шлепок, от чего та прокусила губу до крови. Парень наслаждался тем, как нежная кожа покрывалась красными пятнами и как большая красивая жопа тряслась от его руки. Поэтому он ударил её ещё три раза. На последнем девушка не сдержалась и громко закричала. — Кажется, я приказал молчать. Влад оттянул такие же красные, как и бюстгальтер, трусики в сторону и резко ввёл в неё сразу три пальца. По аудитории снова прошло эхо её стона. Он начал быстро двигать ими, сильно надавливая на точку «G». Влад отпустил её руки, а взамен намотал на кулак её волосы, оттягивая назад. На каждое его новое проникновение Мила отзывалась криком. Влад знал, что ещё немного и она бы кончила. Поэтому он вытащил пальцы, от чего девушка замычала. Она была на грани такой, на которой ещё никогда не была. — Я предупреждал, милая, — легко сказал препод, заталкивая свои испачканные пальцы ей в рот. — Попробуй себя. Мила послушно взяла его пальцы в рот и пососала их, заставив Влада закатить глаза от блаженства. Но он быстро это прекратил. Снова смочил пальцы в её соках, которые уже стекали по ногам вниз, и сам попробовал. — Какая вкусная девочка. Всегда хотел тебя попробовать. Но сегодня у тебя наказание! Сказав это, он резко вошёл в неё во всю длину и начал очень быстро двигаться. Мила снова закричала уже охрипшим голосом, не успевая за ним хотя бы что-то сделать. Да что там сделать: она только привыкала к таким размерам, мать твою. Его агрегат был не меньше двадцати сантиметров, если не больше. А парень просто насаживал её на себя, одной рукой держа за талию, а второй все так же за волосы. Из-за этого Мила себя больше чувствовала куклой в руках умелого кукловода. Но, сука, насколько ж умелого. Как только она приближалась к финалу, он замедлял движения. Как только скулила, он всаживал так, что в глазах темнело. Как только потянулась рукой к клитору — легко перехватил сверху и прошипел: — Хрен тебе, Колчанская, а не ласки. Влад слишком долго этого хотел, чтобы сейчас она просто так кончила. Поэтому был абсолютно против того, чтобы девушка себе помогала. Быстро её трахая, он понимал, что удовлетворённым все равно не останется. Удовлетворенным на духовном уровне. Это произойдёт только тогда, когда только он сможет её любить, а не грубо трахать. Хотя и так сойдёт. Из-за этого толчки стали намного грубее, и Мила заскулила от боли. Парень опомнился: — Прости, милая. Я не специально. — В жопу засунь своё «не специально» и дай мне уже кончить! — воскликнула она. — Обязательно засуну, не переживай. Но не думаю, что сегодня ты это вынесешь. Влад отпустил её волосы и взял обеими руками за талию, начиная медленно двигать её на себе. Нежные стоны стоили того, чтобы дразнить себя ещё больше. Понимая, что уже сам готов к разрядке, парень одной рукой подхватил её ногу под коленом и высоко поднял, снова начиная вдалбиваться в неё уже под другим углом. Мила уже не имела сил на крик, но все равно продолжала громко стонать. — Можешь прикоснуться к себе, — прошептал он ей на ухо. И как только Мила это сделала, у неё начался самый долгий, самый бурный и яркий оргазм в её жизни. Влад двигался в сокращающихся мышцах быстро и, сделав последний рывок, быстро вытянул, обильно кончая на спину своей студентки. Его спермы было очень много, и, отдышавшись, парень вытащил салфетки и вытер девушку, которая ему нравилась уже давно. Мила как полулежала «звездочкой» на столе, так и осталась. Влад усмехнулся, надел трусы, поправил штаны и подошёл с другой стороны к Миле. — Эй, ты как? Она вяло открыла один глаз. — Спасибо, что дал кончить. — Не мог же я оставить девушку неудовлетворенной. Ещё и такую прекрасную, — весело проговорил он, но потом стал серьёзным. — Сегодня мне сорвало крышу, Мил. Парень помог ей подняться и, посадив на стол, начал одевать. Расправив майку, он нежно погладил её груди. — Я сама могу, — промямлила Мила, смотря на скрученные лосины на своих ногах возле берц. — Одеться. — Может она. Как же. Давай сейчас мы встанем и наденем на тебя эти мега секси штаны. Девушка сама это сделала, правда, чуть не упав. Они вместе вышли из универа, и как только Милка хотела пойти в нужную ей сторону, её поволокли к своей машине. — Ммм, — непонятно промычала она. — Зачем? На нас уже смотрят. — Я всего лишь помогаю студентке, которая не может стоять на ногах из-за переутомления. Изо рта девушки вырвался смешок. Мила и правда еле стояла. Мысленно она поблагодарила подругу за то, что та сейчас сидит дома и не видит этого безобразия…