Водопад

«Не отпускай мою ладонь»       Их рукопожатие, когда Хиёри вылезает из бассейна, длится какие-то секунды, а эта просьба бьётся на осколки-отражения в его голове миллионы раз. Вот бы время остановить, вот бы сжать ладонь Икуи крепко-крепко, чтобы поверить, что всё-таки всё…       Всё просто хорошо. А ладонь у Икуи такая горячая и надёжная, и Хиёри в эти смутные секунды стыдно за собственную морозную дрожь. Всё ещё не поверить, что Икуя так беззаботно улыбается ему, что говорит спасибо — Хиёри быстрее читает его слова по губам, в голове же какой-то счастливый шум, там мыслей водопад. Хиёри не понимает, как улыбается в ответ сам. Улыбку он всегда ощущает, она ведь режет фальшью губы, он привык лживо и закрыто улыбаться. А тут нет. Тут так легко, и Хиёри так хочется разглядеть в лучистых глазах Икуи собственное отражение.       Не успевает немного, капитан, команда — все слепят яркими счастливыми улыбками, и Хиёри непривычно. Хочется зажмуриться. И страшно — вдруг развеется это всё. Вдруг Икуя уйдёт. Страшно настолько, что хочется крепко схватить его за запястье, но Хиёри только самыми кончиками пальцев мажет по ребру чужой тёплой ладони.       Просто он больше не будет сдерживать Икую. Когда тот свободно улыбается, Хиёри и сам так может. А ведь думал, что не умеет.       Икуя улыбается осторожно и неверяще, когда вспоминает его детскую улыбку. Надо же, он и сам её уже забыл, а Икуя помнит. Его помнит. На трибунах уже никого нет, никто и не увидит, если Хиёри крепко сожмёт его ладонь в своей, но это чуткое волшебство воспоминаний так боязно спугнуть.       Ему всё ещё боязно его отпустить к друзьям. Хиёри только учится верить, это чувство такое острое, колючее, неприрученное, шуршит неуловимой дымкой, и Хиёри готов затаить дыхание. Пусть эта вера сама ему поверит, ведь он столько раз её подводил. Вроде выходит. Вроде укладывается клубочком в давнюю душевную пустоту, греет. И Хиёри даже понять не может, как мог думать о том, что Икуя мог не вернуться. Ведь тот приходит, выныривает из рыжей дымки заката. Улыбается и говорит:       — Пойдём домой?       Вере тесно, вера топорщит мех, растёт в груди, и кажется, что сначала нечем дышать. Кажется, что и слов нет, когда Хиёри аккуратно обхватывает ладони Икуи своими. Тёплые такие. А ему самому так горячо и холодно сейчас.       «Я не отпущу тебя, я рядом буду», — вот что теперь шумит водопадом, но это тоже не сказать, даже не выдохнуть, словно лёгкие сдавило, словно Хиёри тонет пару мгновений, а потом кто-то дёргает его вверх. Спасает.       Икуя же на самом деле тянется к нему сам, утыкается в его лоб своим. Греет дыханием щёки и всего целиком и сразу — расходящимся теплом ладоней, которые Хиёри так и не может выпустить.       — Прости. За те слова тогда, — и словами греет, такими невозможными, такими… горячими совсем. И дыхание у него такое же, губы обжигает, и Хиёри горит жаждой рассказать обо всём, что и сам виноват, что больше не хочет видеть его грусть и что обожает его улыбку.       Икуя улыбается, когда прижимается к его губам своими. Просто в глазах у него искрит тёплая осень — так и в детстве было. По этой улыбке Хиёри всегда очень скучал.       В неё ведь и влюбился тогда? Кто знает. Но сейчас он влюбился в неё снова, и это точно.