Сахарная вата

— Сегодня просто замечательная погода! — радостно щебечет она, лаская собравшихся вокруг пушистых зверей. Они что-то мяучат, пищат, курлычат ей на ушко, а Флаттершай смеётся, ласково улыбаясь им. И в воздухе витает столь уютная, родная атмосфера, что он готов просидеть здесь целый день, лишь бы подольше насладиться этим смехом. Таким искренним, таким настоящим. Слушает его, словно жеребёнок колыбельную, и забывает: а для чего он здесь? Который час? А впрочем, это и не важно. Лишь бы ещё хоть на мгновение протянуть этот момент, когда она смущённо прикрывает рот копытом, боясь показаться невежей. И Дискорд сам не осознаёт, насколько умиляется этому зрелищу. На жёлтых щёчках мгновенно вспыхивает розовый румянец, и она, всё также смущаясь, отводит взгляд, скрывая его за локонам гривы. Стесняется — она всегда стесняется. Но это ничуть не раздражает. В конце концов, Флаттершай такая, какая она есть, и, возможно, в этом заключалась одна из причин, почему драконикус так к ней привязался. Дискорд улыбается, стараясь вернуть зрительный контакт, и скоро вновь встречается с бирюзовыми глазками. Он смотрит в них, постепенно утопая, словно в манящем омуте, и этот взгляд настолько завораживает — Дискорд смотрит ей в самую душу, находя в ней лишь чистоту непорочного жерёбенка, бесхитростную прелесть полевых цветов, а ещё то, что заставляет его наивно верить в надежность связи с ней. А наивно ли это? Она продолжает говорить, но картинка перед его глазами подобна немому фильму — её рот открывается и закрывается, она изящно жестикулирует копытом, рассказывая о природе, о животных, о своём… Но Дискорд не слышит. Всё, что он замечает перед собой — её глаза. И, о, небо, насколько они очаровательны. Он способен вновь захватить Эквестрию, лишь бы всегда видеть этот чарующий взгляд, и готов ещё тысячу лун провести в каменном заточении, лишь бы знать, что эти глаза будут смотреть лишь на него. — Я люблю зелёный цвет, — ухо рефлекторно зашевелилось, когда до него донёсся ласковый голосок пегаски. Он выпадает из минутных мечтаний и прислушивается. Ведь за этой фразой всегда следует вопрос. А Дискорду вовсе не хочется показаться плохим собеседником, коим он является. — А ты? — ненавязчиво интересуется пони. А я люблю тебя, очень сильно. Дискорд улыбается, такой наивной, даже жеребячьей улыбкой, что Флаттершай на мгновение смущается, раздумывая: не застряло ли у неё что-то в зубах? А он всё улыбается, так глупо и так нелепо, но зато искренне. Нет, у него нет любимого цвета. Потому драконикус и молчит. А ещё по-детски улыбается, словно надеясь скрасить неловкое молчание улыбкой. И взор невольно падает на её волосы. Розовые, словно сахарная вата на карнавале, и такие нежные, робкие, как сама пегаска. — А я люблю розовый, — вдруг выдаёт он, переводя взгляд красно-жёлтых глаз на Флаттершай. Она озадаченно наклоняет голову на бок, как любопытный щенок, но молчит. Хочет спросить, а стесняется. Опять. И Дискорд беззвучно усмехается этой её манере немо задавать вопросы. — Сахарная вата, — поясняет он. — Я люблю сахарную вату, а она розовая. Нежная, мягкая, сладкая, и розовая. Она вновь смеётся, улыбается. А Дискорд вновь глядит ей в глаза, словно при помощи взгляда стараясь донести до неё: А ещё люблю тебя, Флаттершай.