***
Эта была ночь с пятницы на субботу. Тигрице спать хотелось неимоверно, но она продолжала сидеть в офисе и дописывать за наставника отчёты, попутно бросаясь грубыми словами в адрес лентяя, как она думала. Никакая благодарность не восполнит ей недосып и недоедание, а чёртовы бумажки, как будто не уменьшающиеся, наоборот увеличиваются в количестве. В одночасье её всё стало жутко раздражать, Накаджима фыркнула и поднялась со стула, посмотрела на часы, нахмурилась и пошла в кухню, чтобы налить себе ещё чашечку кофе, плевать, что она будет четвёртой. — Чёрт! Неужели так сложно сделать свою работу? — никак не могла она унять внутренний вулкан. — Снова всё делаю я! — Ацуши довольно шумно поставила чашку на стол, разворачиваясь за банкой растворимого кофе к навесному шкафчику. — А ведь если не сделаю, Куникида-сан в очередной раз устроит скандал! — первая ложка, вторая ложка, третья… — Блин! Слишком много! — Как можно быть таким некомпетентным?! — Накаджима пересыпала обратно лишний порошок и громко захлопнула дверцу несчастного шкафчика. — Таким безответственным?! — сахара она положила аж три ложки и убирать ничего не собиралась, просто отшвырнула от себя чайный прибор, попав прямо в раковину с характерным шумом. — Просто взял и сбросил всё на меня! — девушка взяла в руки чайки. — Опять он это сделал! Уже второй год подряд! — налила кипяток. — Ну почему я не могу просто отказаться?! — и захныкала, понимая причину. «Опять он ушёл пораньше с какой-то девушкой, — обидчиво подумала Ацуши, — и на что я вообще надеюсь, делая его работу? Что он меня заметит? Да ни черта он меня не заметит! Как обычно бросит своё «спасибо» и ускачет в кафе к новым посетительницам! Какой же глупой надо быть, чтобы прикрываться криками Куникиды-сана! Идиотка! Идиотка! И зачем он вообще мне нравится?» Усевшись на единственный деревянный стул, Накаджима грустно посмотрела за окно. Темно. Кажется, собираются тучи. И на душе так же мерзко, как на улице. Хотелось плакать, но слёзы почему-то не льются. Каждый раз, когда он с кем-нибудь флиртовал, хотелось плакать, а не получается! Только поджав губы, Накаджиме приходилось терпеть уколы в сердце. А теперь она снова сидела в офисе поздней ночью, думая о несбыточном, злясь больше на себя, чем на наставника. Ночное одиночество её порядком замучило, поэтому долго оставаться на стуле было нельзя. Хотелось залезть в футон и спать, спать, спать… Она вздохнула, взяла чашечку и встала. «Он уже, наверно, давно спит, — подумала Ацуши. — С какой-нибудь девушкой», — и горько усмехнулась. Добивать саму себя собственными мыслями — так глупо, но иначе не получается. Большинство мыслей о нём, а он… слишком далёкий, слишком чужим иногда кажется. И вот уже два года Накаджима глотает свои обиды, печали. — А ведь до общежития идти минут двадцать. — развернувшись, блондинка застыла в молчании, затем послышался громкий звон разбитого стекла о пол, и горячая жидкость поползла в сторону появившегося из ниоткуда мужчины. Дазай выглядел отстранённо, смотрел пустыми глазами прямо на подчинённую, не отводил взгляд. От него веяло сигаретами и чем-то с металлическим привкусом. Запах крови Накаджима всегда узнает, особенно, если она свежая. Осмотрев наставника, Ацуши вздрогнула: алые капли на правом рукаве, ссадина на щеке, синяки, порезы, да и в целом потрёпанный вид не вызывал хороших эмоций. Их молчание затянулось до минуты. Накаджима подавляла в себе желание завалить Осаму вопросами, а второй находился, как будто в трансе. Он очнулся, когда девушка перед ним вздохнула и отвела голову в сторону окна. Тогда Дазай впервые подумал о том, что Ацуши как-то изменилась за два года. Неужели она выучила, в каких моментах лучше не доставать его, а в каких можно? Или это у неё на уровне инстинктов? Он хмыкнул своим мыслям, отмечая у себя в голове ещё кое-что. Дазай сделал шаг в её сторону, задевая осколки, кажется, намеренно, Накаджима тут же обратила внимание на звук. — Ох, простите, Дазай-сан, я сейчас уберу всё. — Тигрица засуетилась, пока Осаму терпеливо стоял в стороне. В его голове засела мысль, которая не казалась ему такой уж дурной. «В качестве эксперимента, в принципе, можно попробовать», — думал он, внимательно следя, как Накаджима убирает осколки. Управлял ли им наркотик, который час назад подсунул Накахара? Или это был алкоголь, который после секретной миссии глотнул Осаму? Нет, ответа не было, и знать его мужчина определённо не хотел. Хотелось думать, что он в своём уме, в своём трезвом уме, ведь от трёх глотков виски он не пьянел обычно. — Эм… — заговорила она. — Я куплю новую. — поникшая Накаджима вызывала смешанные чувства, больше всего, конечно, ядовитую улыбку. Знал ли детектив о влюблённости подчинённой? Конечно, чёрт возьми, знал! И пользовался этим часто, пусть и незаметно даже для Ацуши. — Угу, — кивнул детектив и сделал шаг в её сторону, она инстинктивно отошла. — Конечно, купишь. — Дазай усмехнулся, продолжая наступать. Каждый ли раз после общения с Накахарой в голове Дазая появляются грязные мыслишки? О да, ведь Осаму прирождённый маньяк и гений в одном лице. — Ну… мне пора… — замямлила девушка, не понимая намерений Осаму и ойкнула, когда его холодная рука коснулась её тёплой ладони. — Д-Дазай-сан? Что Вы… — Помолчи, — он шумно выдохнул, притягивая блондинку к себе, отчего та покраснела, часто заморгала и отвела глаза. — И смотри на меня. — второй рукой мужчина коснулся левой щеки Тигрицы, Накаджима невольно взглянула на наставника, от волнения закусывая нижнюю губу. Приказной тон, общая отстранённость — из всего этого ярко выделялись тёмные глаза, горящие азартом и жаждущие чего-то, от этого Ацуши стало не по себе, закрепляли эффект неожиданности мягкие прикосновения, даже чересчур ласковые. — Дазай-сан? — испуганно прошептала она и в тот же момент была прижата к ближайшей стене, грубо заткнутая поцелуем. Одной ладонью он перехватил обе руки блондинки, упирающиеся ему в грудь, и чтобы они не мешали в дальнейшем, завёл их над головой Тигрицы, прижимая к стене. Протестующее мычание закончилось после первого же значительного укуса за нижнюю губу, но Накаджима не сдалась просто так, хотя хотелось ей это очень сильно. Хотелось довериться Дазаю, но помешали сему воспоминания о его флиртах с другими девушками прямо во время рабочего дня. Ацуши сомкнула губы, зажмурилась, мысленно успокаиваясь: «Он пьян. Он не в себе. Завтра всё забудет!» — помогало слабенько. Осаму усмехнулся. От этого девушке стало в разы страшнее. Он оторвался от неё, посмотрел в распахнутые глаза, посмотрел, словно он хищник, наконец нашедший долгожданную добычу. Медленно опустил её руки, не сокращая расстояния, не разрывая зрительный контакт. Накаджима паниковала. Она понятия не имела, что творится с её наставником. Даже будучи пьяным, Дазай ни разу не пытался лезть к ней. Всегда отшучивался и с грохотом уходил в своё общежитие. В тот момент Тигрице он не казался неадекватным, напротив — Осаму выглядел серьёзнее обычного. Хотелось сбежать. Но загнанная в угол Накаджима не знала, как это сделать. Она знала: что-то не так, и это «что-то» происходило с Дазаем. И как бы не хотелось ему ответить — нельзя. Пока она переходила от одной мысли к другой, детектив пригнулся к её ушку, будто специально задевая кончиком языка тонкую и чувствительную кожу, прошептал нечто, отчего Ацуши сама невольно прижалась к стене сильнее и, чуть не плача, взглянула на Осаму, случайно задев рукой его руку. Отдёрнуть не удалось, Накаджима замерла в немом ужасе, и Дазай аккуратно прикоснулся губами к тыльной стороне ладони, не сводя взгляда с блондинки. Он был чудовищем, знающим это, буквально демоном для Ацуши в тот момент. Ухмыляющимся, жестоким, опаснейшим из всех других! Она дрожала всем телом, смотря не на мужчину, а на пол, и внезапно… улыбнулась. То ли истерически, то ли специально, но Дазай от этого только шире усмехнулся. Слёзы, как и обычно, не лились из её глаз, а что-то в голове заговорчески шепнуло: «Ты ведь сама этого хочешь», — и как же был прав этот треклятый голос. Хотелось. Хотелось до страшного смеха. Как глупо и как наивно! «Я возьму тебя прямо на столе, если не позволишь целовать». «Пусть целует! Пусть насилует! Пусть хоть убьёт! Мне надоело! Я устала от этого! Устала притворяться для него послушной подчинённой! Надоело молча видеть, как он целует какую-то дуру! Пусть целует меня! Два года… Два года впустую! Пусть хоть сейчас…» — В твоих глазах нет отчаяния, — едко прокомментировал детектив, когда Тигрица подняла голову. — Как и протеста, Дазай-сан. — она засмеялась. Так, как обычно смеются ненормальные, как обычно смеётся Осаму, при встречах с Накахарой. Чтобы разозлить, распалить, вынудить действовать. Медлить мужчина не стал, грубо притянул девушку и сразу проник в её маленький ротик, довольно улыбнулся, когда её руки оказались на его шее, и Ацуши прижалась к его торсу сильнее. Всё её раннее недовольство наставником исчезло вмиг, а страх, похоже, заглушил адреналин. Накаджима продолжала не понимать совершенно, однако двухлетняя тайная влюбленность… Ох уж эти чувства! Ацуши не была помешана на Осаму. Нет-нет! Она не прямо-таки восхищалась семпаем. Знала о темном прошлом, старалась принять его странное увлечение, пыталась подходить ему. Но разве неуверенная в себе ходячая катастрофа может подойти этому сумасшедшему гению, потерявшему всякий смысл? Ответа девушка не знала. Точнее, он был ей и не нужен. Внутренний зверь уже высказал своё мнение, и Накаджима, согласившись, не могла упустить свой шанс, возможно, ставший первым и последним. Да, наверно, на следующий день Дазай бы сделал вид, словно ничего не было, наверно, в тот момент он был всё-таки не в себе, а после посчитает свои действия огромной ошибкой, но одна его рука так крепко сжимает её талию, а вторая ненормально нежно поглаживает область шеи, поэтому у Ацуши голова кругом идёт, он слишком страстно целует её губы, после углубляясь, он наслаждается каждым её полустоном, довольно лыбится, когда она переводит дыхание, краснея всё сильнее и сильнее. Пусть следующий день будет позже, сейчас Накаджиме просто необходимо было чувствовать его, Осаму, в непозволительной близости. В ту ночь она впервые оказалась в его комнате, впервые попробовала дорогое красное вино и впервые почувствовала, что не плевать на ошибку, которую она совершает. Что плохого в том, что она в него влюблена? Что плохого в том, что её потаённая мечта, наконец, сбылась? Он уже предупредил, что не остановится, она уже дала своё согласие на любые его извращения. Никаких долгих нежностей. Дазай хищно осматривал обнаженное тело, припадал губами к груди, рвано и грубо целовал губы, отчего они стали припухшими, хотелось прикасаться к этой сорвавшейся с цепи девушке снова и снова, пока она не перестала бы так пошло на него смотреть, пока не сорвала бы свой прекрасный голос! Бордовые отметины, которые он болезненно оставлял на её тонкой шее, на выпирающих ключицах, на грудях и по всему телу, ныли, отрезвляли Тигрицу, но ненадолго, потому что Осаму вновь вынуждал её брать в рот его член. Сначала робко она посасывала головку, проводила язычком, будто проверяя что-то, а после провела линию по всему пенису, удовлетворяясь его стоном. Наращивать темп Ацуши начала, когда полностью убедилась: Дазай получал определенное наслаждение. Он сжимал её недлинные волосы, будто заставляя блондинку брать больше с каждым новым разом, но Накаджима была вовсе не против. Внезапный испуг пришёл к ней, когда Дазай приставил головку члена к её половыми губками. Ещё раз в чувство её привело осознание: девственница. Руки крупно задрожали, она схватилась за плечи Осаму, оставляя красные отметины от ноготков. Но его ничего не останавливало. Совсем ничего. Ни громкий вскрик. Ни её просьбы. В последующем он только усмехнулся, слыша довольные стоны и, как она двигается ему навстречу.***
«Что-то явно не так», — встревоженно думала Изуми Кёка, когда в очередной раз её подруга пришла домой почти к рассвету. Действительно. И это «не так» продолжается неделю с небольшим. Ацуши растрепанная, видно, от быстрого бега, странно довольная и какая-то… Она не была больше Накаджимой Ацуши. Девушка, приходившая под утро, была совершенно другой. В ней было что-то отталкивающее, что-то такое… Хм, знакомое Кёке, но не веющее ничем хорошим. В офисе сыщиков всё оставалось так же: болтовня, ругань Куникиды на Дазая, высокомерные речи Рампо и куча дел. Изменений как таковых в Ацуши никто не замечал, а Изуми хмурилась, думая, что накручивает себя. Тем временем Дазай Осаму вёл себя больше чем обыкновенно. Ленив, хитер и шутлив. Правда, в кафе не спускался и девушек не вызывался «сопроводить до дома». А потом Кёка внезапно услышала: «Я переезжаю», затем «Потом расскажу куда. Ты только не волнуйся, хорошо?». Хорошо бы не волноваться, да только не выходит.