Они молчат

"Болтун — находка для шпиона", — гласит старая русская пословица. Наташа и Клинт — не просто шпионы и (что уж скрывать) убийцы, они Мстители. И они молчат. Они молчат, когда кулак, сжимающий кастет, обрушивается на челюсть Нат и требует выдать планы Щ.И.Т.а. Клинт лишь сжимает зубы, когда белобрысый немец выдирает у него ноготь, а потом, выждав момент, ударяет лбом, ломая нос и вырубая. Они убивают охрану, взрывают склад какого-то новейшего наркотика на окраине Линца, которым плохие ребята планировали наводнить пол-Европы, а после молча едят венские колбаски, ожидая прибытия вертолета. Ведь их учили молчать в таких ситуациях. Они молчат, когда Старк, комментируя очередную разработку Г.И.Д.Р.Ы, говорит, что в школьные годы был умнее этих нацистов. Он углубляется в воспоминания, рассказывая, как чуть не устроил взрыв в химической лаборатории. Стив, к удивлению остальных, вспоминает о том, как умудрился разбить сразу десять микроскопов. Беннер хмыкает и говорит, что по несчастным случаям с оборудованием обставил их всех вместе взятых. Наташа и Клинт лишь приподнимают уголки губ в слабой улыбке и молча глотают пиво. Остальные считают, что им просто нечего сказать. А им просто нельзя. Ведь у агентов их уровня не может быть прошлого. Впрочем, будущее им тоже никто не обещает. Им остается только настоящее, в котором есть совсем другое молчание. Его нельзя назвать неловким или искусственным, скорее обыденным. Изредка оно наполняется смехом, затем слезами, а потом снова возвращается в привычный диапазон. Сколько это молчание длится — пять, шесть, семь лет? Они не считают. Как и не говорят, когда все началось. Когда они стали разговаривать о работе, погоде, политике, Оскаре... О чем угодно, кроме них. Они не ходят в кино. Не дают друг другу дурацких прозвищ (позывные не считаются). Не устраивают романтические сюрпризы. Они существуют трижды в неделю, когда трахаются у кого-то на квартире. Поэтому когда Наташа впивается ногтями в плечи Клинта, а он лишь сильнее ласкает языком ее соски, возможен лишь один ответ — тихий стон. Поэтому когда Бартон кончает, то просто целует ее плечо, шею, избегая абсолютно лишних глупых слов. Романова же отвечает не менее страстным поцелуем, а затем кладет голову ему на грудь и чертит на его теле какие-то бессмысленные символы. Их свидетель, их товарищ, их пособник — это тишина и молчание. Когда не раздается телефонных звонков, не слышно взрывов и свиста пуль. Они не говорят ни слова про любовь (ведь в нее играют дети). Не обсуждают будущий отпуск или возможность завести детей. Возможно, это неправильно. Возможно, это трусость. Возможно, потом они будут жалеть, что молчали. Но сейчас... Сейчас Наташа молчит и не говорит после секса, что на рубашке Бартона не хватает пуговицы, а еще одна в скором времени рискует потеряться в недрах его квартиры. Она просто варит Клинту свежий кофе, а потом садится, опускает голову ему на плечо и смотрит, как он наблюдает за спортивной трансляцией. Сейчас Клинт молчит и не говорит, что ему надоел сломанный смеситель в квартире Нат, что он вполне бы мог его починить, а заодно и посмотреть ее утюг, который стал гладить через раз. Он просто, не говоря лишних слов, делает Наташе массаж, разминая уставшие мышцы, с нежностью проводя по каждому из многочисленных шрамов. У них слишком много личного. И каждый из них чертовски боится выйти за рамки сиюминутного настоящего, мгновения, которое происходит здесь и сейчас, и которым они живут. Привыкли жить. Поэтому они молчат. Поэтому они не говорят. Даже если очень хочется.