Пепел

      — Я не знаю, что происходит, — выдавливает из себя Питер, однако на самом деле он понимает, что именно. В широко раскрытых глазах юноши плещется страх, он буквально падает в руки Тони.       Тот слишком сильно сжимает его в объятиях, однако Питер не вскрикивает. Стрэндж исчез, Квилл и остальные — тоже, но Старка это не волнует, — не тогда, когда в его руках тот, кто больше никогда не закричит от восторга, больше не посмотрит на него с той радостью, с какой всегда смотрел Паркер. Я втянул его во всё это, думает Тони. Это должен быть я. Пожалуйста, просто пусть это буду я. Питер — ещё ребёнок, он вполовину младше, чем был Старк, когда стал Железным человеком, и вдвое смелее. Он слишком юн. Он слишком хороший. Тони не погубил его, как погубил всё остальное в своей чёртовой жизни. Пожалуйста.       — Тони, пожалуйста, я не хочу умирать. — Питер отстраняется вместо того, чтобы прижаться крепче, но не отходит. Так, чтобы его карие глаза встретились с глазами Тони. Во взгляде — ужас. — Я не хочу умирать.       — Мне жаль, — хрипит Тони, и это не слишком подходящая фраза. Этого недостаточно — он никогда не был достаточно хорош, — но это всё, что он может сказать. Он с трудом осознаёт, что Питер называет его по имени, и ему кажется, словно он раскалывается напополам. Проклятье, ему следовало сказать это, следовало сказать зови меня просто Тони, сказать искренне, чтобы парнишка привык к этому, вместо того чтобы каждый чёртов раз слышать слетавшие с его губ «мистер Старк» и «Железный человек». Ему следовало обращать меньше внимания на губы мальчишки и меньше винить себя за это, следовало быть менее вспыльчивым и менее холодным, следовало знать, что завтра наступает не всегда. — Мне очень жаль, Питер.       Просто Тони всегда думал, что умрёт первым.       Питер сглатывает, силится что-то сказать, однако ничего не выходит — он слишком сильно дрожит. Его руки разжимаются, и сердце Тони на мгновение останавливается, — но нет, ещё нет. Руки Паркера вновь касаются его: одна ладонь ложится на щёку — пальцы пробегаются по затылку, — а другая — опускается на плечо.       — Тони, — надломленно выдыхает Питер.       Тони ждёт, что ещё одна мольба пронзит его сердце, но ничего подобного не происходит. Вместо этого губы Питера — окровавленные, пыльные и тёплые — встречаются с его собственными, прижимаются к губам Тони, и Старк чувствует себя так, словно его разрывают на части, когда целует его в ответ. Паркер не колеблется. Его объятия слишком крепкие, его губы целуют жёстко, почти до крови. Его твёрдое тело вжимается в тело Тони, и Старк стискивает заднюю часть костюма, который собственноручно сделал для парнишки, дёргает его за волосы, втягивая в более глубокий поцелуй. Просто чуть больше, чуть ближе и, быть может, он не исчезнет. На коже Тони — слёзы, но не его собственные.       Старк отказывается закрывать глаза. Глаза Питера полуприкрыты, однако Тони различает в его взгляде каждую частицу смеси отчаяния, паники и желания. Пусть это буду я — просто пусть это буду я.       Широко раскрытыми глазами Старк наблюдает за тем, как Питер обращается в пыль, как исчезают его волосы, глаза, руки, так крепко сжимавшие мужчину. От него не остаётся ничего, кроме боли на губах Тони и понимания — теперь ничего не будет так, как прежде.