Дорогой мой брат

Когда Лео открывает дверь и заглядывает в комнату, Раф плачет. Отворачивается от него, зажимает рот ладонью, сквозь которую все равно прорываются всхлипы. — Что случилось? — спрашивает Лео, голос холоден и безэмоционален, он еще не успел отойти от привычного образа. Раф мотает головой, всхлипы стихают. — Так что случилось? Лео терпелив, он может повторять вопрос раз за разом, пока Раф не начнет отвечать. — Я же сказал, что ничего, — Раф хватает с кровати плед, накрывается с головой. Что-то не так. Что-то совершенно неправильно. Лео подходит к кровати, на краю которой сидит Раф, присаживается на корточки, проводит ладонью по его ноге, от лодыжки вверх до колена. — Поговори со мной? — почти вопросительно говорит он. — Убирайся, — следует в ответ. Лео смотрит на плед, поднимает руку, гладит левое плечо Рафа, поднимается до бинта. — Как это случилось? Голос Лео все еще безэмоционален, но в глазах пляшут красные искры. Кто-то посмел искалечить его брата. — Неудачная миссия. — Кто был за твоей спиной? Раф скидывает с себя плед, смотрит со злостью. — Ты! Должен был быть! Лео опускает голову, потом поднимается. Внутри вращается зубчатое колесо, причиняя невыносимую боль. — Куда ты? — Раф сразу хватает его за запястье. — Из-за меня пострадал тот, кто мне дорог. — Строго говоря, я пострадал не из-за тебя, а из-за твоего отсутствия рядом. Лео молчит. Виноват… Поставил свои желания выше безопасности брата. Не стоило отправляться на тренировку, следовало прикрывать Рафа. Который даже не отреагировал на фразу о том, что дорог, хотя раньше вцепился бы в нее, разобрал тон, интонацию, фразу. Значит, все действительно плохо. — Не уходи, — Раф тянет его на себя. — Хотя бы сейчас… Ты правда считаешь, что во фразе «требуется уход» есть продолжение «подальше от больного»? Так я тебе скажу, нет там такого. Лео послушно возвращается, садится возле кровати и смотрит в пол. Поднять глаза выше его сил, он не может видеть полный упрека взгляд Рафа. И белые бинты. — Как там тренировка? — Раф ложится. — Хорошо. — Побудешь рядом? Лео раздевается, убирает оружие, опускается на кровать. Справа. — Извини, — говорит Раф. — Я не хотел тебя обвинять. Это все лекарства, я от них с ума схожу. И рука болит. Лео поворачивает голову. Раф смотрит на него, слабо улыбается, потом устраивается затылком на плече брата. — Это все равно моя вина. — Нет, это вина того сукина сына, который меня ранил. Дон сказал, что завтра зашьет. Страшно. — Ничего страшного в этом нет, — Хандзо касается губами его макушки, успокаивая. — Как же больно… Лео подставляет ладонь под бинты. Раф умолкает. — Когда ты так прикасаешься, боль сразу стихает. А вот если ты меня еще и поцелуешь… — Лежи тихо, — говорит Лео. — Не веди себя, как ребенок. — Серьезно, при сексуальном возбуждении выделяется какая-то там штука, которая притупляет болевые ощущения. Давай, моя сахарная рыбка, организуй мне медпомощь. Я душ принимал час назад, такой весь чистый… Как перед похоронами. — Ты не умрешь, — Лео смотрит на него. Раф протяжно вздыхает. — Я не умру, да, ты прав. Иногда Лео кажется, что он может понимать то, чего Раф не говорит вслух. Я не умру с просто раненой рукой. Я не умру без твоей ласки. Я не умру, если ты сейчас уйдешь. Все нормально, я не умру, иди по своим делам. От небольшой обиды никто не умирает, знаешь ли. Лео все-таки его целует. Просто затем, чтобы заставить заткнуться. О том, что ему самому нравится целоваться с Рафом, Лео предпочитает не задумываться. Ничего личного, просто выполнение глупой просьбы брата, вот и все. — Может быть, ты все-таки уснешь? — предлагает он. — А как же медпомощь? — Я не уверен, что твое физическое состояние сейчас позволяет полноценный секс. Раф морщится, потом прикрывает глаза ладонью. — Ладно. Я буду спать. А ты убирайся. — Я могу остаться. Ты ведь сам просил. Раф снова дышит неглубоко и часто. — Не стоит, ты не выспишься со мной рядом. Лео смотрит на него, на белые бинты, отлично различимые в свете ночника, потом наклоняется, трогает губами солнечное сплетение Рафа, пластрон. — Что ты делаешь? — Организую тебе медицинскую помощь. Тебе стоит расслабиться, чтобы спалось крепче. На секс все равно не рассчитывай. — Мог бы и отсосать, — Раф фыркает. — Мог бы, — соглашается Лео. — Но не стану, пока не получу подтверждения от Дона, что тебе можно напрягаться. — Как ты это себе представляешь? Я прихожу и говорю: «А скажи Лео, что мне можно трахаться»? Что-то такое Лео как раз и представляет, но вслух этого не говорит, только целует Рафа в бедро. Никакого намека на интим, никаких прикосновений к паховой области. — А это и вправду действует, — голос Рафа звучит сонно. Лео про себя хмыкает, думая, что действуют лекарства, а не поцелуи, поднимается обратно, замирает, прижимаясь губами к груди напротив сердца брата, слушает. Раф поднимает руку кладет ладонь на затылок Лео, слегка гладит кожу. — Я не собираюсь скоропостижно скончаться, — говорит он. — Ты можешь просто лечь со мной рядом. — Засыпай, — просит Лео. Раф честно пытается заснуть, но каждые три минуты открывает глаза, смотрит на Лео, затем снова опускает веки. Затем опять просыпается, только успев придремать, шарит взглядом по комнате. — Я здесь, — Лео кладет ладонь ему на пластрон. — Спи, я здесь. «Я больше никогда не уйду», — этого он не говорит. Потому что уйдет. У них не одна жизнь на двоих, заниматься принесением себя в жертву ради другого никто не станет. Это глупо, при их жизни совершенно неоправданно. Это сейчас Рафу больно и страшно быть в одиночестве, через неделю он снова начнет фыркать и спрашивать, почему это Лео за ним таскается повсюду. — Не вини себя, ладно? Не думаю, что ты бы смог помочь мне там, все равно по плану пришлось бы разделиться. И руку я все равно бы повредил. — Я бы… — начинает Лео и осекается. А что он бы? Прикончил того мерзавца? Раф с этим справился. Перемотал истекающего кровью Рафа? Оттащил его к Дону? Это сделал кто-то другой. От осознания собственной беспомощности сводит зубы. — Кое-что ты можешь сделать, — задумчиво говорит Раф. — Кое-что, что я не позволяю больше никому. Кое-что, для чего мне нужны только твои ласковые и умелые руки. Потому что я тебя где-то глубоко в самой душе люблю, доверяю тебе безоглядно и не стесняюсь просить помощи. — Что? Лео очень хочет сказать, что тоже любит, но не может, его не приучали говорить вот так о чувствах, вслух. К тому же, он ведь уже сказал сегодня. — Почеши мне левую пятку. А потом еще раз скажи, что я тебе дорог, только уже глядя в мои честные глаза своими бесстыжими. — Раф… Он болезненно и с каким-то усилием смеется. — Ладно, не надо, это была глупая шутка. А пятку все равно почеши. Лео выполняет его просьбу. Глупая шутка: признайся мне в любви. В этом весь Раф. Если ты не хочешь что-то делать, Лео, то считай это неумелой шуткой. Такой простор для маневров. — Вот теперь я точно сплю. — Подожди, — говорит Лео. — Открой ненадолго глаза. — Зачем? — Хочу убедиться что они и вправду честные. — Не могу уже, — вздыхает Раф. — Совсем… сплю… Лео перемещается выше, склоняется к его уху и говорит: — Да, я тоже тебя люблю. И даже не иногда. И даже не глубоко где-то там в душе. Раф улыбается, затем дыхание понемногу выравнивается. Лео обнимает его, подкладывает ладонь под раненую руку и прогоняет от себя подальше сон — ночью придется следить за тем, чтобы Раф не вертелся с боку на бок, причиняя себе боль, и не просыпался лишний раз. Выспаться можно и днем.