Взаимопонимание

С тех пор, как Дезмонд узнал, что два великих ассасина вместе, он, казалось, стал замечать и видеть больше. И поражался сам себе – как можно было быть настолько слепым? Или раньше он просто не обращал внимания на их слишком тесное общение, улыбки и тихие беседы, слишком сосредоточенный на том, чтобы выжить на мучительных тренировках? Хоть Майлс и напоминал себе ежечасно, что ему не стоит вмешиваться в чужие отношения – тем более после того внушения, что сделал ему Эцио на крыше поместья – он нет-нет, а задерживался взглядом на этой паре. Ну в самом деле, как можно было не пялиться, если они так идеальны друг с другом? Да они, черт возьми, понимали друг друга с полувзгляда! И, глядя на них, современному ассасину тоже начинало хотеться какой-то душевной теплоты, понимания и ласки. Нет, его предки уделяли ему внимание и заботились о нем, как умели, но… становясь случайным свидетелем тех взглядов, которыми обменивались мастера, Дезмонд против воли начинал мечтать о том, чтобы найти и себе такую родственную душу. – У вас всегда было такое взаимопонимание? Терзавший душу вопрос все же вырвался в один дождливый вечер, когда их импровизированная семья собралась у камина. Прикрывший глаза Альтаир лежал на диване, устроив голову на коленях сидевшего Эцио, который читал вслух что-то из современной поэзии, перемежая стихотворные строчки своими едкими комментариями. Оба улыбались и выглядели вполне расслабленными и довольными жизнью ровно до тех пор, пока голос потомка, устроившегося в кресле, не вмешался в их общение. Итальянец отложил книгу и прикусил губу, а араб сел прямо, чинно сложив руки на коленях. – И? – заинтригованный, поторопил их Дезмонд. – Ну… – оба ассасина явственно замялись, переглянулись и как-то смутились. Повисла пауза, а пока мастера раздумывали над ответом, перед глазами Майлса вдруг пронеслись воспоминания – и не только его… *** …Откуда-то со второго этажа раздался жуткий грохот, и только что вернувшийся Дезмонд инстинктивно дернулся в сторону. Потом, конечно, упрекнул сам себя – ну что ужасного могло случиться в этом доме? Это все тренировки с ассасинами, учащими его все время быть начеку и ожидать подвоха… Грохот повторился, и Майлс, заинтересованный, торопливо взбежал вверх по лестнице. До сих пор у него не было времени подробно изучить особняк – Эцио провел ему краткую экскурсию, но особо не вдавался в детали, поэтому потомок запомнил только самые посещаемые из комнат, из-за чего сейчас с особой осторожностью приоткрыл тяжелую дверь рядом с библиотекой. В полутьме ничего было не разглядеть, но раздавшийся чих и последующее шмыганье носом убедили бывшего бармена, что он не ошибся. – Чертова картинная галерея, – раздалось сердитое бурчание, и Дезмонд отправился на звук, медленно проходя вглубь помещения. – Альтаир? – неуверенно спросил он, заметив гибкий силуэт. Фигура резко развернулась и ослепила его ярким светом крошечного фонарика, заставив отшатнуться и прикрыть рукой глаза. – Дезмонд, не подкрадывайся так тихо, – сирийский мастер отвел луч фонаря и покачал головой. – Сами же учили меня быть незаметным, – огрызнулся Майлс, подходя ближе к предку. – Значит, мы были хорошими учителями, – находчиво отозвался невозмутимый сирийский мастер. Он опустился на какой-то ящик и вытянул одну ногу, тяжко вздохнув. – А что ты тут делаешь? – сменил тему Дезмонд. Проследив за лучом света, он увидел ряд картин на стене, огромный шкаф с множеством свитков и, вероятно, еще картины, только завернутые в бумагу и стоявшие то тут, то там. Выглядело это все, будто они попали в музейное хранилище. Ла-Ахад удивленно посмотрел на него и обвел фонариком помещение, позволяя рассмотреть его размеры – они находились в огромной зале, занимавшей, наверное, половину этажа. – Картинная галерея Эцио, не узнал, что ли? Он скоро притащит новую партию, а я полез расчистить место и заодно найти один старый свиток, но запнулся и, кажется, растянул ногу. – А зачем ему эти картины? – насколько потомок мог заметить, ими были увешаны все стены, а нераспакованные небольшими кучами размещались прямо на полу. – Да привычка у него такая – обустраивать свое жилище самым уютным образом, – вздохнул мастер, потирая пострадавшую конечность. – Со времен Средневековья собирает всевозможные картины и чертежи различных мастеров. Причем не просто собирает – обязательно развешивает по всем свободным стенам. Помню, как римское братство умоляло меня поговорить с их наставником – в убежище невозможно было находиться… Ты, кстати, видел галерею его жертв? – Нет, – удивленно выдохнул Майлс. – Зайди как-нибудь, – посоветовал Альтаир, махнув рукой в сторону двери на соседней стене. – Впечатлишься. Много очень интересных людей. – Непременно, – видимо, шок Дезмонда был слишком явным, потому что сириец рассмеялся и протянул ему фонарик: – Не поможешь? Мне нужен свиток Никколо Макиавелли о государственности. Будь добр, проверь третью полку того стеллажа. – Зачем он тебе? – забрав у мастера фонарик, потомок принялся перебирать тонкие, хрупкие свитки, стараясь не думать о том, что этим рукописям больше пятисот лет, и за любую из них все музеи и коллекционеры мира дрались бы не на жизнь, а на смерть. – На днях у нас с Эцио вышел забавнейший спор, в котором мы и вспомнили о трудах Макиавелли. Причем Эцио был уверен, что именно он правильно трактует высказывания философа, потому как жил в то время и дружил с Никколо лично. – Так почему бы не попросить его самого найти этот свиток? – Потому что, к моему счастью, Эцио поднимается сюда раз в лет триста. И если он заметит, что его картинам мало места, он освободит под них еще зал, затем еще, а потом мы больше никогда не увидим чистых стен этого прекрасного поместья, – безмятежно поведал Ла-Ахад. – А если сказать ему, что… – начал было Дезмонд, поворачиваясь с найденным свитком в руках, но наткнулся на ласковую улыбку арабского ассасина. – Скажешь ему – и мы с тобой отправимся всю ночь бегать вокруг Монтериджони, – ровный тон Альтаира никак не вязался с угрожающими словами, от которых по спине Дезмонда побежали мурашки. В темноте носиться вокруг крепостной стены, до посинения наматывая круги и пытаясь угнаться за выносливым арабом? – Никто и никогда не узнает об этом. *** – И зачем мне это? – Эцио озадаченно смотрел на протянутое ему полотно с его собственным изображением, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Дезмонд удивленно поднял брови, не особо понимая вопроса. Он, значит, отдал художнику в городе почти все свои сбережения, чтобы тот постарался над картиной, имея далеко идущие замыслы – задобренный Эцио не слишком сильно будет гонять его на тренировках – а итальянец не выражает никакого восторга? – Как зачем? Ты же собираешь картины, вот я и решил… Справа раздался сдавленный смешок, и в глазах наследника поместья Аудиторе мелькнуло понимание. – Кажется, я знаю, благодаря кому ты решил. Альтаир! – грозно рыкнул флорентиец. Дезмонд отступил назад, резко вспомнив, что перед ним один из великих мастеров-ассасинов, с которыми шутки плохи. – Что, красавец? – в голосе остановившегося в двух шагах от них араба сквозили безмятежность и умиротворенность. – Какого дьявола ты издеваешься над Дэзом… и надо мной? – обрушился на Ла-Ахада пылкий итальянец. – Я уже сколько лет картины не собираю?! – А куда ты уезжал? – оторопел Майлс, отчего удостоился прищуренного взгляда от Эцио. – К потомку своей сестры Клаудии! Юноша – молодой талантливый художник, он считает меня своим дядей и дарит мне свои лучшие картины! – Ну, заметь, я почти не соврал, когда сказал, что он отправился за новой порцией картин, – философски подметил Альтаир, по-прежнему с легкой улыбкой взирающий на размахивающего руками итальянца. – Сколько лет ты еще будешь мне припоминать это увлечение?! – Да ладно тебе, ну пошутил немного, – развел руками сирийский мастер. – У тебя же действительно одно время пунктик был на картинах – отовсюду их домой тащил! – А сам-то?! Сколько лет я тебя отговаривал развешивать Кодекс по стенам спальни?! – Это мой Кодекс! – А это мои картины! – Так, ну все, – хлопнув себя ладонью по бедру, Альтаир приблизился к пылающему праведным гневом Эцио и, перехватив его руки и сжав в своих, уверенно поцеловал итальянца. Дезмонд почувствовал, как щеки медленно начинают гореть, и торопливо отвел взгляд, уговаривая себя не пялиться, но краем глаза все равно видел, как Аудиторе пару раз дернулся и затих, весь свой запал перенаправив в поцелуй. Пару минут в гостиной царила тишина, нарушаемая дыханием и характерными звуками, и Майлс уже подумывал потихоньку смыться отсюда, как ассасины оторвались друг от друга. – Дезмонд, номер художника-то не убирай далеко – хороший мастер, надо будет заказать ему нарисовать нас всех вместе, – бросил Ла-Ахад, широкими шагами направившийся в сторону лестницы на второй этаж. – А мой портрет тоже оставь – обязательно повешу его в спальне, напротив кровати, – мстительно добавил Аудиторе, руку которого араб так и не отпустил. Два тяжких вздоха слились в один: Альтаира – от возможной перспективы лицезреть сие творение почти каждое утро, и Дезмонда – от стопроцентной перспективы слушать ночь напролет то, как араб будет убеждать итальянца выбрать другое место для картины. *** – Ты в своем уме? Эцио вынырнул из роскошного бюста одной из куртизанок и обвел пьяным взглядом окружающее пространство. Альтаир дождался, пока глаза итальянца сфокусируются на нем, скрестил руки на груди и приподнял бровь, ожидая объяснений. – О, Альтаир! – громко поприветствовал собрата Аудиторе. – Девочки, познакомьтесь – это Альтаир, ему 400 лет, но он выглядит на 26! Кто-нибудь когда-нибудь спал с арабом? А попробовать?! Звонкий девичий смех поддержал веселого флорентийца, и несколько куртизанок, шурша юбками, приблизились к сирийскому мастеру. Альтаир бросил на красоток пренебрежительный взгляд, заставляя застыть на месте. – Дамы, вам пора, – голос мастера звучал мягко, но убедительно. Часть девушек понятливо скользнули за дверь, но трое самых уверенных остались, облепив довольного Эцио. – Эй, не хочешь – не надо, но выгонять-то девочек зачем? – пылко возмутился юноша. – На улице темно и холодно, где твое воспитание? И вообще, не хочешь девочку – приведем мальчика… – Я не хочу ни мальчика, ни девочку, – сквозь зубы процедил араб, вытаскивая потомка итальянских дворян из жарких объятий. Возмущение девушек было быстро подавлено мешочком монет, что Альтаир снял с пояса наследника семьи Аудиторе и бросил красавицам – те испарились в мгновение ока. – Ну вот, – разочарованно вздохнул Эцио и повис на шее мастера, жарко шепча и глядя расширенными зрачками в золотые глаза: – а кого ты хочешь? Клянусь Девой Марией, только скажи… – Тебя, Эцио. Я хочу тебя, – раздосадовано бросил Альтаир, оглядываясь через плечо, чтобы прикинуть расстояние. Ему нужно было дотащить пьяное тело хотя бы до гостиной, где стоял диван, и уложить этого ассасина-пьянчужку отсыпаться. – Я хочу видеть тебя трезвым и… Что там «и», никто из них так и не узнал: когда Ла-Ахад повернул голову обратно, его приоткрытый рот накрыли горячие губы, а к его языку прикоснулся чужой, уверенный и настойчивый. Альтаир замер, позволяя Эцио усилить напор, и только спустя бесконечно длинную минуту смог заставить себя отвернуться, разорвав это странное касание. – Так-то лучше, – выдохнул итальянец, уткнувшийся ему в шею. – Подожди, Эцио, ты не так меня понял… – торопливо начал было сириец, но Эцио уже не слушал: отодвинув его голову, Альтаир понял, что тот заснул на ходу, при этом крепко обняв своего почти наставника. Кряхтя и отфыркиваясь, Ла-Ахад дотащил бесчувственное тело до дивана и вместе с ним рухнул на мягкие подушки. Нет, ему вовсе не понравился поцелуй, вовсе не было приятно лежать на сильном теле, вовсе не нравилось касаться кожи Эцио… Аудиторе сонно простонал и крепче сжал объятия, лишая мастера возможности освободиться, и арабу пришлось устроиться в крепких руках и попытаться заснуть в таком положении. И едва ли не впервые в жизни Альтаир был готов обратиться к Отцу Понимания в просьбе направить его. *** Еще на подходе к вилле Аудиторе Дезмонд почувствовал, что что-то не так – было ли это пресловутое чутье ассасинов, или о неладном ему подсказали распахнутые входные двери и свет во всех окнах поместья? Он осторожно заглянул в двери и никого не увидел, зато ясно расслышал тот изумительный звук, с которым два остро заточенных лезвия сталкиваются между собой. Приготовив скрытый клинок, современный ассасин ворвался в дом, вихрем пронесся по холлу и застыл на пороге гостиной. В центре чудом не разнесенной комнаты упоенно сражались Альтаир и Эцио, то и дело обмениваясь шутливыми замечаниями и стараясь задеть друг друга. – Вы чего тут устроили? – рявкнул Майлс, забыв, что разговаривает с людьми в десятки раз старше него. О каком тут вообще почтении может идти речь, когда они ведут себя, как дети малые?! – Мы поругались, – не оборачиваясь, пояснил Ла-Ахад, и тут же пригнулся – меч засмеявшегося итальянца просвистел на том месте, где секунду назад была голова араба. – Не теряй бдительности, любовь моя, не то получишь еще один шрам, – язвительно посоветовал Аудиторе, отпрыгивая в сторону от рубящего удара и тут же атакуя в ответ: сирийцу пришлось крутиться на месте, отбивая серию колющих выпадов, но он отыгрался, в три удара оттеснив Эцио с центра к противоположной стороне комнаты. – И зачем сразу драться? Разве пары в такие моменты обычно… Ну, не знаю, бьют посуду? – Дезмонд потер лоб, чувствуя, что у него начинается головная боль из-за его предков. Те, однако, не собирались сдаваться и прекращать драку: двигаясь плавно и изящно, они выскочили в холл поместья, где было гораздо больше свободного места. – Зачем бить посуду, если можно устроить поединок? – задорно крикнул Эцио, вспархивая на лестницу и держась одной рукой за тонкие перильца ограждения второго этажа, а другой ловко отбивая выпады взлетевшего по колонне Альтаира. – Действительно, – закатил глаза современный ассасин. Аудиторе спрыгнул вниз – и битва закипела с новой силой: теперь противники устремились в сад, все так же подкалывая друг друга и разбивая благостную тишину ночи звоном оружия. Майлс тяжело вздохнул и, несмотря на желание понаблюдать за боем, отправился в свою комнату – спать хотелось очень сильно. Смысла в этом сражении он все равно не видел: зачем биться, если никто из них никогда не одержит победу? Оба его предка великолепно владели мечом, оба были идеальны и прекрасно дополняли друг друга, однако выиграть точно не мог ни один. Зачем тогда устраивать подобные стычки? Какой в них смысл? Но вскоре, засыпая под шумы и смех с улицы, Дезмонд вдруг подумал, что нашел ответ. Даже двум величайшим мастерам иногда бывает скучно. *** – Тебе не кажется, что библиотеку пора уменьшить? – недовольно прошипел Эцио, потирая макушку – ему на голову только что приземлилась пухлая книжка, слетевшая с верхней полки огромного шкафа. Альтаир, балансировавший рядом на лестнице, одарил ассасина прищуренным взглядом. – Ни за что. – Меня терзает сомнение, что место здесь скоро закончится, и придется расширять библиотеку за счет столовой, – угрюмо поделился соображениями Аудиторе, протягивая беглянку обратно арабу. Ла-Ахад пожал плечами, принимая книгу и водружая ее на полку. – Если закончится место здесь – я продолжу собирать библиотеку в святилище. – Ну уж нет, – воспротивился итальянец, наблюдая за тем, как Альтаир переходит к следующей полке, бережно и любовно перебирая старые книги. – Как ты себе это представляешь: перемежать статуи великих мастеров братства твоими книжными шкафами? – Тогда придется занять одну из спален, – хладнокровно произнес Ла-Ахад, пробежавшись пальцами по корешкам и подцепив один увесистый сборник в кожаной обложке. – Или сразу отдать тебе все поместье, чтобы ты заставлял его в свое удовольствие. К чему тебе вообще столько книг?! Эцио импульсивно всплеснул ладонями. Альтаир никак не отреагировал, открыв книгу где-то на середине и вчитываясь в мелкие буквы косых строчек. Итальянец раздраженно выдохнул, пробурчал себе под нос пару проклятий на ослиное упрямство некоторых арабских ассасинов и круто развернулся, собираясь выйти прочь. Невозмутимый голос сирийского мастера нагнал его уже у выхода из огромного танцевального зала, что они отвели под библиотеку, и заставил замереть на месте: – Чтобы не забыть прожитые года. В том числе, прожитые с тобой. И теплые руки, вскоре обнявшие флорентийца со спины, в очередной раз убедили Эцио в том, что Альтаир не променяет его ни на одну библиотеку мира. *** Дезмонд искренне радовался тому, что сон – единственная оставшаяся у него вещь, которую его садистски настроенные наставники не могли у него отобрать. Альтаир, конечно, время от времени бурчал на тему того, что в его время ассасинов с малых лет тренировали спать не больше четырех часов в сутки, но тут за несчастного потомка вступался Эцио, который сам после очередной миссии – или весело проведенной ночи – любил отсыпаться часов двенадцать. Эти споры могли бы продолжаться вечно, пока однажды Ла-Ахад сам не проспал утреннюю тренировку и не выбрался из спальни лишь ближе к полудню. Аудиторе, проснувшийся немногим раньше, сыто ухмылялся и щурил глаза, провожая удовлетворенным взглядом идущего напряженной походкой старшего. И пускай весь следующий день Дезмонду пришлось исполнять самые идиотские капризы довольного собой Эцио и вычистить до блеска все его снаряжение, потомок не жалел о заключенной с ним сделке. Возможность спать хотя бы шесть часов в сутки стоила любых жертв. И когда посреди ночи громкие крики вырвали его из желанных объятий Морфея, Майлс был готов порвать нарушителей спокойствия на мелкие кусочки. Попытка малодушно спрятаться под подушкой не принесла ровным счетом ничего, и, раздраженный, Дезмонд резко сел в постели и откинул одеяло. Нет, видимо, придется сходить и узнать, что его отбитые предки устроили на этот раз. Только в коридоре до сонного мозга ассасина дошли две вещи: первое – кричали оба предка. Если бы на виллу напали, мастера сражались бы сосредоточенно и молча, поэтому такой вариант можно сразу откинуть. Но что же тогда заставило их так кричать? И следом пришло второе осознание: Дезмонд не понимал ни слова. Это уже было куда интересней, потому что предки, похоже, говорили на своих языках. Конечно, импульсивный Аудиторе и в обычное время периодически сбивался на родной язык, поясняя, что ему так проще выражать эмоции. Но Альтаир, до этого ни разу не изъяснявшийся на арабском, а теперь – кричавший что-то явно негативное… В два счета добравшись до спальни сирийского мастера, Майлс для приличия стукнул кулаком в дверь и сразу распахнул ее, находя взглядом развалившихся на ковре ассасинов. На ковре перед телевизором и с геймпадами в руках. На экране мигало «GAME OVER», а предки продолжали с жаром доказывать игре и друг другу, кто не прав и кто выиграл – каждый по-своему. – Вы, черт возьми, издеваетесь? – Дезмонд! Надеюсь, ты ничего не нахватался, – ахнул Эцио, в картинном шоке прижимая ладонь к губам. Майлс вскинул бровь, безмолвно прося пояснений, на что Альтаир чуть смущенно хмыкнул: – Наши речи были… не слишком приличными. – Ну-ну. Это еще мягко сказано. Все знают о том, что восточные люди ругаются очень цветисто, но то, какие конструкции складываешь ты… – Эцио! – одернул своего любовника сирийский мастер, после чего перевел виноватый взгляд на стоявшего в дверях нахмуренного Дезмонда: – Мы разбудили тебя? Извини. – Будешь? – Эцио протянул ему геймпад, улыбаясь светло и невинно. – Я вас ненавижу, – Майлс закатил глаза, но прошел в комнату и плюхнулся рядом с предками, забирая у Эцио устройство. – Только попробуйте разбудить меня завтра на тренировку раньше десяти! – Мы будем играть до утра, а с рассветом отправимся на занятие, – в тоне Ла-Ахада сквозило удивление, словно мастер изумлялся тому, как можно было думать иначе. Дезмонд бросил на него тяжелый взгляд и нажал кнопку, на старте врезаясь в машину араба. Тот не успел ахнуть – во весь экран снова всплыла раздражающая надпись, возвещающая о провальном окончании игры. – Дезмонд… – ассасин развернулся к потомку и угрожающе прищурил глаза. – Я собирался поставить рекорд… – Не дай ему это сделать – и завтра можешь спать до двенадцати, – жарко прошептал на ухо Майлсу его итальянский предок, и парень решительно кивнул, начиная новую сессию. – Если выиграю я – вы оба будете неделю слушаться меня и выполнять мои указания, – холодно бросил сирийский мастер, неотрывно следя за движением на экране. – Как ты можешь так издеваться над членами своей семьи, – ужаснулся Эцио, выглядывая из-за плеча Дезмонда. – Да уж, поистине семейная обстановочка на вилле Аудиторе – это когда можно услышать итальянские и арабские маты одновременно… – задумчиво пробормотал потомок, сосредоточенно давя на кнопки… *** – … Ладно, я понял, можете не отвечать, – вздохнул Дезмонд. Воспоминания, что ворохом пролетели перед его глазами, убедили его, что полнейшего взаимопонимания не бывает даже у тех, кто прожил не одну сотню лет вместе – чего уж стоит желать простым людям? Альтаир и Эцио вдруг синхронно поднялись с мест и пересели к нему, обняв потомка за плечи. Одинаковые понимающие улыбки появились на похожих лицах. – Дезмонд, невозможно полностью узнать человека, сколько бы лет ты с ним ни провел, – мягко произнес сириец. – В каждом из нас тысячи тайн и загадок, миллионы идей и вариантов поведения… – В этом и прелесть жизни, – кивнул Аудиторе. – Каждый раз мы узнаем друг друга заново, открываем что-то новое – и нам никогда не наскучит это. – Но вы уже так долго живете вместе… – грустно вздохнул потомок. – И за нашими плечами лет прожитых больше, чем претензий к сожителю, – ласково рассмеялся Эцио. – Не ищи идеального взаимопонимания – ищи человека, с которым будешь готов строить его. – Главное, чтобы твой человек не оказался тамплиером. Тогда отношения будут весьма проблематичными, – вставил Альтаир, отчего тут же схлопотал удар по плечу. – Не слушай его, главное – это любовь, а уж переманить твоего избранника на нашу сторону мы поможем, – заговорщицки прошептал Эцио, заслужив возмущенный взгляд Ла-Ахада. – Ну уж нет, никаких тамплиеров в моем доме! – Не переживай, Дэз, я с ним договорюсь, – прощебетал итальянец, сияя улыбкой. – Мы, как родители, примем любой твой выбор… – Да ну вас, – окончательно смутился современный ассасин и торопливо поднялся, почти что бегом направляясь в сторону лестницы. – Нечего издеваться! – Мы любим тебя, малыш! – крикнул ему вслед Эцио, крепко обнимая недовольно пыхтевшего что-то Альтаира. Дезмонд только закатил глаза и ретировался в свою спальню. Но какие бы чувства ни вызывали у него пара ненормальных почти бессмертных легендарных мастеров, Майлс не сомневался в этих словах. Как и в том, что тоже любит своих предков. И надо бы придумать, как отомстить Аудиторе за эту шуточку с родителями и чрезмерной опекой…