Репутация: Джон и Холмсы

      Майкрофт поджимал губы, в очередной раз пытаясь скрыть тяжёлый вздох. Глаза он уже не закатывал, это делал за него Джон, у которого подрагивали уголки губ, в попытке сдержать улыбку. Его друг детства и единственный — в силу характера, который не каждый мог вытерпеть — друг, Майкрофт Холмс как всегда пытался контролировать эмоции, считая, что они только мешают разуму. Иногда Джон был с этим согласен, а иногда почти ненавидел его, когда он чересчур перегибал палку со своим снобизмом и казался совсем уж бессердечным ублюдком. К счастью обоих, такое случалось нечасто, да и сам Джон Хэмиш Ватсон давным-давно, ещё в юности научился распознавать эмоции друга. Вот и сейчас, Майкрофт сдерживался, но Джон знал: он просто был встревожен недавним событием.       — И почему тебя всегда тянет влезать во все драки и авантюры, о которых ты только слышишь? — по-прежнему поджимая губы, наигранно незаинтересованно спросил Холмс у Джона. — Ты взрослый человек, уважаемый военный врач, а всё ещё ведёшь себя как мальчишка. — Майкрофт скривился. Эта черта характера знакомого как пальцы собственных рук человека, неимоверно его раздражала. В юношестве дружба с ним не раз и не два могла стоить ему репутации.       Старший сын семьи Холмсов чуть не с пелёнок считался гением, и таковым и был. Развивался не по годам сообразительный и умный, и ещё до школы понял, что в мире людей репутация — это всё. Ведь именно репутация отвечала за круг общения и жизненные возможности. Поэтому в одной из элитных школ Великобритании уже в первом классе Майкрофт старался поддерживать хорошие отношения буквально со всеми. От профессоров, обучавших юных дарований азам наук, зависели рекомендации, от соучеников — отношения с важными в будущем людьми. Ведь именно в элитных школах обучались дети влиятельных родителей, и если у них не было природных талантов, эти таланты им прививали. Так что Майкрофт не позволял себе совершать поступки, которые могли бросить на него тень отчуждённости, и активно обрастал связями.       Конечно, отчуждённость всё-таки была. Холмс был не просто умён, а слишком гениален, даже по меркам профессоров учебного заведения. И это вызывало некоторую зависть со стороны соучеников. Однако в их обществе не принято было гнобить такие таланты, а напротив, стараться всячески налаживать с ними связь. Несомненно, Холмс должен был добиться многого в жизни, и это могло пригодиться тем, кто рассчитывал связью с ним однажды воспользоваться в нужде. В их обществе вообще все друг друга не более чем использовали. Так что репутация в действительности стоила дорого, в отличие от доверия…       Как в такое общество юных дарований элиты попал по-своему хитрый, но добрый, отзывчивый и честный Джон Хэмиш Ватсон, Майкрофт долго не мог понять. Пока благодаря связям не узнал о победе Джона в какой-то благотворительной дошкольной олимпиаде для детей простых семей, гарантировавшей бесплатное обучение в одном из лучших заведений. Джон победил, кажется, случайно, и победе и сам был не рад. Ведь дети элитного заведения, как и все их понятия об обществе, как их восприятие мира, Ватсону были чужды. Репутация? Какая репутация могла быть у простого мальчишки, без денег, связей и известных родителей? Никакой. Он учился, и учился прилежно, нелегко, но справляясь с уровнем знаний и воспитанием, поддерживаемым в элитной школе. Понимал, что такой шанс выпадал раз в жизни и означал возможности, которых у него не было бы, не выиграй он конкурс. Однако в школе он был беспросветно одинок. С ним даже не пытались заговаривать сверстники. Разве что по делу или просьбе профессоров. До Джона никому не было никакого дела. По сути, его лишь терпели по приказу то ли спонсоров, то ли правительства, кого-то, кто и организовывал благотворительную дошкольную олимпиаду.       Майкрофту тоже не было до Джона никакого дела. Совсем. Но сверстника, упорно сопротивлявшегося возникшей вокруг него действительности, Холмс уважал. Тот не скрывал тоски и одиночества, но не пытался никому навязаться и упорно осваивал школьную, слишком сложную для него, программу. Наверное, Майкрофт тоже был бы среди тех, кто Джона игнорировал, но он думал, что связи пригодятся во всех слоях населения Великобритании, даже среди простых, не отягощённых умом и властью, да даже просто звонкой монетой, людей, а потому был практически единственным, за исключением профессоров, кто с ним общался.       Да, Джон никогда не был гением. Был только смекалистым и исполнительным. Но всё же у него, совсем не глупого мальчика, хватало ума, чтобы при общении с Майкрофтом не надеяться на дружбу. Всё изменил случай. Несчастный случай, после взрыва в одной из научных лабораторий учебного заведения, где любили экспериментировать старшеклассники. Когда взрывной волной выбило стёкла, Майкрофт как раз прогуливался под окнами. Джон был поблизости, и пока Холмс соображал, где и что взорвалось, он на одних инстинктах, сбил гения с ног, тем самым спасая от больших осколков стекла. Майкрофт тогда смотрел на довольного Джона, которому досталось вместо него более мелкими осколками стекла, чем те, которые в него летели, и понимал, что жив только благодаря этому честному и отзывчивому мальчишке.       — Ты рисковал своей жизнью, осколки могли убить тебя. Зачем ты меня спасал? — спросил тогда Майкрофт. Но Джон, не дожидаясь врачей, вытаскивавший осколок из мелкой ранки на ступне, лишь беззаботно пожал плечами:       — Я об этом не думал. Я видел, что стекло летит в тебя, и не мог просто стоять и смотреть.       Бесстрашие и наиглупейшая, но благородная самоотверженность Ватсона тогда так поразили юного Майкрофта Холмса, что он неожиданно для себя проникся к нему не только благодарностью, но и доверием. А с доверия началась и дружба.       Порой оба о ней жалели, ведь Майкрофт, по мнению Джона, был просто невыносимо упрямым, самоуверенным и самодовольным снобом. А сам Ватсон, по мнению Холмса, был невыносимо шумным, подвижным и эмоциональным болваном, которому на месте не сиделось. Вокруг Джона постоянно что-то происходило. То драка случится — и это в элитной школе-то! — и Ватсон влезет из благородных побуждений, то разобьётся какая-нибудь коллекционная ваза древних мастеров, то он пожилого профессора найдёт мёртвым. И, конечно, раз Джон оказывался поблизости, обвиняли его, а Майкрофту приходилось, порой с трудом, доказывать непричастность друга к событиям, ведь малейший проступок того, мог стать поводом для отчисления. Сам Холмс постоянно попадал в ситуации, из которых его выручал Джон. То из окна вывалится, и Ватсон едва-едва успеет его схватить, то собаки, охранявшие отдельные территории школы, ни с того, ни с сего нападут, и именно Джон поможет от них отбиться, то ещё что-нибудь случится, такое же нелепое, то, что гениальный ум Майкрофта не мог предвидеть. Конечно, признавать досадные недоразумения собственными оплошностями гордость не позволяла обоим, так что при каждом удобном случае они препирались, весьма витиевато высмеивая умственные и физические способности друг друга, но всё равно никогда не ругались всерьёз. На них косились, об их странной дружбе шептались. И в некоторых вопросах идеальная репутация Холмса не раз и не два становилась под вопрос, но хоть они оба ворчали, поминая карму недобрым словом, но дружбу всё же ценили высоко.       Только школа кончилась. И в тот момент, когда Майкрофт подумывал в какой университет пойти учиться, чтобы друг смог потянуть, но и ему самому скучно не было, Джон пришёл и сообщил, что хочет учиться на военного врача. Холмс тогда, наверное, впервые дал волю чувствам и долго ругался, распинаясь о тупицах-военных, об уровне военной медицины, о том, что это опасно и не для Ватсона. Но… тот был так же упрям и непреклонен, как и Майкрофт, а Холмс не признавал этого, но понимал: это действительно подходит его другу по характеру и нраву больше, чем любой университет мира.       Так пути друзей разошлись, но дружба не кончалась. Они встречались, созванивались, переписывались. Хотя времени особо не было на это. Майкрофт стремительно поднимался по карьерной лестнице в спецслужбах страны. Джон набирался опыта, и всё больше ценился как квалифицированный военный врач. Холмс, благодаря профессии и связям знал, что происходит с другом. Ватсон знал, что у друга всё хорошо, благодаря его звонкам и малейшим изменениям в тонах его голоса, по которому тоже умел распознавать его чувства.       Когда Джон согласился лететь служить во Вьетнаме, в одной из горячих точек мира, где постоянно воевали, Майкрофт подумывал остановить его силой своего влияния, которого добился. Но он понимал: друг, если узнает — не простит, а он узнает, просто по взгляду при первой же встрече, если, конечно, он не решит Ватсона избегать. Он мог бы пойти и на это, лишь бы уберечь друга от опасностей войны. Но Джона ему не хватало все те годы, в которые они из-за занятости едва-едва поддерживали связь на расстоянии. Так что рука так и не подняла телефон, по которому только и стоило сделать пару-тройку звонков.       Джон улетел на войну, а через несколько лет вернулся с ранением. Майкрофт несдержанно, совсем несвойственно себе, нервно метался по своему кабинету, когда о ранении ему донесли, сожалея всё же, что не совершил тогда пару злополучных звонков. Но всё обошлось. Поэтому, когда Джон вернулся в старый добрый Лондон, Холмс сумел выбить себе окно в весьма плотном рабочем графике, чтобы с другом встретиться.       Он ожидал увидеть сломленного войной и ранением человека, но… увидел лишь совсем не изменившегося, разве что рано поседевшего такого знакомого и родного Джона, который даже сильно хромая на одну из ног, не задумываясь, отбросил костыль и бросился бежать за парой уличных воришек, выхвативших сумочку у весьма привлекательной особы. Воришек ждали подельники, так что Джон, позабыв о своей психосоматической хромоте, самоотверженно налетел на мелкую банду, получив пару-тройку обидных синяков. Но, конечно, воришки не были ровней профессиональному военному — пусть и врачу — побывавшему на настоящей войне, и сумочка была отбита и возвращена миловидной хозяйке. А Холмс, скрывая беспокойство, снова раздумывал о том, что такой друг ставит под сомнение его репутацию в очередной раз. Ведь его подчинённые привыкли к тому, что он способен предвидеть даже такие ситуации, как кража женской сумочки у него на глазах, и предотвратить их.       — Майкрофт, перестань ныть! — прикладывая к побитой скуле сухой лёд в пакетике, взятый в ближайшем кафе, Джон на укоризну друга лишь привычно фыркал. — Всего лишь синяки…       — И номер телефона той мадам, чью сумку ты с боем вернул, после забега по Лондону, — ехидно дополнил Холмс, не дрогнув, делая глоток дрянного кофе, будто именно такой и пил по нескольку раз в день.       — Тебе тоже не помешало бы подумать о личной жизни! — снова фыркнул Джон, тут же делая вид, что только что что-то вспомнил: — Ах да, я забыл! Ты же женат на работе!       — На Великобритании, — невозмутимо поправил Майкрофт, тут же усмехаясь и задумчиво добавляя: — В любом случае, бегать через треть города за сумочкой не самой привлекательной мадам только за тем, чтобы получить её номер, я не готов. Если бы я хотел познакомиться с этой стервой, я бы просто, проходя мимо, задел её плечом. Не сомневаюсь, она сама бы сделала всё, чтобы познакомиться со мной… через суд.       Джон вздохнул, мысленно выкидывая номер телефона в мусорный бак. Раз Майкрофт сказал, что стерва, значит стерва. Уж что-что, а читать людей как открытые книги Холмс умел. И хотя Джон ничего не имел против стервозных женщин, они всё-таки ему не подходили, потому что с войны он вернулся нервным из-за пережитого, и из-за преследующих его проблем со сном.       — По-твоему я, конечно, должен был просто смотреть на кражу?! — вопросительно вскинул бровь Ватсон, вернувшись мыслями к другу.       — Такие вопросы должны решаться, — Майкрофт замялся, подбирая приличное определение полиции Скотланд-Ярда, — более компетентными людьми, в чьи обязанности входит…       — Майкрофт! — не выдержав, воскликнул Джон, чтобы Холмс прекратил читать ему то ли лекции, то ли нотации. Он, конечно, тоже скучал по другу, но не настолько. Майкрофт вздохнул, легонько качая головой и едва сдерживая улыбку:       — Столько лет прошло, а ты совсем не изменился, Джон. Всё те же попытки геройствовать…       — Ты тоже всё также морщишь лоб, пытаясь умереть за репутацию, — со смешком парировал Ватсон, улыбаясь совершенно открыто.       Но такой настрой между старыми друзьями долго висеть не мог, ведь оба не любили такие моменты. Майкрофт интересовался планами на будущее Джона, ведь хотел предложить ему одно подходящее вакантное место в своей команде ближайших подчинённых. Грубо говоря, у него были на друга планы, если у того не было своих. Но Ватсон как всегда мыслил проще. Работа. Съёмное жильё. Психолог тоже не помешает. Холмс предлагал помощь. Джон её игнорировал. Так они и расстались, восполнив немного недостаток более близкого и личного общения.       Доктору Ватсону некоторое время пришлось поболтаться без работы, едва-едва сводя концы с концами, проживая на военное пособие. Он также искал и человека, на пару с которым можно было бы снимать небольшую квартиру. Но, несмотря на природную терпеливость и терпимость, характер у него был тяжёлым, малообщительным, замкнутым, из-за чего ужиться ни с кем не получалось.       И всё же со временем, с помощью старого знакомого, нашёлся и человек, с которым ужиться он мог бы. И всё сложилось бы замечательно, если бы этот человек не оказался младшим братом лучшего друга, таким знакомым и чужим одновременно, Шерлоком Холмсом.       Несколько первых дней знакомства Джон изучал Шерлока, как и, вероятно, Шерлок Джона. Ватсон раздумывал, сообщить ли Майкрофту, который кое-что рассказывал о проблемном младшем брате, с которым он случайно познакомился. Но вовремя вспомнил, кем стал друг, и что, вероятно, о знакомстве тот уже знал.       Шерлок проблемным не казался, он ему казался очень живым, «высокоактивным социопатом» — как тот сам себя называл. Чем и отличался выгодно от старшего брата. Хотя различий, конечно, было больше. Для Майкрофта репутация была всем, а Шерлоку было на неё плевать. Майкрофт находил необходимость сдерживать эмоции, не показывая их никому, или и вовсе игнорировать их существование, Шерлок не находил необходимости в сдержанности. Майкрофту были важны нормы приличия, Шерлок считал, что они никому не нужны. Противоположности. Почти. Ведь оба были гениями с большой буквы, были высокого, чрезвычайно высокого мнения о себе, и столь же низкого мнения об окружающих.       Несколько дней Ватсон провёл в прострации, осознавая неожиданное знакомство. К гениям у него уже был иммунитет, но этот Холмс был не тем, к которому он привык. И Шерлок, изнывающий от скуки, а потому легко поддающийся мимолётным эмоциям и желаниям, зачастую эгоистичным, вводил его почти в шок. Джон пытался привыкнуть и раздумывал: а не сам ли Майкрофт свёл вместе лучше друга и младшего брата, чтобы приглядывать за ними сразу вместе?!       Все эти мысли так заняли его разум, что очнулся он от них только на пустой автомобильной парковке, когда оказался напротив друга.       — Чёрт тебя дери, Майкрофт, ты не нашёл лучшего места для встречи? — нервно возмутился Джон тяге к излишней подозрительности, видимо, всех Холмсов.       — Думаешь, одна из резиденций королевской семьи подошла бы больше? — иронично выгнул бровь дугой Майкрофт. Ватсон закатил глаза:       — Это из-за того, что я теперь проживаю с твоим братом? — в общем-то, риторически спросил он, ведь ответ и так был ясен. Но Холмс ответил, просто убийственно серьёзно:       — Да. Хочу тебе посочувствовать.       Джон хмыкнул, фыркнул, хохотнул и саркастично предположил, почему же он всё-таки попал в такую нелепую ситуацию между двумя гениальными Холмсами:       — Надоело его контролировать, потому решил повесить эту обязанность на меня?       — Раз уж две моих главных головных боли поселились в одном доме, будет разумно, если они будут контролировать друг друга, — пожал плечами как всегда расчётливый Майкрофт, опираясь на любимый зонт, словно на трость.       — Неужели в нашей стране всё так плохо, раз тебе не хватает времени на слежку за младшим братом и за другом? — не удержавшись, подколол Джон. Этого не стерпел уже Холмс, прикрикнув:       — Доктор Ватсон! — Джон посмотрел на друга и вздохнул: Майкрофт никогда не умел просить. То ли гордость не позволяла, то ли просто такое умение отсутствовало в длинном перечне его талантов, но факт оставался фактом. Он мог требовать, мог подводить людей хитрыми манипуляциями якобы к самостоятельному решению, мог создавать ситуацию, в которой у человека не оставалось бы выбора, кроме того, чтобы поступить так, как Холмсу выгодно, но просить — нет, не мог. Джон же понимал, что это именно что своеобразная просьба. Видать в тот миг его волновал младший брат, а друг был почти свободен, и ему он доверял, вот и решил…       Поэтому Доктор Ватсон, разворачиваясь к Майкрофту спиной и направляясь к машине, пообещал:       — Я прослежу.       И с того момента в его жизни появился второй Холмс. Совершенно невыносимый порой Холмс, что показало первое же расследование убийства, в которое с таким азартом включился сам Джон. Его собственная жизнь внезапно приобрела новые краски, казалось, потерянные после войны. И такая жизнь была как раз для него.       Но стреляя через окно соседнего здания, чтобы спасти Шерлока от его безрассудного самомнения и от сумасшедшего таксиста, Ватсон, кажется, понял, почему Майкрофт просил его, военного врача, за братом присмотреть.       Холмс, конечно, приглядывал и сам за склонным к безрассудному геройству другу и за чересчур уверенным в собственном разуме братом и вздохнул гораздо свободнее, когда Джон обещание выполнил. И пока его младший брат поражался способностям вроде бы ничем не примечательного военного врача, благодаря которым тот не только выследил его самого, но и хладнокровно убил человека, Майкрофт поспешил присоединиться к обсуждению. Но вопреки ожиданиям Шерлока, он обратился к ним обоим:       — Ещё одно преступление раскрыто. Это поднимает патриотический дух, — не очень убедительно заметил Холмс-старший, насмешливо, шумно вдыхая. И пренебрежительно заметил: — Но у вас двоих другая мотивация, да? — Ватсон молчал, Шерлок прищурился, пытаясь понять, почему старший брат обратился к ним с Джоном так, будто обоих знал очень давно. — Джон, ты мог и вовсе не пустить моего брата в это чёртово такси! — несколько недовольно заметил Майкрофт тем временем.       — Тебе прекрасно известно, что я не обладаю гениальным разумом, который, видимо, ваша семейная черта, — саркастично ответив, фыркнул Доктор Ватсон. И снова не сдержался от ядовитой шпильки, которые привык отпускать в сторону друга ещё в школе: — Так же как попадать в нелепые ситуации, несмотря на гениальный ум. Мог бы поблагодарить, что я успел…       — Джон, вы что, знакомы с Майкрофтом? — склоняя голову к плечу, спросил Шерлок, перебивая Джона голосом, полным недовольства и подозрений. Ведь он уже думал, что из Ватсона выйдет более-менее достойный партнёр, который сможет вытерпеть его невыносимый нрав. Но выходило, что пытаясь понять нового знакомого, он упустил деталь. Очень важную деталь, которая меняла всё. А Шерлок очень не любил упускать что-то из вида, чертовски не любил. И не прощал такие оплошности ни себе, ни их виновникам…       Майкрофт переглянулся с Ватсоном и неохотно признал:       — Джон мой… единственный друг ещё со школьных лет. — Лицо Шерлока мгновенно исказилось от гнева, будто его обманули в лучших чувствах. Едва сдержав порыв плюнуть и уйти от явных и теперь очевидных заговорщиков, он всё же заметил, желая прежде разобраться в ситуации:       — Ты о нём не рассказывал…       Но Майкрофт молчал. Зато, вздохнув, заговорил Доктор Ватсон:       — Зато вы, Шерлок, оказались не таким, каким описывал вас Майкрофт…       И понимая, что рассказывать о весьма непростой семье и внутрисемейных отношениях старший брат мог только лишь человеку, которому по-настоящему доверял, Шерлок легко поддался волне гнева:       — Опять пытаешься подсунуть мне соглядатая?! — возмутился он. — Ты же знаешь, я этого не потерплю!       — Кого кому подсовывают — ещё вопрос, — снова фыркнув, тихо пробормотал Джон себе под нос весьма мрачно.       — Ты вечно агрессивен! — парировал слова брата Майкрофт, тут же иронично интересуясь: — Тебе не приходило в голову, что мы на одной стороне?       — Майк, просто признайся, что это твоих рук дело, — прищурившись, непреклонным голосом потребовал Джон, думая, что это разрешит неожиданно неловкую ситуацию, в которой он оказался. — Я, якобы случайно, нашёл партнёра по аренде жилья, и этим партнёром оказался не кто-нибудь, а твой младший брат. Согласись, для людей, знающих тебя с детства, это совпадение подозрительно.       Майкрофт смерил друга наигранно удивлённым взглядом и, поднимая ладонь в защитном отрицательном жесте, произнёс:       — Клянусь, я тут не причём. Это чистая случайность! — слишком убежденно провозгласил он. Шерлок с Джоном переглянулись.       — Я верю, — произнёс Ватсон таким тоном, что сразу становилось ясно: всё в точности наоборот.       На некоторое время между Джоном и Холмсами повисла тишина, задумчивая и в равной степени подозрительная, разделённая на троих. Кажется, никто из них просто не знал, что сказать. Но это было не так. Они ждали того, кто первым решится задать вопрос, повисший в воздухе. И первым на это решился Шерлок, как самое заинтересованное лицо, так непривычно пребывавшее в неведении о сложившейся интриге между братом и новым знакомым.       — Джон, мой брат о чём-то вас просил в отношении меня, верно? — осторожно спросил он, хотя тактичность была ему совсем не свойственна. Шерлок ожидал увёрток от прямого ответа или откровенной лжи. Он ожидал что угодно, но только не искренней улыбки, расцветшей на губах Ватсона.       — Майкрофт не умеет просить, — с теплотой в голосе покачал он головой. — Но как военный врач и друг, я пообещал ему приглядывать за его младшим братом, раз уж тот так его беспокоил, — честно признался Джон. И для Шерлока его слова были словно ключиком к заветному ларцу понимания происходящего.       Да, теперь он убедился. Джон Ватсон действительно был лучшим другом его брата, раз уж он знал такие детали о нём, говоря при этом с искренней теплотой приязни в голосе. И Джон не был шпионом брата, потому что среди шпионов не было таких честных людей.       — А сообщать ему?.. — собирался было уточнить Шерлок, но одёрнул себя: — Всё верно. Вы бы не стали, даже лучшему другу. Это не в ваших принципах. — Некоторое время он молчал, принимая достаточно непростое для его гордости решение. Но он всё же его принял и сообщил: — Чтож, Джон, если это поможет моему брату перестать пытаться контролировать каждый мой шаг, а вы согласны стать моим ассистентом и терпеть ещё одного Холмса в своей жизни, я сделаю брату одолжение и присмотрю за вами… — насмешливо и хитро щуря глаза, пообещал он, глядя на брата. Майкрофт хмыкнул, недоумённо вскидывая бровь:       — Неужели ты готов пойти на компромисс?!       Шерлок передёрнул плечами, немного раздражаясь от необходимости объяснять свои решения человеку, который и сам мог всё понять, и всё же, больше для Джона, он ответил:       — Довольно сложно найти не бестолкового ассистента среди плотной толпы клинических идиотов, с уровнем интеллекта ниже, чем у устриц. А тут военный врач, да ещё и с высочайшими рекомендациями от самого Майкрофта Холмса! Грех упускать такой кадр… — ехидно заметил он, наигранно благодарно и польщённо прикладывая руку к сердцу и слегка склоняя голову.       — Ты всегда отбирал у меня мои игрушки, — скрипнув зубами, мрачно припомнил Майкрофт. — Но Джон…       — Что я слышу? Это ревность звучит в твоём голосе?! — почти засмеялся Шерлок.       А Джон? Джон улыбался, ведь песня этого диалога была ему давно знакома.       — Холмсы… — смеясь, закатил глаза он.       И странно ли, что с Шерлоком они действительно быстро поладили? Один желал развеять скуку и доказать свой гений, второй — не сидеть без общественно полезного дела и время от времени щекотать нервы, подогревая кровь чувством опасности, которое любил ещё с детства и которое Майкрофт пренебрежительно называл «глупым стремлением геройствовать». Разные цели, но один путь, один род деятельности. И сразу к двум Холмсам с таким разным отношением к жизни, с такой разной репутацией, между которыми он невольно стал посредником, он легко привык. И Майкрофту было спокойнее, и у Шерлока появился тот, на кого можно положиться. И всем троим было проще, особенно работать сообща, в очередной раз преданно спасая любимую Британию.       Одно было плохо. Репутация Джона со временем совсем испортилась, ведь он был лучшим другом братьев, одного из которых считали гением, а другого — психопатом…