Suga(r)coated

– Как же ты, сука, бесишь! – Чимин весь горит от страстной ненависти, толкая Шугу к стене, в которую тот с размаху влетает спиной, но всё равно продолжает ухмыляться, чувствуя своё превосходство. – Ненавижу твои блядские татуировки по всему телу! Ненавижу твои выжженные волосы, ржавую тачку и рваные шмотки! Рыжеволосого трясет, как он изводится от одного вида Юнги. На том ничего, кроме изодранных к херам скини, а оголённый торс, расцарапанный Чимином прошлой ночью, когда старший трахал его у стены, держа за горло, – весь в чернильно-чёрных тату с нецензурой про секс, выпивку и сигареты. Сухие белые волосы растрёпаны и пропитаны терпким запахом никотина и одеколона, который Пак, как одержимый, льёт на свои безразмерные домашние футболки, надеваемые на голое тело. Шуга – всё, чего Чимину нельзя, но Чим долбит себя им по венам, глушит залпом раз за разом, затягивается им, пропуская сразу в лёгкие. Ёбаный Фрейд, это просто помешательство. Они во всех смыслах до боли вцепились друг в друга. Они бойфренды, но их отношения невозможные. Юнги бесит страшно: прямотой слов, испорченностью мыслей, тем, что легко делает всё, что ему хочется, положив на чужое мнение и осуждающие взгляды. Вседозволенностью. Он никогда не изменял Чимину, но он неукротимый. Он пахнет свободой и сексом. Чимин отталкивает его, а потом вжимается в него всем своим существом. Лбом ко лбу, глаза в глаза, дышит в его искусанные губы-улыбку, впивается ногтями в голые лопатки. Он хочет умереть в нём распавшейся звездой, взрывом Солнца. Юнги позволяет ему. Всегда. Хер знает, что творится в его голове, но он поддевает узловатыми пальцами шлёвки спадающих с Чимина джинс и гладит бедренные косточки подушечками больших – опять худеет. Чимин чувствует в себе страшную любовь к Юну. Он никого так не любил и не сможет больше никогда. А Шуга... Рыжий думает, что Мин его – не так. Не так сильно, не так навсегда. Чимин сравнивает его с айс-кофе. Пак мало того что ненавидит его всемогущий похуизм – он его боится. Вдруг этот бэдбой завтра просто сядет в свой подержанный кабрио и оставит его одного догорать. Если Шуга каждый раз так легко отпускает младшего, позволяя уходить и возвращаться, оставлять на себе все эти следы и лишь щурит глаза, хмыкая на все крики и слова ненависти, то может, Юнги Чимина и не любит вовсе? Рыжеволосый на этой мысли закипает. Кровь стучит в висках. Он кусает Шугу за горло, шаря беспорядочно ладонями по его бледному худому телу, цепляя соски, тактильно запоминая его. Юнги сжимает зубы, чтобы не шипеть, запускает ладони под чужое бельё, сжимая ягодицы, и сразу проникая в него одним. Выцеловывает плечо, вылизывает ключицу, над которой Пак втайне мечтает о россыпи микродермалов. Чимин чувствует, как Юнги ласкает его, словно кошка, и не то чтобы это было тем, что рыжий может вынести. Он поднимает на него глаза-вселенные – Шуга тут же смотрит в ответ внимательно, читает. Они меняются местами. Мин заламывает его руку, вжимая лицом в стену, сдирая джинсы. Лижет два пальца и вгоняет в него, быстро находя искру нервов внутри. Чим дышит через рот, чувствуя тупую боль в правой руке, а левой тянется назад, хватая за высветленный затылок, – Юн прижимается лбом к его шее, двигая пальцы глубже и быстрее, до вскрика с полных губ бьёт ладонью по ягодице. Шлепок за шлепком, ни секунды на передышку. Чимин воет, сливаясь с обшарпанной стеной. Тянется к своему члену – Юнги замечает, позволяя. Рыжий дрочит себе остервенело, прокусывает до крови губу, и чувствует голой задницей, как у Мина на него стоит. – Юн... – хрипит. Парень останавливается, подставляя пропирсованное ухо ближе к его лицу, чтобы услышать. – Твои руки. Я хочу... Дай мне свои руки. Юнги выдыхает, убирая от красной горящей кожи ладонь, и тянет её вперед, перед бедрами парня, отдавая Чимину. Тот скользит влажными пальцами по тонкому запястью, подводя руку Мина к своему стволу, сразу обхватывая себя его рукой, и стонет. Как же охуенно он стонет. Пак дрочит миновой рукой, откидываясь на угловатое плечо, пока Шуга трахает его пальцами, и это – до звёздочек в глазах. Миг – и Юнги убирает руки, расстёгивая свои джинсы, не снимая, вытаскивает стоящий колом член и, не давая затрепыхавшемуся птицей Чимину опомниться, вжимает руку меж чужих лопаток, пригвазживая к стенке, и вставляет ему. Крик. Мин двигается быстро и точно, вытаскивая полностью и снова вставляя по основание до влажных шлепков. Когда он опирается на руки, Чимин тянется к ним своими трясущимися и переплетает их пальцы, крепко сжимая. Юнги не может. Замедляясь, он целует его за ухом, чувствуя, как любовник вздрагивает и с высоким стоном кончает. Шуге хватает еще семи быстрых толчков – они считают – пока он не рычит, кусая рыжеволосого в загривок и пачкая его поясницу. Они стоят так, словно боятся повернуться друг к другу лицом. А затем Чимин ложится щекой на холодную стену, давая Мину отстраниться и хрипит сорванным голосом: – Твои сигареты... На столике. Юнги ухмыляется, вжикая молнией, оставляет Пака мокрым и измазанным их спермой, со второй попытки цепляет пачку и идёт на балкон, щелкая зажигалкой на ходу. Перила холодят голую кожу живота, солнце палит в лицо. Чимин шуршит чем-то, слишком громко думая, а затем говорит тихо – блондин чувствует взгляд в спину: – Я люблю тебя, Шуга. Мин Юнги хмыкает, вытирая сухие губы ладонью и затягиваясь особенно глубоко. "Ты любишь во мне только самого себя, Чимин." – хочется сказать ему, но Мин лишь ухмыляется, как всегда. Айс-кофе стекает по разодранной глотке.