Спектакль

***

— Ты сегодня неразговорчивая, Очако-чан. — Тога сделала два шага и развернулась на пятках. — Совсем не хочешь рассказывать, как дела у твоих друзей? С потолка что-то громко капнуло, и она по-кошачьи вздрогнула, мгновенно отвлекшись, словно не могла удержать внимание. Засевший в углу у выхода Даби хмыкнул. — Куда перевели любимого босса Томуры, если в Тартаре его нет? Где новая тюрьма? Где находятся лагеря подготовки студентов и производство геройского оборудования, м? — продолжила Тога. Печально вздохнула. — Фу, как скучно. И почему мы не можем спросить что-нибудь интересное? Очако-чан, ты пробовала мороженое из нового кафе в центре? Как оно тебе? Очако попыталась сморгнуть капающую на глаза кровь — Спиннер неплохо приложил ее по голове, чтобы приволочь сюда. Он напал исподтишка, когда она меньше всего ожидала, потому что маршрут патрулирования был доступен каждому через городской сайт и проходил в удобном месте. Удобном для отслеживания. Беспощадная махина героики сама с удовольствием подставляла каждый из своих ценных кадров под удар. Очако перестала дергаться, хмуро рассматривая ходящую туда-сюда Тогу. Пока она была в отключке, запястья за спиной стянули, лишая ее возможности коснуться пальцами даже себя, не говоря уже о чем-то еще. Да и это казалось бесполезным, в глухом подвале незнакомых городских трущоб бежать было некуда — несколько крошечных окон под самым потолком едва пропускали яркий дневной свет, в каждое из них пролезла бы разве что кошка. Очако молчала, хотя рот ей не заткнули. Кричать тоже было бессмысленно — никто бы не откликнулся. К тому же, нельзя было сомневаться и допускать глупые промашки. Не сейчас, когда она забралась так глубоко. Не сейчас, когда на лицах ее родителей впервые за долгое время начали появляться искренние улыбки. — Будь послушной девочкой, Очако-чан, — ласково протянула Тога, подходя ближе. Наклонилась, сверкнув в полумраке желтыми глазами. — Знаешь же, что я могу с тобой сделать? — Делай, что хочешь. Я ничего не скажу, — сипло прошептала Очако, поднимая взгляд. Как по сценарию. Очако почти услышала издевательские овации — наверное, она могла бы играть на сцене. — Какая смелая! Совсем меня не боишься? — Тога довольно прищурилась и достала из кармана вязаной кофты знакомый нож. Коснулась острым лезвием ее щеки, провела почти невесомо — кожу обожгло крошечным порезом. Очако бы рассмеялась, если бы не Даби — тот наблюдал из-за угла, его цепкий взгляд ощущался всем телом, и она отреагировала правильно — вскрикнула, испуганно отдергиваясь. Герой Уравити боялась боли, пыталась ее избежать — как и любой нормальный человек. Информатор Урарака Очако боль любила — иначе не выжила бы в том мире, в котором вынуждена была существовать. Боль сопровождала каждое ее поражение и каждую победу, каждый шаг на кровавой дорожке к неизвестной цели. Они были старыми подругами. Тонкие губы Тоги растянулись в широкой усмешке, зрачки залили всю радужку, даже в темноте стало видно выступивший румянец — происходящее доставляло ей удовольствие. Очако зло выдохнула и тряхнула головой, незаметно угрожающе прищуриваясь — ее лицо было слишком важным, чтобы его можно было так просто портить. Карьера девушек-героев слишком зависела от фансервиса. Тога приоткрыла рот, влажно облизала нижнюю губу и прошептала: — Я вырежу из тебя все, что ты знаешь. Очако мельком подумала, что это прозвучало иронично — она знала слишком много, поэтому пришлось бы вырезать ее целиком. Прямиком из полотна реальности. А Тоге тоже не помешала бы какая-нибудь награда за актерское мастерство. Она плавно оседлала ее, приподняв свою короткую, вечно школьную юбку — даже Очако уже четыре года как выпустилась, а Тога тем более. Ей просто нравилось вводить окружающих в заблуждение обманчивой внешностью и повадками увлеченной малолетки, но на Очако это никогда не работало — она давно знала, что из себя в действительности представляет Тога Химико, еще с момента первой встречи. И настоящая — безумная и хищная, больная чужой идеей Тога — ей нравилась больше, чем улыбчивая миролюбивая фальшивка. Очако вообще не любила фальшивки. Хотя сама была ей насквозь — от улыбки до мировоззрения, от жестов до вкусов и манеры строить отношения. С самого начала средней школы, когда впервые столкнулась с реалиями жизни. С того момента, как согласилась на условия погашения родительского долга. «Стань героем ради них, — сказал ей человек без лица, одним махом отбирая ее свободу и личность, — с твоей потрясающей причудой это не составит труда. Мы сами найдем тебя, когда понадобишься». Герои могли помочь всем, кто в этом нуждался. Так говорили люди вокруг и в телевизоре, новости, интернет. Всем. Кроме тех, кто бедствовал, влезал в долги и падал на дно без возможности выбраться самостоятельно. Кроме тех, чьи проблемы не были очевидно понятными для каждого. Кроме многих, спасать кого было бы не так выгодно, не престижно и совсем не глянцево. Публика не оценила бы. Тога поерзала на ее бедрах. Сквозь тонкую ткань костюма Очако почувствовала, как по ней скользнуло горячее и мягкое, и резко вдохнула, задерживая дыхание — на Тоге не было нижнего белья. Та заметила ее реакцию и придвинулась вплотную, довольно улыбаясь и прижимаясь упругой грудью — лифчик Тога тоже не носила. Она намеренно ее провоцировала — с последнего раза они не виделись уже целую чертову вечность. Очако с трудом сглотнула и прикрыла глаза, пытаясь расслабиться. В горле пересохло, неуместное возбуждение прокатилось жаркой волной, сбило налаженный ритм сердца, закололо в кончиках онемевших пальцев. Тога всегда выбивала из колеи. Лучше бы ее пытал кто-нибудь другой, без… всего этого. Проще было бы выдержать, сохраняя образ — не в первый раз и не в последний. Но тогда она вряд ли смогла бы выбраться отсюда живой. Тога наклонилась, намеренно проехавшись промежностью почти до самых коленей, положила руки на ее плечи, не позволяя отвести от себя взгляд. Растрепанные светлые прядки пощекотали виски и лоб, приоткрытые губы оказались слишком близко, сладкое конфетное дыхание обожгло щеку. Очако завороженно замерла, глядя в кошачьи глаза, выгнулась, натягивая веревки — то ли чтобы избежать, то ли чтобы ускорить прикосновение. Это тоже было проблемой — большой личной проблемой Урараки Очако. У нее еще ни разу не удалось сбежать, когда Тога этого не хотела. Пространство вокруг застыло, заполняясь звонкой тишиной — они обе задержали дыхание. — Эй, — раздалось из угла недовольное, — заканчивай играться. У нас не так много времени. Очако отвернулась, резко выдыхая и надеясь, что вышло достаточно неприязненно. Тога цыкнула и отстранилась, закатила глаза, укоризненно тыкая в сторону угла кончиком ножа. — Если так торопишься, можешь сам этим заняться, — в ее голосе прорезались угрожающие нотки. Под конец она почти прошипела: — Ты мне мешаешь. — Побыстрее, я не собираюсь сидеть тут вечность. Очако отметила для себя, что Даби не впечатлился. Жаль. Тога резко развернулась, коротко взмахнула рукой, и у Очако все расплылось перед глазами от сильной пощечины. Щека загорелась легкой болью — наверняка на ней отпечаталась вся ладонь. — Хочу оставить на тебе след, Очако-чан, — улыбнулась Тога. — Твое милое личико создано для ярких красок. Очако гневно взглянула на нее из-под слипшихся ресниц. Та в ответ молча покрутила в ладони нож, деловито оглядывая ее сверху вниз, будто примериваясь. Очако вжалась в стул — в желтых глазах медленно просыпалось знакомое безумие, растревоженное ее беспомощностью. В таком состоянии Тога плохо себя контролировала, а сейчас Очако ничем не могла ей помешать. Их маленький театр мог обернуться настоящими увечьями. Кроме них троих и двух стульев в подвале было пусто — она не могла ничего сказать, не могла попытаться одернуть, в тишине каждый звук отдавался от стен. Даби услышал бы даже шепот. — Будет много крови! — радостно сообщила Тога, многозначительно глядя на нее. Искра безумия погасла, так и не разгоревшись в смертельный пожар. Она обернулась к Даби. — Собираешься и дальше смотреть? Тот мрачно сложил руки на груди и поджал длинные ноги, напряженно выпрямляясь на стуле, но не двинулся с места. — Ты же боишься смерти и пыток, да? Слишком чувствительный, это так мило, — издевательски промурлыкала Тога. Именно поэтому Очако сейчас сидела на этом стуле, а Тога изображала примерную злодейку из фильмов ужасов — Шигараки не доверял Даби. Он вообще никому не доверял. В Лиге никто друг о друге ничего не знал, но о ней — маленьком козыре в героических рядах — были осведомлены только Тога, Курогири и Шигараки. Первая узнала об этом совершенно случайно, молча храня «их маленький секрет», а второй до сих пор чудом не раскололся, сидя в тюрьме, иначе Очако уже давно составила бы ему компанию. Спиннер не знал, кого хватает, потому что ее легенда была идеальной. Уравити не притворялась, она была настоящим героем. Сражалась со злодеями, спасала людей и жила полноценной жизнью — помогала любимым родителям, влюблялась, общалась с бывшими одноклассниками, заводила друзей. Настоящая Урарака Очако металась между собственными принципами и желанием однажды выбраться из всего этого живой. И, по возможности, целой. Урарака Очако когда-то давно так сильно любила родителей, что готова была пойти на все — и потеряла свободу. Урарака Очако по ночам мечтала о Тоге Химико — насквозь больной маньячке, любящей кровь, боль и нелепые милые вещи. Маньячке, знающей о ней все и принимающей ее такой, какая она есть — несмотря на мерзкую правду, проступающую сквозь лживую оболочку. Они были похожи. Они обе были актрисами. Только Тога делала это по своему собственному желанию, а Очако просто однажды забыла, как выглядит ее истинное лицо. Рядом с Шигараки завелась крыса. Кто-то сливал героям информацию прямиком из их теплой преступной компании — все убежища накрывали почти сразу же, стоило Лиге только в очередной раз переехать. Даже когда Шигараки собрал больше людей и разбросал маленькие локальные штабы по всей стране, оставив при себе основной состав и держа все имена и местоположения только в собственной голове, все равно появлялись утечки — маленькие и незначительные, но каждый раз стоившие ему его драгоценных планов. А это значило только одно — крыса была прямо под боком, так близко, что могла подслушать и подсмотреть даже сокровенные мысли, уловить в обрывках разговоров, прочитать в жестах. Даби был темной лошадкой с самого начала, поэтому и в тайну Очако его не посвятили. И теперь ей приходилось тратить время и вживаться в роль жертвы, реалистично отыгрывая плен, потому что Спиннер поймал не того героя. Очако нахмурилась от этой мысли, собирая остатки совести — лучше ее, чем кого-то другого, правда ведь? Любого другого Тога бы убила, не задумываясь, а на руках Очако и так уже было достаточно невинной крови. Даже герои больше не доверяли ей так, как раньше. Все изменилось. Сверху догадывались, что не только у них есть уши в стане врага, поэтому любой информацией делились неохотно. Всем героям, кроме первой десятки, закрыли доступ к полицейским расследованиям, ограничили возможности для связи между собой. Очако не могла ничего сообщить Шигараки уже целых полтора месяца — ее незаметно «пасли» почти круглосуточно: телефон прослушивали, перехватывали интернет-трафик, наблюдали издалека. За каждым геройским костюмом закрепили спутниковый маячок, через который отслеживались перемещения. Единственным способом передать информацию оставалось попадание в плен, но оно вызывало слишком много вопросов — от Лиги мало кто уходил живым и не покалеченным. Очако глубоко вдохнула, внутренне переключаясь, будто ныряя глубоко под воду. Тога наверняка тоже понимала, что в этот раз парой мелких порезов ограничиться не выйдет. Иначе никто не поверит. Она должна была быть просто счастлива — Очако редко позволяла ранить себя всерьез. Поудобнее перехватив рукоятку, Тога двумя долгими движениями рассекла рукава ее костюма от плеча до локтя, глубоко задевая руки. Холодный влажный воздух коснулся голой кожи, из длинных порезов теплыми каплями выступила кровь — Тога специально была неаккуратной, им нужно было зрелище. Достаточное, чтобы впечатлить обожженного фрика. Очако дышала глубоко и размеренно, не сбиваясь с ритма. — У тебя еще есть шанс все рассказать, Очако-чан, — ласково зашептала Тога, резко отрывая повисшую ткань, — куда перевели босса Шигараки? В постели она никогда не позволяла себе такую небрежность. Очако вздрогнула. Мысль еще не успела оформиться, как волна дрожи пробежала по позвоночнику, тяжело осев в животе следом за привычной болью — ощущения выворачивали наизнанку, били прямо в мозг, заставляя чувствовать все наоборот, и сидящая на ней горячая Тога совсем не способствовала нужному настрою. — Я лучше умру, — отозвалась она хрипло. Тога наклонилась совсем близко, коснулась губами уха, спрятавшись за ее волосами, мимолетно лизнула мочку, возбужденно выдыхая, и надавила пальцами на свежий порез. Очако дернула мокрыми от крови руками и зашипела сквозь зубы. Дыхание сбилось, она зажмурилась, сводя вместе колени — совсем не от боли, но со стороны выглядеть должно было именно так. — Я собираюсь снять с тебя кожу, Очако-чан… — Тога перехватила нож левой рукой и задрала порванный рукав на плече. — Ме-е-едленно. Откровенный красный тебе особенно пойдет. Они встретились взглядами — глаза Тоги казались почти черными из-за огромных зрачков, выражение лица было блаженным, как у наркомана, получившего долгожданную дозу. Она часто дышала — грудная клетка вздымалась быстро и рвано. Очако подозревала, что выглядит не лучше, и надеялась, что это сойдет за испуг. Тога моргнула и быстро взглянула в сторону Даби. Дернула плечом, словно извиняясь, и прижала лезвие недалеко от предыдущего пореза. Закусив губу, медленно повела вниз, разрезая кожу. Очако открыла рот, чтобы болезненно застонать, и сразу же закашлялась — горло пересохло, тело в этом состоянии слушалось неохотно. У локтя Тога остановилась, поднесла нож к лицу, завороженно рассматривая кровавые разводы. Высунула язык и широко лизнула лезвие — будто в замедленной съемке. Очако всхлипнула, снова выплывая из транса — Тога не позволяла ей нырнуть глубоко и сбежать, садистски заставляя чувствовать все. — Куда перевели босса? — несмотря на возбужденный вид, ее голос звучал ровно и вкрадчиво. Тога еще не потеряла контроль — это пугало и успокаивало одновременно. — Ничего… — Очако запнулась, тяжело сглатывая, — не скажу… Тога быстро облизала губы, задрожала, прижимаясь теснее. Глубоко вдохнула, принюхиваясь — Очако невольно повторила за ней и уловила тяжелый металлический запах собственной крови. Стянутые запястья совсем онемели, с локтей капало — противный звук раздражал слух, подсознательно нервировал, будто с каждой каплей из нее вытекала жизнь. — Тогда я заставлю тебя плакать, непослушная Очако-чан. От неожиданности Очако захлебнулась в собственном крике. Тога не стала предупреждать — ухватилась за край кожи на плече и неспешно потянула вниз, сдирая ее наживую. Боль была адская — руку жгло и щипало так, будто ее опустили в кипяток, волны агонии нервных окончаний разошлись по всему телу, как круги по воде, ударили раскаленным шилом в мозг, заставляя задохнуться. Слезы брызнули из глаз, потекли по щекам, и Очако забилась на стуле, продолжая кричать. Собственный голос отражался от стен и возвращался обратно с новой болью, но кричать было можно и нужно — в этом теперь и был весь смысл. Оглушительно громко скрипнули по полу ножки стула. Тога остановилась, хищно вскинувшись, и обернулась — Даби копался в кармане, стоя лицом к двери. — Отойду… — он почти проглотил окончание и прокашлялся, его голос дрогнул. — Куплю воды. Поторопись и заканчивай тут. Вернусь через полчаса… Щелкнул замок, торопливо лязгнула дверь. — Сбежал, — удовлетворенно констатировала Тога. Печально вздохнула и деловито поправила окровавленными руками хвостики, пачкая красным светлые волосы. Почти нежно вытерла рукавом ее слезы. Очако откинулась головой назад и закрыла глаза, вся расслабляясь, растекаясь по стулу — она уже решила, что это никогда не закончится, что Тога снимет с нее кожу, и ей придется подохнуть в этом подвале ради сохранения дурацкой легенды. Дергающая боль покалывала обе руки от плеча до локтя, дальше все приятно онемело до самых кончиков пальцев. Это было совсем не хорошо, нужно было шевелиться и уходить, пока Даби не вернулся, но из Очако будто разом вытянули все кости. Навалилась смертельная усталость, даже двигать языком стало тяжело. — Томура опять истерит, — после паузы недовольно сообщила Тога куда-то в воздух. А потом, будто переключившись, обхватила руками ее лицо и ласково спросила: — Где ты пропадала, Очако-чан? Я так волновалась. Даже купила себе игрушку с твоим лицом. Она небрежно вытерла руку о подол юбки и достала из кармана обвешанный брелоками телефон. Порылась пару секунд и продемонстрировала Очако фото чего-то круглого и смутно напоминающего Уравити. Мутная пелена перед глазами мешала рассмотреть получше. — У них новая система слежения за героями, — вяло ответила Очако. — Подозревают всех… Не могу выходить на связь, опасно… — О? — Тога заинтересованно облизнулась и горячо выдохнула, щекоча дыханием лицо. — Так плохая девочка Очако-чан не справляется со своими обязанностями? Мама с папой, наверное, расстроятся? Очако поморщилась и слабо дернула плечами. Напоминание ударило под дых и отрезвило, но это было подло. — Я надрезала очень аккуратно, останется только маленький симпатичный шрам. Может, и не зря я тебя наказала? — насмешливо спросила Тога, поглаживая ее по щеке. Очако подняла на нее тяжелый взгляд, посмотрела в глаза и промолчала. — Ладно-ладно, прости, мне все равно, ты же знаешь! Это ваши с Томурой дела. Я просто расстроена, что мы с тобой теперь так редко… Ты ведь не обижаешься на меня? Ее лицо резко оказалось слишком близко, она притерлась к Очако всем телом, провела языком по нижней губе и отпрянула. Очако сорванно вдохнула, невольно потянувшись следом за теплом и блестящими губами. В груди постепенно разгоралась злость — на Шигараки, на чертового Даби, на Спиннера, героику и, конечно, Тогу. Хотелось прижаться и укусить — мстительно больно, за то, что она сделала. Распустить ее детские хвостики, зарыться руками в волосы и натянуть, заставляя беспомощно обнажить шею. Впиться зубами до крови, оставляя след, который не скрыла бы даже ее причуда. Хотелось заставить Тогу стонать под ней, перехватить контроль, отпуская себя, избавиться от части прилипшей маски хотя бы ненадолго. Побыть жадной и эгоистичной Ураракой Очако, сбросить с себя вечные оковы ответственности за других. Избавиться от навязанных страха и беспомощности. — Может, нам хватит времени? — Тога тесно прижалась грудью и животом, обхватила ее за талию, вынуждая сильнее натянуть связанные за спинкой стула руки. — Ты мне уже снишься, Очако-чан, я так соскучилась по нашим маленьким развлечениям. Этого, — она указала на ее окровавленные исполосованные руки, — мало. Хотя ты так приятно кричала… Тога довольно зажмурилась, по ее лицу скользнула мечтательная улыбка. Наверняка старалась запомнить каждую секунду. — Но мне больше нравятся твои стоны. Она обхватила ее за шею и наконец-то прижалась губами — язык задел кромку зубов, прошелся по внутренней стороне щеки, скользнул глубже. У Тоги был сладковатый химический вкус какой-то конфеты — ядовитый и едкий, неопределенно безумный, как и она сама. Очако прикрыла глаза, агрессивно отвечая — Тога мгновенно обхватила губами ее язык, посасывая, и слабо прикусила. Прошлась теплой ладонью по ключице, обхватила пальцами грудь — сквозь костюм чувствовалось ничуть не хуже, чем по голой коже. Злость и болевой откат притупляли ощущения, но они действительно слишком давно не виделись… Очако гортанно застонала — между ног стало горячо и мокро. Тога была больной маньячкой, которую всегда заводила кровь, но она была ничуть не лучше, если и ее так сильно возбуждали простые прикосновения после всего, что только что произошло. Даже наоборот — ее возбуждало именно это: обжигающе яркая боль, металлический запах теплой крови и собственная беспомощность. Ее жизнь в руках Тоги — это было сладко, притягательно и смертельно опасно. Очаровательно мерзко. Обычные люди — и герой Уравити — должны были испытывать отвращение и ужас. Это было правильно и нормально. Так было принято. Урарака Очако испытывала мрачное облегчение и хотела засунуть свои окровавленные пальцы в болтливый конфетный рот Тоги — так сильно, что даже онемение, кажется, начало проходить. Она не успела удивиться, когда ее так сильно поломало. Когда все, что раньше казалось ужасающе бесчеловечным, стало для нее привычным и приятным? Кто с ней это сделал? Наверное, тогда же, когда нормальный мир вокруг вынудил ее перешагнуть через мораль и превратиться во что-то страшное. Она сама с собой это сделала. Все ненормальное стало нормальным. Все нормальное превратилось в омерзительное — люди, вещи, события. Прекрасная возвышенная героика, добрые милые друзья, хорошие истории, успех и популярность — все это оказалось фальшивкой. Они целовались до тех пор, пока стало не хватать воздуха. — Мне нужно уходить, Даби… Даби скоро вернется, — сказала Очако, неохотно отрываясь. Получилось хрипло и неправдоподобно. Тога хмыкнула, влажно чмокнула ее напоследок и ловко соскочила на пол. Без ее тепла на коленях сразу стало неуютно холодно, вернулась отступившая на задний план боль, затылок пощекотало ощущение нереальности — Уравити неспешно занимала свое законное место в ее голове. Тога разрезала веревки и отвернулась, не глядя на то, как она тяжело разминает затекшие конечности. Обрывки костюма на руках пропитались бурой кровью, дрожащие ноги болезненно покалывало. В подвальные окна падали косые оранжевые лучи — уже вечерело. Прошло не больше двух часов с тех пор, как Очако сюда попала, но в управлении и офисе должны были успеть хватиться. Ей придется объяснять, где она была и как выбралась живой, но разрезанная кожа и некрасиво болтающийся лоскут на плече должны были выйти достаточно убедительными. — Как ты собираешься объяснять ему мою пропажу? — спокойно спросила Очако, выпрямляясь. — Он сам виноват, — легкомысленно ответила Тога. — Это же он ушел, а не я. А ты… выхватила нож, когда я собиралась продолжить, перевернулась в воздухе, разрезала веревки — бум! — ударила меня и удрала через дверь, которую он должен был охранять… Она прервалась и безумно расхохоталась. Ее смех рассыпался по подвалу битым стеклом, у Очако невольно дернулся уголок рта. Это действительно казалось забавным. — Какая ты молодец, правда, Очако-чан? Давай снимем про тебя какой-нибудь фильм! Шпионский! Очако промолчала, растирая руки. Тога продолжила: — Мне что-нибудь передать Томуре? — Я не знаю, куда перевели Все за Одного, — устало выдохнула Очако, — держат в строгом секрете. Поэтому, пока не узнаю, на связь выходить не буду. Кажется, Деку знает, но я не уверена… — Можно я загляну к тебе на днях? — перебила Тога. Очако взглянула на нее — та немигающе смотрела на нее своими желтыми глазами, алчно пожирая взглядом рану на плече. Ее явно больше интересовала личная жизнь, чем какой-то там важный для Шигараки монстр. Пальцы ее опущенных вдоль тела рук подрагивали — как когти хищника, еле сдерживающегося от нападения. — Ты же знаешь, что… — Я достану кровь. Превращусь в кого-нибудь. В кого угодно, Очако-чан, ты только скажи… — быстро затараторила она. — Не надо, — Очако поморщилась, — увидимся позже. Когда я закончу. — Ты никогда не закончишь. Сквозь личину капризной девчонки наконец проступила настоящая Тога — злая и острая, как лезвие ножа. Мелькнула на мгновение и снова спряталась где-то в глубине — ядовитая змея в зарослях безобидных розовых цветов. — Но оно того стоит, правда? — приторно улыбнулась она. — То, ради чего ты позволяешь Томуре тебя использовать? Хотя я никогда не понимала, это же совсем не весело, когда не получаешь удовольствия… Очако развернулась, быстрым движением оказалась рядом и сильно ударила ее ребром ладони по шее под самым ухом, не давая договорить — Тога не успела отреагировать и осела, как подкошенная. Очако поймала ее, мягко укладывая на пол, поправила задравшуюся юбку и мимолетно осмотрела. Обхватила руками тонкую шею, слегка сжимая пальцы, чтобы оставить следы кровавой борьбы. Сердце зачастило — внезапно захотелось сжать сильнее, почувствовать биение жизни под теплой кожей. Очако поспешно отогнала эту мысль. Она и так вырубила Тогу без предупреждения, не оставив шанса попрощаться, ей наверняка такое не понравится. И это тоже было так сладко неправильно, запретно и притягательно — даже в такой ситуации. Даже между ними. Очако подошла к двери, схватилась за ручку и потянула на себя, выходя на улицу. Может, оно в этом и было — ее безумное и неправильное удовольствие. Хождение по лезвию на грани, в густой непроглядной тьме. Неизвестно, кто из них двоих на самом деле был хуже. Она и сама себя давно не понимала.