pain impulse..

Джузо больно. Не физически. А может и физически, но моральное увечье перекрывает все. Боль своего тела он не чувствует, но внутренняя гложет хуже любого зверя свою добычу. Душа, если она у него есть, ноет. Протяжно, будто скрипач подбирает неправильные ноты на своем изящном инструменте, будто специально хочет насолить неудачливым слушателям. Или одному единственному слушателю, коим и является Джузо. Что-то корежит. Сильно. Это чувство неприятно пульсирует внутри сознания, задевая собой нервные клетки, которые прогрессирующе зудят. Хочется расцарапать кожу до крови и наконец убрать это ужасное чувство из своей головы. Джузо задыхается от разочарования. Джузо сгорает в агонии безнадежности и словно грудь спирает в неосязаемых железных тисках. Каждый вздох дается с трудом. Больно-больно-больно — думает Рей, давясь собственными слезами вперемешку с соплями. Эта влага из глаз холодная, а сопли еще и липкие. Утыкается лицом в шелковистую простынь, от бессилия сжимает ткань между пальцами и мотает головой из стороны в сторону, пытаясь стереть это все со своего лица, пока чужое, горячее тело размеренно втрахивает его в кровать. Накрывает собой, оставляет обжигающие следы укусов на бледной коже, после смачно зализывает их, проходясь языком по отпечаткам рельефа собственных зубов. Жадно оглаживает бока, сильно сжимает пальцами бедра и в порыве собственной похоти совершенно не слышит чужих, практически не уловимых человеческим слухом рыданий. Джузо уже не пытается сопротивляться или хоть утереть слезы. Ему просто все равно. Пока его партнер получает удовлетворение от процесса, у него начинают внутренности выворачиваться от того, что несмотря на моральную избитость, он чувствует мазохистское удовольствие от этого безумного соития. Парень садится и не прерывая контакта, усаживает Рея на себя и продолжает двигаться внутри него, под сопровождающие шлепки тел и хлюпанье. Ему все равно, что он испачкался в смазке. Просто не обращает внимание, в то время как сам омега ощущает вязкую жидкость, вытекающую из него; как она пачкает бедра из-за активных движений члена внутри. Джузо хватает обкусанными губами воздух и хрипит при выдохе. * * * Первый раз они встречаются в парке, где Рей гуляет, разглядывая разные цветы. Мамочка позволила ему взять с собой несколько небольших холстов и пару угольных карандашей: она просила нарисовать самые красивые и обещала наградить, если ей понравится. Она следила за его талантом, стараясь развивать его или хотя бы не дать пальцам Джузо атрофироваться. Полы белого плаща незнакомца развеваются на ветру, пока он не спеша подходит. — Привет, — вежливо говорит он и смотрит искренне дружелюбно, улыбается не только уголками рта, но и глазами. — Привет, — осторожно отвечает Джузо, недоверчиво прищурив нижние веки. Он осматривает этого непонятного, но опрятно и со вкусом одетого человека и поражается его красоте. Серые глаза, приятный овал лица, прямой нос и аккуратные губы. А вот волосы... —Что с твоими волосами? — в лоб спрашивает омега, высоко поднимая руку и запуская ладонь в подстриженную прическу. Парень, не ожидавший таких решительных действий, сначала приоткрывает в удивлении рот и приподнимает брови. Но после снова по доброму улыбается и сам склоняется ниже под ощупывающие прикосновения. — Раньше я был брюнетом, — не спеша произнес незнакомец. — Когда мне стало лет семнадцать, я начал седеть. А сейчас, пряди опять начинают темнеть. — Понятно-о... — протягивает он, добавляя вторую руку. — Мягкие. Словно двумя расческами, но наоборот, Джузо разрушает порядок на них, вороша множественные ряды волос. — Как тебя зовут? — спрашивает незнакомец разглядывая его с головы до ног. Это удается ему быстро, Джузо невысокий. Забавные штаны до колен на подтяжках, светлая рубашка. Седые волосы и удерживающие их красные заколки, складывающиеся цифрой тринадцать. — Джузо! — произносит Рей, наконец отлипая от его волос и улыбается. — А как ты тут оказался? В этот сад редко кого пускают. Ну, кроме слуг. — Если знать как. — Подмигнул ему парень. — Ты пробрался сюда тайно? — Удивившись, он повернул голову вбок. Его собеседник легко усмехнулся и помотал головой. — Не совсем, — едва успел произнести, пока его не перебили. — Как тебя зовут? — Пусть, пока это останется секретом. — произнес тот, с загадочной хитрецой в улыбке. — Но это не честно! — возмущенно произнес омега.— Ты знаешь мое имя, а я твое — нет!.. Ветер потрепал его белые волосы. Незнакомец проследил за этим и снова улыбнулся, сказал, что Джузо красивый. Поток воздуха донес до обоняния Сузуи запах этого человека. Приятный как свежие конфеты, хоть он и пах лесом. Наверное. Джузо не был в лесу, но ему кажется, что этот запах именно лесной, с его бесконечными тропами, дикими кустами, насекомыми и высокими деревьями. А главное, со свободой, которой не было у Джузо. Он был членом королевской семьи. Правда, тайным, как говорила мамочка. Она говорила, что он был внебрачным. Но его мамочка, не была именно мамой. Она была что-то вроде его воспитателя, а ослушиваться ее было нельзя. Джузо никогда не выпускали за пределы замка, только побродить по саду, что он делал нечасто. Мамочка опасалась, что кто-нибудь узнает о нем и решит убить. Или украсть, чтобы потом продать. Джузо был красивым, как она говорила. Мамочка много чего говорила, и делала. Но однажды, она не показывалась целую неделю слуги шептались, что она уехала куда-то навсегда, однако, выяснилось, что у нее умерла сестра, и она отправилась на похороны. Многие шептались и задавались вопросом, когда же состоятся её? , и Джузо делал почти все, что хотел. Ему даже удалось увидеть короля первый раз в своей жизни, правда, одним глазком, да и то, мельком. Он был и не молодым, но и не старым. И он был ни капельки не схож с Джузо. Может быть, Джузо схож со своей мамой? Но этого он не знал. Маму убили очень давно, когда Джузо еще был малышом Реем. Они с незнакомцем еще поговорили. Джузо не помнил, о чем. Эти темы были такими незначительными, но одновременно и такими важными для самого Джузо. Например, о погоде. Да, они могли говорить о погоде. Или кому что нравится. Да, именно об этом. Ведь тогда, Джузо и признался что, очень любит сладости и цветы. И рисовать. К тому же, показал несколько листов с карандашами, что у него были. Они прошли по саду и нашли розы. Джузо признался, что тоже их любит. В честь нового знакомства с незнакомцем, он подарил ему свой рисунок той самой розы. Джузо очень старался передать ее такой, какой видит, и на бумаге красиво расцвела ее копия в черновом варианте. Незнакомец тогда восторженно улыбнулся глядя на рисунок, и похвалив, просил Джузо рисовать почаще свои любимые вещи. Обещал сохранить рисунок. А Джузо много чего любил. Он впервые говорил так с кем-то, кроме мамы. Так свободно, не боясь сказать что-то лишнее. Другие боялись с ним говорить. — Макото? — спросил беловолосый глядя ему в глаза. — Почему ты не можешь сказать мне свое имя? — Я скажу его тебе, когда мы будем близки, — произнес парень с заговорческой улыбкой, легко щелкая Сузую по носу. — А почему ты зовешь меня Макото? — Эй! — Рей надул губы и потер нос кончиком карандаша. — Ну, у меня был кот. Когда он стал моим, я не знал, как его назвать и изучал книги с именами. Макото означает искренность. — Правда? — Новоназванный Макото улыбнулся. — Ты считаешь меня искренним? — Да. А кот потом убежал. — ответил Джузо, делая серьезное лицо и присаживаясь на деревянную лавочку, к которой до этого резво перебирал ногами в смешных красных тапочках. Они шли по длинным дорожкам гравия, пролагающие свои пути между цветами и изредка встречающимися раскидистыми деревьями. Солнце светило ярко, и если направить свой взор на небо, то оно бы ослепило тебя. И не было ни единого облачка, чтобы закрыть его за собой. — Ты не используешь Маску, — он сделал кавычки, пожав указательным и средними пальцами на ладонях. — Я не про маскарадную маску. Просто иногда, люди надевают именно Маски. Например, когда им плохо, они улыбаются. А когда они счастливы, они делают вид что грустят. И мне непонятно, зачем это. — Я тоже иногда ношу Маску, — парень присаживается рядом с ним, и от нечего делать, смотрит на цветы пошатывающиеся на ветру. — Когда мне плохо, но я не хочу огорчать близких, я всегда ее ношу. А иногда, когда я исполняю свои обязанности, мне приходится надевать Маску серьезности, хотя порой бывает очень весело. — А что ты делаешь? — Снова вопрос. — Я? Ну, я что-то вроде как правая рука моего короля, — произносит Макото, спустя полминуты тишины. — Короля? — удивленно переспрашивает Джузо, почесывая зудящую руку. На ней раньше был узор в виде крестиков из ниток, а сейчас небольшие отверстия, где кожа протыкалась. Мамочка обругала Джузо, когда увидела это. Она сказала, что он не имеет права себя уродовать этими отметинами, и заставила убрать такие красивые швы. Он сильно тогда на нее огорчился. — Не вашего короля, — поспешил исправиться Макото. — А моего. Другого короля. — Так ты посол? Или советник? — Ну, типа того, — туманно произнес незнакомец.— Сколько тебе лет? — Мне скоро семнадцать, — ответил ему Джузо и прикусил большой палец. — А в чем заключается твое веселье? — Они все меня боятся, но тоже одевают Маски, пытаясь выглядеть храбрыми. Это у них плохо получается, ведь мне всегда удается распознать Маску, — честно признался Макото.— Потому что они все трусы. Боятся меня, потому что я могу распознать обман. Могу узнать, чем они на самом деле занимаются. — Я тебя не понимаю, — Джузо нетерпеливо мотает ногами и с него слетает красный тапочек. Отлетает недалеко, но дотянуться нельзя. Джузо без зазрений совести встает голой ногой на гравий и дошагивает до тапка, надевая его. Все это время за ним следует удивленный взгляд. — Только не говори мамочке. Она сердится когда я так делаю. — И легко садится обратно. — Как будто мне сложно пройтись босыми ногами по земле. Этого не могут только неженки, — и фыркает после своих слов. Макото улыбается. — Я езжу по своей стране и проверяю… Ну, кое-кого, кто должен управлять городом. Что они делают во благо народа, как стараются. Как используют положенную казну. — Наверное, в пятый раз он осматривается. Та же дорога, те же цветы и тот же рядом сидящий человек. Он удивлен, увидев в нем ни капли наигранности и лжи. Словно чистый лист, он говорит, что думает, и делает что хочет. Иногда, без пределов разумного — нареченный Макото усмехается, вспоминая как тот исследовал его голову, растрепав красиво уложенную шевелюру. Однако, было даже приятно подставляться под смелые прикосновения в волосах. Джузо ведет себя как ребенок, хоть и является практически взрослым омегой. Похоже, не сильно любит учиться, предпочитая гулять, но разве не большинство детей ведут себя именно так? — Но не все исправно исполняют свои обязанности. Некоторые обдирают граждан, выставляя виноватым в этом короля. С властью, люди становятся тщеславными. Забывают, что они такие же смертные, как бедные и нищие люди, ставят себя выше других, из-за того что в карманах набито чужое золото, а на лице появляется новая Маска. — Я почти ничего так и не понял, — легко отвечает Джузо, поднимаясь с лавочки. — Мне это совсем непонятно. Давай, ты объяснишь позже? А сейчас, пойдем к пруду. — Хорошо, — легко соглашается его собеседник и поднимается следом, приглаживая по бокам слегка разъехавшееся пальто. Оно у него белое, со строгими поперечными линиями и темными брюками, которые уже с вертикальными тонкими полосками. А еще, на незнакомце черная как уголь рубашка с серебристым галстуком. — Ты так легкомысленнен. — И улыбается. — Не правда! — горячо не соглашается Сузуя, уперев кулачки в бока и насупившись, смотрит обиженно. — А хочешь, я поймаю для тебя лягушку? — и тут же забывает об обиде, что была на его лице мгновение назад. — А ты не боишься? — спрашивает Макото, послушно следуя за Сузуей. — Они скользкие и липкие. Для некоторых они кажутся противными или страшными. — Ни капельки, — самодовольно произносит Джузо, широко улыбаясь. — Они смешные. И квакают, забавно. Он много разговаривал с Джузо, и больше чем говорил, улыбался. Рассказал подробно обо всем что знает. Хоть Рей и понял, что значат те гнусные качества людей, но он не понял, зачем они это делают. Лгут, завидуют, унижают. Макото признался, что ему не очень нравится разговаривать на эту тему. И они больше не стали. — Просто ты не испытал ни одного из этих чувств. Злость. Настоящую обиду, зависть. Ты словно ребенок, всегда любознателен, и рад, — Тот человек опять улыбнулся. И как у него губы не устали растягиваться? Да, Джузо был совсем как тепличное растение, не знающий и не познавший, слишком невинный для их жестокого мира. Вынесешь его на улицу - тут же растопчат. Хотелось его сберечь. Макото приходил много-много раз. Приходил раз в неделю или месяц. Самая долгая их разлука составляла три месяца. Макото сильно извинялся при встрече, говорил, что навалилось слишком много дел. А Джузо скучал, и, конечно, простил его. Они много болтали. Больше, чем Макото улыбался. И ровно с того дня, начал таскать Джузо различные конфеты и сладости с разных стран и королевств, в которых он бывает. Однако, за неимением сумки, расфасовал всё по карманам пальто, в котором ходил. При встрече, стал торопливо вытаскивать их, стараясь побыстрее отдать. Несмотря на спешку, это получалось не очень то и быстро. И Джузо решил помочь ему, и тоже залез в чужие карманы, выуживая из них сладости. Макото слегка покраснел, и смущенно улыбнулся, позволяя пареньку продолжать процесс. Даже, вытянулся, и расставил руки в стороны, не желая мешать. С этих пор, повелась у них такая, своеобразная традиция. Незнакомец приносит конфеты, а Джузо со счастливой улыбкой обшаривает его карманы и достает всякие вкусности. Так и проходит еще два года. Джузо часто гуляет, мамочка практически всегда стала отпускать его, он удивлялся, но это для него было не очень интересно. Очень часто гулял именно с Макото. Частые встречи измерялись разговорами, и многими-многими съеденными конфетами. Ну, а Джузо больше не спрашивал имя Макото. Тот человек, стал для него по истине — Макото. Первым и единственным лучшим другом. Им было хорошо вместе. Смотреть на небо разглядывая разных зверей в облаках, гулять по аллеям, заходить на озеро и бывать на берегу пруда. Но однажды, мамочка, была очень в радостном расположении духа и сказала Рею очень счастливую по ее мнению весть. — Джузо! Я тебя поздравляю! Ты выходишь замуж! Джузо очень удивился, и спросил что это. После разъяснения, ему не понравилось значение этого слова. Свадьба. Гадость какая-то. Джузо, было хорошо и без всякой свадьбы. Им с Макото было хорошо. А если состоиться свадьба, то он перестанет с ним видеться, ведь он уедет, раз и навсегда. Джузо почувствовал мурашки на голове от страха, представив, что никогда его больше не увидит. Он прямо и категорично заявил о том, что никогда не будет жениться. И она разозлилась. Крепко разозлилась. Когда мамочка злилась, она дышала часто-часто, краснела, сдвигала брови. Ему казалось, что она тихонько превращается в свинью. Впервые за долгое время, мамочка наказала его. Ноги почти отвыкли от боли, и нервные клетки, отчаянно вопили мозгу что очень больно и горячо. Ступни снова покрылись волдырями. Раскаленные угли, на которые мамочка силой поставила Рея, она скинула в помойное ведро, после того как они протлели. Джузо неделю не мог ходить. Кожа горела, но это все было ничтожно, по сравнению с разлукой, которую ему предстояло пережить. Он горько плакал, а глаза раздражились, капиляры проступили на белках и в тон алым зрачкам, от нескончаемого потока слез. Мамочка, вела себя после этого как обычно. Наказывала слугам осторожно мазать поврежденные ступни какой-то консистенцией, чтобы на Джузо не осталось шрамов. После того как ожоги сошли, он выпросил позволения пойти в сад. Долго выпрашивал, ведь ноги до конца так и не зажили. Наконец, после долгих уговоров, он поковылял по дорожке и сел прямо на ту лавочку, на которую они с Макото первый раз присели. С наслаждением вдохнул свежий воздух и подставил лицо ласковым солнечным лучам, под которыми давно не был. И услышал вдалеке шаги. — Джузо! — это был Макото. Улыбался, махал рукой, приветствуя, и был рад встрече после двухнедельной разлуки. — Макото! — крикнул Джузо. Настроение вмиг поднялось на несколько планок и взлетело до седьмого неба. А конфеты поднимут его на восьмое. Рей хотел резво соскочить со скамьи и побежать навстречу, протягивая руки вперед для исследования карманов с новыми сладостями в них, однако резко переведя вес на незажившие ноги, рухнул на землю, ободрав колени и локти. Макото, увидев это, в страхе охнул и быстро оказался рядом с Джузо, подхватив на руки. Он осторожно подошел к скамейке, и стараясь действовать как можно аккуратней, посадил на нее омегу, а сам расположился на корточках перед ним. — Боже мой, Джузо! Что с тобой? — на выдохе произнес Макото, глядя на него во все глаза. Осмотрел руки на наличие дополнительных повреждений, перенес взгляд на колени, где были видны следы внепланового соприкосновения с землей, и внезапно, вместо голых ног без носков, увидел белый материал. — Это… Бинты?..- спросил тот удивленно, как можно аккуратней снимая красный тапочек и видя белоснежный материал, что крепко перевязывал ступни. — Мамочка наказала, — буркнул Джузо, направляя взгляд в сторону. — Господи, какой ужас! — он охнул, разглядывая ноги. — Можно? — Макото кивнул на бинты, желая их снять. — Зачем? — недоуменно вопросил Джузо, поджав губы. — Я сам виноват. Не стоило ее злить. — Я просто взгляну. Пожалуйста, Джузо, — и смотрел на Рея так отчаянно, с явным сожалением. Джузо не нравилось, как он на него смотрел. Он не хочет, чтобы его жалели. Даже Макото. Ему это не надо. — А конфеты? — спросил Сузуя, все же уступая. Он давно услышал заманчивый хруст оберток при каждом движении парня. Свежих, вкусных сладостей. — А после, конфеты, — горячо пообещал Макото. Джузо кивнул и Макото, с ювелирной осторожностью начал разматывать окутавшую его ткань ногу. Он все больше ужасался, рассматривая открывающуюся кожу под бинтами. Полностью оголив ногу, он снова прошелся взглядом и выдохнув, закрыл глаза и сжал губы в тонкую полоску. Как будто жалость Макото перешла в ярость. Джузо вмиг стало немного страшно из-за этого, он первый раз видит Макото таким. — Кто это сделал? — тихо спросил тот с какой-то скрытой неконтролируемой агрессией. — Мамочка, она… Но... Ты злишься на меня? — тихо произнес Джузо. Макото словно очнулся, и потряся головой, удивленно взглянул на него снизу вверх. — Нет, нет, конечно. Я не злюсь, — удивленно сказал он, словно говорил этим тоном: Как такой бред пришел к тебе в голову, Джузо? Мне кажется, ты слишком долго не выходил наружу, и из-за этого твои шестеренки в мозгах заржавели, и стали ещё крутиться неправильно. — Мне нужно ее имя, Джузо. — Я не знаю ее имени. — Честно признался Джузо, сжимая кулак и оставляя красные полумесяцы ногтей - они слегка выросли. — Но я слышал, что слуги называют ее Большая Мадам. — Хорошо, — Макото легко улыбнулся. Теперь, Джузо узнает улыбчивого Макото. — А из-за чего она это сделала? Рей опустил глаза. — Она говорила, что я выйду замуж. Говорила, что это богатый следователь из другой страны, очень важный человек, и я ему приглянулся. Говорила, что мое совершеннолетие через полгода, и именно тогда мы с ним поженимся и я уеду к нему. А я не хочу. Мне этого не надо. Она говорила жутко противные вещи. Будто я буду рожать ему детей. Это ужасно. Я даже не знаю его, а меня с ним женят. Я не хочу. Я хочу быть тут, и гулять с тобой по саду, разговаривать. Чтобы ты приносил мне конфеты и улыбался. Чтобы все было как всегда, — честно признался Джузо, шепотом проговаривая каждое слово с каким-то отчаянием, просьбой, несказанной мольбой. А под конец наклонился, и обнял опешившего бледноволосого парня, у которого ворох темных волос становился все больше, а седина уступала. Спустя несколько секунд, он нерешительно положил руку на плечо Сузуи, обнимая его в ответ. Уткнувшись в его шею, Джузо вдыхал сладкий конфетный запах Макото, и хотел, чтобы они никогда не разлучались, а росказни мамочки оказались страшным сном, который скоро закончится, стоит ему только проснуться. Спустя несколько минут, когда руки уже устали цепляться за неизменный плащ друга, Джузо отпрянул от него, и важно заявил: — Ну и где мои конфеты? — Макото засмеялся, зажмурившись, и встал, вытянувшись. У того были не слишком широкие плечи, узкие бедра, но не смотря на это крепкое телосложение. Джузо спокойно себе признался, что считает Макото очень даже красивым. Джузо, чуть потянулся вперед, чтобы достать до карманов, и стал поочередно заглядывать в каждый из них, ловко перебирая пальцами щелкающие заклепки. Спустя несколько дней, мамочка пропала. Слухи говорили, что она лежит в своей комнате, и не может подняться с постели. Рей обычно слухам не верил, и решил сам проверить это, зайдя к ней. Мамочка выглядела ужасно. Она состояла словно из одного сплошного синяка. Не было видно, где начинается один, и заканчивается другой. Гематомы и ссадины облепили ее, словно мухи варенье. Вся она представляла из себя ужасную субстанцию, напоминающую, что она жива лишь равномеренным спертым дыханием. Он ужаснулся и выбежал из комнаты, роняя слезы по пути и побежал прямиком в сад, под плакучую иву. Им нравилось сидеть там с Макото. Перед глазами стояла пелена, он несколько раз запнулся и упал, обдирая колени. И не замечая обжигающих ран, поднимался, и бежал. Подальше, от этого замка. От всех этих людей и мамочки. Подальше. Он просидел у корней часа два, смотря на ровную гладь. И размышляя, кто мог сделать это с мамочкой. Он сильно испугался ее состояния и сбежал. Рей почувствовал запах леса. Макото. И как он его находит? — Джузо? — спрашивает его ровный голос. — Как ты меня находишь? — грустно спрашивает Джузо. — По запаху, — Макото стоит уже перед ним. Смотрит, удивленно, повернув голову и подняв брови. — Что-то случилось? Ты выглядишь подавленным. — Я бы сейчас хотел надеть счастливую Маску. Чтобы ты не беспокоился. Чтобы ты думал, что я счастлив. Но я не умею, — тихо пробормотал Джузо. — Я бы все равно распознал ее. — Макото слегка улыбается, еле-еле поднимая уголки губ. — Что так тебя опечалило? Что-то случилось? — И обеспокоенно смотрит. — Мамочка, она… И. Я испугался. И прибежал сюда. — Она тебя испугала? — Его друг присел рядом, совершенно не заботясь о состоянии белого плаща, на который он сел. Макото даже скинул его, почувствовав, что преет в такой жаркий день. — Не она. Но она была такая... На ней было много синяков. Очень много. Кто это с ней сделал? Макото молчал, смотря на глубокое синее озеро, что было в двадцати шагах от них. Его словно покрывало какое-то блестящее одеяло: отливались блики, играло множество оттенков синего. И ни одно полыхание ветра не нарушало его прямую гладь. Казалось, если наступишь на поверхность, почувствуешь под ногами твердость, а не ботинки полные воды. У Макото слишком серьезное лицо. — Джузо… На самом деле… Я пришел попрощаться. Мы вряд ли мы скоро увидимся, в такой неформальной обстановке. По крайней мере, снова. — Что?.. Джузо сделал глубокий и резкий вдох, поворачиваясь к Макото и смотря на него во все глаза, в которых наворачивались слезы. То, чего он так боялся, случилось. — Ты уходишь? Навсегда? — дрожащий, слабый голос. В нем уже чувствуется подступающая истерика. — Это из-за свадьбы? Неужели, ты оставишь меня одного? Совсем?.. — Нет, не из-за свадьбы. Но частично, из-за этого. И с тобой останется твоя мама, — почти равнодушно говорит Макото, переведя на него взгляд грусти. Губы сложились в полоску. — Она не моя мама... — с отчаянием шепчет Джузо, чувствуя как капли скользят по щекам, задерживаются на подбородке, а после, падают на колени. — У меня нет мамы. Только мамочка. — Прости меня, — говорит Макото приближая свое лицо к его и запечатляя на его лбу легкий поцелуй. Он молча поднимается и нечитаемо смотрит на Джузо. — Как тебя зовут? — сдавленно спрашивает Джузо, всхлипывая. — Сасаки Хайсе. И уходит, не попрощавшись. А запах леса остается, и Джузо смотрит на то место, где он только что был. На земле покоится белый плащ, с редкими, зелеными от травы пятнами. Джузо бы хотел окликнуть его, и сказать, что тот забыл плащ. Но словно язык прирос к небу или он разучился говорить. Лишь молча смотрел на размытую, черную удаляющуюся спину, и почти темные волосы практически полностью закрывающие седой слой. И пробует на языке настоящее имя Макото. Хайсе. Это имя ему подходит даже больше, чем Макото. Джузо стал хандрить. Он словно потерял вкус жизни. Лежал в своей комнате свернувшись в клубок и лелея свою обиду на Хайсе, прижимая к груди последнюю ниточку ведущую к нему. К единственному другу, который тоже бросил его. Плащ, хранящий его вкусный, свободный запах. Джузо не гуляет, он почти не ест. Если бы мамочка узнала, шибко бы была недовольна. Ему больно. Он скучает. Он не хочет дурацкой женитьбы. Хотя, нет, ему уже все равно. Мако… То есть Хайсе, уже не вернуть, а он так мечтал, чтобы это обошло его стороной. Это дурное прощание, что произошло неделю назад. Он чувствовал себя преданным. Словно тебя приручили, как собаку, заставили добровольно полюбить хозяина, задыхаться без его присутствия. И с каждым его уходом, смотреть на мир грустными глазами, пытаться найти еще один смысл жить, найти себе второе солнце. А после, этот самый дорогой на свете человек выкинул тебя как обычный мусор, или блохастую уличную псину. Джузо горько усмехнулся. Никакая не уличная. Почти породистая. Он слишком обижен на Хайсе, чтобы думать о нем или того хуже — простить его. Но он не может не думать о нем, ведь сейчас из сердца что-то вырвали. Этого «чего-то» не хватает. Сильно. Какая-то тянущая, противная боль, словно тебя разрывает на куски, однако ты все еще остаешься в живых, правда, в качестве морального трупа. Сухого, безжизненного тела. Джузо привык к боли. Он выучил игру ее нот с самого детства. Зазубрил от и до, когда мамочка развлекалась на нем, вырезая на коже узоры ножами и скальпелями. Когда любила тыкать иголками под пальцы и противно, заливно хохотала, когда Джузо опять издавал слабый стон боли, закованный цепями. После, следовала реабилитация. И его мучили уже доктора. Мамочка наказывала чтобы шрама ни одного не осталось. Но сейчас, боль была другой. Тягучим жгутом, она душила потоком слез и хрипов из горла. Он не привык к таким страданиям. Кажется, он начал лучше понимать обычных людей. Когда у тебя отнимают то, что сильно-сильно приросло к сердцу, ты становишься обижен на все и сразу. Особенно, когда это «что-то», само и ушло от тебя, но ты продолжаешь это любить. А еще он обижен на погоду, чертову траву, что оставила размытые пятна на самой дорогой ему вещи. На эту комнату, цветы, на ножи, к которым ему запретили прикасаться. Даже на того седоволосого садовника, что мирно подстригал фигурные кусты попыхивая трубкой. Спустя пару недель, мамочка вылечивается. Чувствует себя гораздо лучше и словно заряжается дополнительной энергией. Чаще улыбается Джузо, гораздо реже сердится. И посылает к нему многих учителей. Начинает готовить его. К женитьбе. Учителя все слишком строгие. И противные. Рассказывают ужасно скучные вещи. Но Джузо все равно не понимал. Да и не собирался он учиться гладить какие-то вещи или принцип строения организма альфы или омеги. Больно надо. Он сбежит. Джузо точно сбежит. Как только свадебный экипаж отправится в дорогу. Ради этого, он изучил карты, в случае чего, и куда бежать, узнал маршрут. И по тихому забрал все свои ножи прямо у мамочки из-под носа. Даже не поскупился, и залез мамочке в кошелек, взять немного деньжат на будущую жизнь. На свободе. Но Джузо не ожидал, что найдет в мамочкином шкафу несколько мешков золотых монет. Он набрал целые горсти и решил, что ему этого хватит. Хотя бы на первый год. Однако, чего уж Джузо не ожидал, так этого того, что его будут водить по многим врачам. То есть, они сами приходили, но не суть важно. Они всячески осматривали его, много записывали и много удовлетворенно кивали. О Господи, его заставляли раздеваться полностью! Рей ни за что бы этого не сделал, если бы мамочка не пригрозила скорейшим, еще одним наказанием. Хоть при этих словах ее била дрожь, выглядела она весьма убедительно. Будто чего-то боялась, но никак не хотела этого показывать. В конце концов, от него отстали. Эти противные врачи, выяснили наверное про него абсолютно все. Он спросил мамочку, зачем это. Она сказала, чтобы у будущего мужа не оставалось сомнений насчет его здоровья. Джузо лишь фыркнул и гаденько улыбнулся, поняв что эта информация его «женишку» станет никчему. Ведь Джузо сбежит. Он так и сделает. А дни, катились, словно телега пущенная с высокого холма без всякого наездника и управляющего. Бежали настолько быстро, что Джузо не понимал как они так тихо и быстро проскальзывают мимо него, унося быстрые ноги все дальше и дальше. Свадебный экипаж уже был готов, а мамочка заставила снять любимый костюм на подтяжках, и надеть для примерки другой. Стремный какой-то — прокомментировал Джузо и тайно прихватил с собой любимый наряд, понапихав туда ножи. Но он не сумел. Кажется, его напоили снотворным. Иначе как объяснишь то, что как только он вошёл в карету, он тут же завалился спать? Они ехали три дня. Три чертовых дня он спал. Он не сумел сбежать, его поженят. Да, точно поженят, наверное, с самым ненавистным ему человеком. Джузо не знает его, но кажется, уже ненавидит. Нет, точно ненавидит. Этот «альфа», сломал ему жизнь. «Да черт возьми, просто уничтожил!» — с отчаянной усмешкой подумал Джузо, криво растягивая губы в зеркале. Джузо был красив. Так сказала швея, что шила ему костюм и красиво помогла уложить его на Рее. Поправила манжеты, ласково стряхнула невидимую пыль с нешироких плеч. Поправила воротник рубашки. Она понравилась Джузо. Она не носила Маску, и действительно, была рада ему помочь. Он был и правда, красивым в этом костюме. Белый пиджак, слегка отливающий черным низ, светлейшие штаны, что подчеркивали стройные ноги одетые в черные туфли. Угольная, аккуратная роза в нагрудном кармане, и тонкая полоска ленточки сложенная в бантик, красовалась на месте бабочки. И подчеркивала тоненькую светлую шею. Глаза подвели темным карандашом, сделав алый взгляд еще более выделяющимся. И пугающим, при желании самого Джузо, естественно. Из волос выпутали красные заколки, а после… Страшно вспоминать, какие процедуры он пережил, дабы седые волосы стали черными. Но эта идея принадлежала ему самому. Он с улыбкой смотрел, как отросшие белоснежные пряди подстригают, и на месте падающих локонов, видел его постепенно увядающую прежнюю жизнь. С Другим уходящим Джузо и уходящим Макото. Нет, Хайсе. Или же Макото? Свой новый облик ему понравился, однако было слишком непривычно. Джузо старался не плакать, стоя перед белыми расписными дверьми. За ними таились незнакомые ему гости и его будущий муж. Он не поднимал головы, медленно проходя между рядов с другими людьми. И не смел поднять глаз, взглянув на своего избранника. Хотя, какого к черту избранника? Джузо избрали, а Рей, сам вообще никого не выбирал. Совсем. Играла торжественная музыка, и восторженные ахи преследовали каждый его шаг. Джузо надеялся, что они восхищаются его «красотой», а не обсуждают его неловкие, робкие шаги трясущихся, и отнимающихся ног. Ступенька. Он рядом. Еще ступень. Он близко. Пока священник говорит речь, Джузо не слышит его. В ушах что-то противно звенит, а звуки слышатся словно через плотный слой воды. Джузо чувствует слабость в трясущихся ногах. Слышит, как священник произносит последние слова. И после, следуя традициям произносит: — Можете поцеловаться. И вот он — момент истины. Сейчас Джузо поднимет голову, и увидит Его. Будущего мужа. С которым проведет все оставшиеся годы, и в горести и в радости. Того чертового мудака, что разбил ему жизнь, отнял Макото. Отнял абсолютно все. Джузо страшно. Сердце скачет как бешеное, а его удары отдаются в висках тупой болью. Воздуха перестает хватать, легкие словно отказываются принимать воздух. И его приходится силой запихивать в слегка приоткрытый рот. Он поднимает взгляд. И время застывает. Перед ним стоит Макото. Сасаки Хайсе. В красивом черном костюме, зеркально отражающий Джузо. Черный пиджак, рубашка, белая тонкая лента на месте галстука. Белая роза на груди. Полностью черные волосы. Ни капли прежней седины. Строгое, серьезное лицо, безэмоционально смотрящее на Сузую. Круглые очки на переносице. И такие непроницаемые глаза с поджатыми губами. Что… Что?.. Джузо вытаращивает глаза, смотря в его. Из груди выкачали последний глоток воздуха. В ушах противно звенит странный колокол, ни капельки не напоминающий звуки оригинала. Словно нож в спину всадили. Длинный, острый, по самую рукоять. Джузо же доверял Хайсе. Улыбчивому, по доброму красивому, а не этому человеку. Он стал чужим. Его красота была холодной, острой, совсем не как у Макото. Джузо смотрел в эти глаза и узнавая их, не признавал владельца. Ледяные. Убийственные. Острые как лезвие отточенного ножа, что хранится у Джузо в забытом костюме. Джузо Его не знает. Джузо знает Макото. Джузо знает Сасаки Хайсе. Что-то внутри него обрывается. Он его не знает. Его предали Звучит одна единственная мысль в угасающем сознании. Глаза закрываются, и его, словно суицидника спрыгивающего в воду, принимает спасительная темнота. Удивленное лицо «Хайсе» — что он видит в последнюю очередь. *** — Я тебя ненавижу… — Шепчет Джузо со скатывающимися слезами. Мокро. Сколько он пролил уже слез? Покрасневшие глаза уже зудят. — Прости… — шепот ему в ответ раздается прямо над ухом, опаляя дыханием. Сильные горячие руки крепко прижимают Джузо к себе. Он что, боится что Джузо исчезнет? Джузо не может встать, не говоря и о других факторах по которым он из кровати и носа высунуть не может. Он аккуратно устроил черноволосую макушку у себя на плече, убаюкивая, и вдыхая восхитительный запах его волос. Нет, не только волосы. Весь Джузо пах восхитительно, а свой собственный запах смешанный с его, создавал чудесный водоворот что было вдыхать вдвойне приятно. — За что? За то, что обманывал? Предал? Или за то что изнасиловал? Как избил мамочку, за то что она меня наказала? Я не так наивен, чтобы не понять этого. Ну же… Выбирай. Всхлипывания. Альфа трется о его макушку, успокаивая и покорно молча. Он не смог сдержаться при виде Джузо, у которого первая течка началась прямо на церемонии, он схватил его в охапку и не завершая свадебный ритуал, помчался в карете к себе. А в спальне, Джузо и сам очнулся. Он был в прострации и в полной темноте, не сразу почуял до жути возбужденного альфу, охотного до его тела. Он набросился на Рея словно голодный волк, забыв объясниться с ним. Ведь он не хотел, чтобы все было так. Чтобы все не получилось так, как получилось. Хотел многое рассказать. И… — За все. Прости… Извини меня. Я. Я не хотел... — шепчет он с отчаянием и капельки слез приземляются на шею Джузо, медленно передвигаясь к ключицам. Они лежали в холодно освещенной спальне, укутанные в одеяло и крепко прижались друг к другу оголенными телами. Метка у Джузо на плече приятно горела. — Я люблю тебя. Джузо тоже любил. Сильно. Но признаться в этом мог пока лишь в своих мыслях. И зажмурившись, делает больное для мышц движение, чуть поднимаясь и близко поворачиваясь к Хайсе лицом, соприкосаясь носами. Глаза в глаза. Кажется, Хайсе все-таки сохранил часть Макото. — Как тебя зовут?.. — спрашивает он ему в губы. — Канеки Кен.